Радикалізація позицій у політичній філософії Австрійської (Віденської) економічної школи: Мюрей Ротбард і модерний проект

Тема 5:  «Радикалізація позицій  у політичній філософії 
Австрійської (Віденської) економічної школи: 
Мюрей Ротбард і модерний проект». 
 
1. Ідеї класичного лібералізму як відпровідний пункт будь-якого політичного філософування. Ротбардівська теорія природного закону. 
2. Політична філософія як філософія свободи. Режим «чистої свободи». Від ідеї свободи до ідеї власності. Злочинність як «питома вада». 
3. Держава проти свободи. Держава та інтелектуалиJ 
 
Лектура: 
Мюррей Ротбард. Этика свободы. Част.І «Природний закон» розділи 1-5, част.ІІ «Теорія свободи» розділи 1-7, част.ІІІ «Держава проти свободи» розділи 1-3. 
http://log-in.ru/books/myurreiy-rotbard-etika-svobody-myurreiy-rotbard-socsialnoe/ 
http://libertynews.ru/node/142 (скорочений варіант) і т.д.

Огляд "Етика  Свободи" за М. Ротбард.

Часть I. Введение. Естественный закон, Глава 1. Естественный закон и разум

В споре о природе человека, а также о более широком  и противоречивом понятии «естественный  закон» обе стороны многократно  провозглашали, что естественный закон  и теология неразрывно связаны между  собой. В результате, многие приверженцы  естественного закона серьезно ослабляли  свою позицию, допуская, что только рациональные, философские методы не способны установить подобный закон  – чтобы раскрыть данное понятие, необходима теологическая вера. Со своей стороны, противники естественного  закона радостно с этим соглашались; поскольку вера в сверхъестественное считается необходимой для приверженности естественному закону, этот последний  концепт следует изгнать из научного, секуляристского дискурса и поместить  в таинственную сферу богословских трудов. В итоге, идея естественного  закона, основанного на разуме и  рациональном исследовании, была почти  полностью утрачена. 
Таким образом, сторонник рационально установленного естественного закона должен противостоять враждебности обоих лагерей.

Дело в том, что сами цели выбираются с помощью разума; и «правильный разум» предписывает человеку надлежащие цели, а также  средства их достижения. Для сторонника томизма либо теоретика естественного  закона, всеобщий моральный закон  для человека является частным случаем  в системе естественного закона, который правит всеми сущностями в мире, каждая из которых обладает своей природой и своими целями.

Таким образом, недвусмысленно заявим: согласно томистской традиции, естественный закон являлся и  этическим, и физическим; причем орудием, с помощью которого человек постигал подобный закон, был разум, а не вера, или интуиция, или благодать, откровение либо что-то еще. В современной атмосфере  жесткого противопоставления естественного  закона и разума – особенно на фоне иррациональных настроений «консервативной» мысли – к такому суждению невозможно обращаться чересчур часто. Следовательно, Св. Фома Аквинский, по словам знаменитого  историка философии отца Коплстона, «подчеркивал место и функцию  разума для морального поведения. Он [Аквинат] разделял взгляды Аристотеля, согласно которым именно обладание  разумом отличало человека от животных», причем именно разум «позволяет ему  действовать обдуманно, учитывая осознанно  поставленную цель, и поднимает его  над уровнем сугубо инстинктивного поведения».

«Если утверждается, что моральное  поведение является рациональным поведением, то это означает следующее – поведение  в соответствие с правильным разумом, то есть разумом, постигающим цель, хорошую для человека, и предписывающим средства для достижения этой цели». 
Таким образом, согласно философии естественного закона, разум не обречен – как это понимается в современной пост-юмовской философии – быть всего лишь рабом страстей, вынужденным заниматься перебором средств для достижения произвольно выбранных целей. 
Дело в том, что сами цели выбираются с помощью разума; и «правильный разум» предписывает человеку надлежащие цели, а также средства их достижения.

«Дело в том, что, в противоположность  естественному закону, позитивистская социальная наука... характеризуется  игнорированием разума либо борьбой  против разума...

Согласно позитивистской интерпретации релятивизма, которая  преобладает в сегодняшней социальной науке, ... разум может сообщить нам, какие средства соответствуют каким  целям; при этом он не может сказать  нам, какие достижимые цели следует  предпочесть иным достижимым целям. Разум не может указывать нам, что мы должны выбирать достижимые цели; если кто-либо "предпочитает желать невозможного", разум может сообщить ему, что он действует иррационально, однако не может указывать ему, что  он должен действовать рационально  или что действовать иррационально  означает действовать плохо либо бесчестно. Если рациональное поведение  сводится к выбору правильных средств  для достижения правильной цели, то релятивизм по сути учит, что рациональное поведение невозможно».

