Таким образом, в свободном
обществе, которое мы описываем, вся
собственность в конечном итоге
сводится к естественно данной каждому
человеку собственности на самого себя
и на земельные ресурсы, которые
человек преобразует и вовлекает
в производство. Свободный рынок
является обществом с добровольными и,
следовательно, взаимовыгодными обменами
титулами собственности между специализированными
производителями. Часто выдвигались обвинения
в том, что эта рыночная экономика основана
на порочной доктрине, согласно которой
труд «трактуется как товар». Однако естественный
факт состоит в том, что трудовая услуга
и в самом деле является товаром, поскольку,
как в случае материальной собственности,
чья-либо трудовая услуга может быть отчуждена
и обменена на другие блага и услуги. Трудовая
услуга индивида отчуждаема, но его воля
– нет. Более того, самое счастливое обстоятельство
для человечества заключается в том, что
это именно так; поскольку данная отчуждаемость
означает (1) что учитель, либо врач, либо
кто-то еще может продать свои трудовые
услуги; и (2) что рабочие могут продавать
свои трудовые услуги, преобразую блага
для капиталистов за деньги. Если бы это
невозможно было делать, то структура
капитала, необходимая для цивилизации,
не могла бы создаваться и чьи-либо жизненно
важные трудовые услуги не могли быть
приобретены другими людьми.
Различие между отчуждаемой
трудовой услугой человека и его
неотчуждаемой волей можно объяснить
более подробно: человек может
отчуждать свою трудовую услугу, но
не может продать капитализированную
будущую ценность данной услуги. Иначе
говоря, он не может, по природе, продать
себя в рабство и быть вынужденным
к такой продаже – поскольку
это означало бы, что ему пришлось
бы в обмен отказаться от будущей
воли по отношению к собственной
личности. Иначе говоря, человек
может естественно применять
свой труд в настоящий момент для
выгоды кого-то другого, но не может
передать себя, даже если бы желал этого,
в качестве постоянного средства
производства для другого человека.
Дело в том, что он не может избавиться
от собственной воли, которая может
измениться в будущем, через несколько
лет, и разрушить нынешнее соглашение.
Понятие «добровольное рабство»
на самом деле является противоречивым,
поскольку пока работник остается полностью
подчиненным воле своего господина
добровольно, он все еще не является
рабом, поскольку его подчинение
добровольное; тогда как, если позже
он изменит свое мнение и господин
принудительно обратит его в
рабство, то рабство не будет добровольным.
Однако подробнее обсудим принуждение
позже.
Общество, которое мы описываем
в этом разделе – общество со
свободным и добровольным обменом
– может быть названо «свободным
обществом», или обществом «чистой
свободы». Значительная часть данной
книги будет посвящена разработке
следствий подобной системы. Термин
«свободный рынок», хотя и верно
обозначает крайне важную сеть свободных
и добровольных обменов, является недостаточным,
если выйти за пределами в узком
смысле экономического или праксеологического.
Дело в том, что жизненно важно
осознать следующее: свободный рынок
представляет собой обмены титулами
собственности и, следовательно, свободный
рынок с необходимостью встроен
в более широкое свободное
общество – с определенной структурой
прав собственности и титулов
собственности. Мы описывали свободное
общество как такое общество, в
котором титулы собственности основаны
на фундаментальных естественных фактах
для человека: собственности каждого
индивида – посредством своего эго
– на собственную личность и собственный
труд и его собственности на земельные
ресурсы, которые он находит и
преобразует. Естественная отчуждаемость
материальной собственности наряду
с трудовой услугой человека делает
возможной сеть свободных обменов
титулами собственности.