Часть I. Введение. Естественный закон, Глава 2. Естественный закон как наука

Таким образом, естественный закон определяет, что является лучшим для человека – какие цели должен ставить перед собой человек, чтобы они лучше всего гармонировали  с ним и наилучшим образом  содействовали осуществлению его  природы. В содержательном смысле, следовательно, естественный закон предлагает «науку счастья», устанавливая пути, которые  приведут к подлинному счастью. В  противоположность этому, праксиология либо экономика – наряду с философией утилитаризма, с которой такая  наука тесно связана, – интерпретирует счастье в сугубо формальном смысле как осуществление тех целей, которые людям довелось, по какой  бы то ни было причине, поместить высоко на своей шкале ценностей. Выполнение этих целей дает человеку «полезность» или «удовлетворение» или «счастье». Ценность в смысле оценки или полезности является полностью субъективной и  определяется каждый индивидом. Такая  процедура является совершенно правомерной  для формальной науки праксиологии или для экономической теории, однако необязательна за пределами  такой науки. Дело в том, что в  рамках этики, основанной на естественном законе, цели в различной степени  оказываются для человека хорошими или плохими; ценность здесь является объективной – она определяется естественным законом человеческого  бытия, и здесь «счастье» для  человека понимается в разумном, содержательном смысле.

Как формулирует отец Кинили (Kenealy):

"Данная философия  устанавливает, что действительно  имеется объективный моральный  порядок в пределах досягаемости  для человеческого интеллекта, причем  человеческие общества осознанно  ограничивают себя и подчиняются  этому порядку и от него  же зависит покой и счастье  индивидуальной, национальной и  международной жизни".

Популярное философское возражение против этики, основанной на естественном законе, состоит в том, что она  смешивает, или отождествляет, реализм  факта и ценность. Для целей  нашей краткой дискуссии будет  достаточно реплики Джона Уилда (Wild):

"В ответ  мы можем указать на то, что  их представление [основанное  на естественном законе] отождествляет  ценность не с существованием, а скорее с осуществлением  наклонностей, обусловленных структурой  существующего субъекта. Более того, эта доктрина отождествляет зло  не с не-существованием, а скорее с неким способом существования, при котором естественные наклонности оказываются подорванными и не могут реализоваться. . . . . Молодое растение, чьи листья вянут из-за недостатка света, не является несуществующим. Оно существует, но в нездоровой или полной лишений форме. Испорченный человек не является несуществующим. Он существует, однако его естественная мощь остается частично нереализованной. . . . . Данное метафизическое возражение основано на популярном допущении, что существование являются полностью законченным или завершенным . . . . [Однако] хорошим является именно осуществление бытия".

Однако профессор Хессельберг (Hesselberg) показал, что Юм, в ходе собственных  рассуждений, был вынужден повторно ввести концепцию естественного  закона в свою социальную философию  и, прежде всего, в свою теорию справедливости, таким образом подтверждая остроту  Этьена Жильсона: «Естественный закон  всегда хоронит своих гробовщиков».

В самом деле, рассуждая  о справедливости и значимости прав частной собственности, Юм был вынужден написать, что разум способен установить такого рода социальную этику:

«природа обеспечивает средство исцеления в виде рассудительности и понимания для того, что является беспорядочным и неудобным в  аффектах» – иначе говоря, разум  может оказаться высшим по отношению  к страстям.

Мы увидели из наших  рассуждений, что доктрина естественного  закона – представление о том, что объективная этика может  быть установлена с помощью разума, – в современном мире должна противостоять  двум могущественным группам противников, причем обе жаждут опорочить мощь человеческого разума, способного принимать  решения о назначении человека. Такими противниками являются фидеисты, которые  убеждены в том, что этика может  быть только дарована человеку с помощью  сверхъестественного откровения, а  также скептики, которые убеждены в том, что человек должен строить  свою этику на основе произвольных прихотей либо эмоций. Мы можем подвести итог, обратившись к резким, но проницательным суждениям профессора Гранта

"относительно  странного современного союза  между теми, кто сомневается в  способности человеческого разума  во имя скептицизма (возможно, научного по происхождению), и  теми, кто уничижает эту способность  во имя религии откровения. Требуется  всего лишь изучить размышления  Оккама, чтобы понять, насколько  древним является этот союз. Поскольку  в текстах Оккама можно увидеть,  как философский номинализм, неспособный  справиться с проблемой практической  достоверности, разрешает ее с  помощью произвольной гипотезы  откровения. Воля, обособленная от  интеллекта (как это должно быть  в номинализме) может добиваться  достоверности только с помощью  подобной произвольной гипотезы. . . .

С исторической точки зрения интересен тот факт, что две  эти антирационалистические традиции – одна либерально-скептическая и  другая, сторонников протестантского  откровения, – должны были первоначально  исходить из двух. . . противоположных  представлений о человеке. Протестантская зависимость от откровения возникает  из огромного пессимизма по отношению  к человеческой природе. . . . Легко  усваиваемые либеральные ценности берут начало из великого оптимизма. Тем не менее . . . , разве не является доминирующей традицией Северной Америки  протестантизм, который был преобразован с помощью прагматической технологии и либеральных устремлени?"

Часть I. Введение. Естественный закон, Глава 3. Естественный закон versus позитивный закон

Если, таким образом, естественный закон обнаруживается разумом на основе «фундаментальных наклонностей человеческой природы… абсолютных, неизменных и обладающих всеобщей достоверностью для любого времени и места», то из этого следует, что естественный закон обеспечивает объективный  набор этических норм, с помощью  которого можно оценивать человеческие действия в любое время и в  любом месте.

Фактически, правовые принципы любого общества могут быть установлены  тремя альтернативными способами: (a) в результате следования обычаю данного  племени или сообщества; (b) через  подчинение произвольной, формируемой ad hoc воле тех, кто правит аппаратом  Государства; либо (c) через использование  разума человека для обнаружения  естественного закона – иначе  говоря, с помощью рабской преданности  обычаю, с помощью произвольной прихоти  либо через использование человеческого  разума. В сущности, это единственные возможные способы установления позитивного закона. Здесь мы можем  просто заявить, что последний метод  является, безусловно, самым подходящим для человека, в соответствие с  его наиболее благородной и полной человечностью, и потенциально самым  «революционным» по отношению к  любому заданному статус-кво.

В нашем столетии, пренебрежение  и высмеивание самого существования  естественного закона ограничило предлагаемое людьми оправдание правовых структур до пунктов (a) или (b), либо некоторой  смеси первого и второго. Это  остается верным даже по отношению  к тем, кто пытается следовать  политике индивидуальной свободы. Поэтому  встречаются такие либертарианцы, которые станут попросту и некритично принимать обычный закон, невзирая на его многочисленные антилибертарианские  изъяны. Другие, подобно Генри Хэзлитту (Hazlitt), отбросят все конституционные  ограничения для деятельности правительства  и будут опираться исключительно  на волю большинства, выраженную через  представительство. По-видимому, ни одна из этих групп не понимает концепцию, согласно которой структура рационального  естественного закона должна применяться  как ориентир для формирования и  реформирования какого бы то ни было существующего  позитивного закона.

Так что, для Актона индивид, вооруженный  моральными принципами на основе естественного  закона, в результате оказывается  на твердой позиции, стоя на которой  он подвергает критике существующие режимы и институты, выставляет их перед  мощным и беспощадным светом разума. Даже гораздо меньше ориентированный  на политику Джон Уилд (Wild) недвусмысленно охарактеризовал неотъемлемо радикальную природу теории естественного закона:

философия естественного  закона защищает рациональный статус отдельного индивида и его право  критиковать словом и делом любой  существующий институт или социальную структуру с точки зрения универсальных  моральных принципов, которые можно  постичь только с помощью индивидуального  интеллекта.

означает «консерватизм»? Напротив, тот факт, что теоретики естественного  закона выводят из самой природы  человека неизменную структуру закона, который не зависит от времени  и места или от привычки, либо авторитета, либо групповых норм, превращает этот закон в могущественную силу для радикального изменения. Единственным исключением могли бы стать крайне редкие случаи, когда позитивный закон случайно совпадает во всех аспектах с естественным законом, открытым с помощью человеческого разума.

Часть I. Введение. Естественный закон, Глава 4. Естественный закон и естественные права

Как мы уже указывали, главным  недостатком теории естественного  закона – от Платона и Аристотеля до томистов и далее вплоть до Лео  Штрауса и его сегодняшних  сторонников – является приверженность позиции государственника (statist), а  не индивидуалиста. Эти «классические» теории естественного закона полагают ареной хороших и добродетельных действий Государство, а индивидов  рассматривают как всецело подчиненных  действиям Государства. Таким образом, исходя из правильного суждения Аристотеля о том, что человек является «социальным  животным» и что его природа  лучше всего подходит для социальной кооперации, сторонники классической позиции затем неправомерно переходили к почти полному отождествлению «общества» и «Государства» и, следовательно, к принятию Государства как основной арены добродетельного действия. Напротив, это были именно левеллеры  и в особенности Джон Локк в  Англии XVII столетия, кто преобразовали  классический естественный закон и  превратили его в теорию, основанную на методологическом и, следовательно, политическом индивидуализме. Из локковского  подчеркивания особой роли индивида как субъекта действия, как существа, которое размышляет, ощущает, делает выбор и действует, проистекала  его концепция естественного  закона в политике как установления естественных прав каждого индивида. Так что именно локковская индивидуалистическая традиция в дальнейшем оказала глубокое влияние на американских революционеров и на господствующую традицию либертарианской  политической мысли в революционной, новой нации. Именно на эту традицию либертарианства естественных прав пытается опираться данное сочинение.