Режим чистой свободы –
либертарианское общество – может
быть описан как общество, в котором
никакие титулы собственности не
«распределяются», в котором, иначе
говоря, собственность ни одного человека
на свою личность не ставится под сомнение,
не нарушается и не подвергается вмешательству
со стороны кого-либо еще. Однако это
означает, что абсолютной свободой,
в социальном смысле, может пользоваться
не только изолированный Крузо, но любой
человек в любом обществе, независимо
от того, насколько оно сложное
или развитое. Дело в том, что каждый
человек обладает абсолютной свободой
– чистой свободой, – если, подобно
Крузо, его «естественно» присвоенная
собственность (на свою личность и на
материальные блага) является свободной
от посягательства либо пренебрежения
со стороны другого человека. И, разумеется,
находясь в обществе со свободными
обменами, каждый человек может обладать
абсолютной свободой не в крузоподобной
изоляции, а в условиях цивилизации,
гармонии, коммуникабельности и гораздо
большей продуктивности посредством
обменов собственностью с другими
людьми. Тогда абсолютная свобода
не должна утрачиваться, как цена, которую
мы должны уплатить за появление цивилизации;
люди рождаются свободными и никогда
не сталкиваются с необходимостью быть
в цепях. Человек может добиться
вольности и изобилия, свободы
и цивилизации.
Эта истина будет сокрыта,
если мы станем настаивать на путанице
между «вольностью» или «свободой»
и мощью. Мы уже видели абсурдность
утверждения о том, что человек
не имеет свободы воли, потому что
не обладает мощью, чтобы нарушить законы
своей природы – потому что
не может перепрыгнуть океан за один
прыжок. Столь же абсурдно утверждать,
что человек не является «подлинно»
свободным в свободном обществе,
потому что в таком обществе ни
один человек не «свободен» совершить
агрессию против другого человека или
захватить его собственность. Здесь,
вновь, критик по сути имеет дело не
со свободой, а с мощью; в свободном
обществе ни одному человеку не будет
позволено (или никто не позволит
самому себе) захватывать собственность
другого. Это означало бы, что мощь
его действий будет ограничена; так
же, как мощь человека всегда ограничена
его природой; это не означало бы
какого-либо урезания свободы. Дело в
том, что если мы определим свободу,
вновь, как отсутствие вмешательства
со стороны другого человека в
личность каждого человека или в
его собственность, тогда можно
будет наконец проститься с фатальным
смешением свободы и мощи. Тогда
мы ясно увидим, что так называемая
«свобода воровать или нападать»
– иначе говоря, совершать агрессию
– является вовсе не состоянием
свободы, поскольку это допускало
бы, что кто-либо, жертва нападения,
будет лишен права на личность
и собственность – иначе говоря,
его свобода будет нарушена. Тогда
мощь каждого человека необходимым
образом ограничена фактами человеческого
существования, природой человека и
его мира; однако это является одной
из великолепных особенностей человеческого
существования, что каждый индивид
может быть абсолютно свободным,
даже в мире со сложными взаимодействиями
и обменом. По-прежнему остается верным,
что мощь любого человека действовать
и делать и потреблять гораздо
больше в таком мире со сложным
взаимодействием, чем она может
быть в примитивном обществе или
обществе Крузо.
Жизненно важный момент: если
мы стремимся разработать этику
для человека (в нашем случае,
раздел этики, относящийся к насилию),
тогда, чтобы стать обоснованной
этикой, эта теория должна оставаться
верной для всех людей, где бы они
ни находились во времени или в
пространстве. Это является одним
из замечательных свойств естественного
закона – его применимость ко всем
людям, независимо от времени или
места. Таким образом, этический
естественный закон занимает свое место
наравне с физическими, или «научными»
естественными законами. Однако общество
свободы является единственным обществом,
в котором одно и то же фундаментальное
правило может применяться к
каждому человеку, независимо от времени
или места. Здесь действует один
из способов, с помощью которых
разум может предпочесть одну
теорию естественного закона конкурирующей
теории – в точности, как разум
может выбирать между различными
экономическими или иными конкурирующими
теориями. Таким образом, если кто-либо
заявляет, что семейства Гогенцоллернов
или Бурбонов имеют «естественное
право» управлять всем остальными,
то учение такого рода легко опровергнуть,
просто указывая на тот факт, что
здесь не имеется единообразной
этики для каждого индивида: ранг
кого-либо в этическом порядке
зависит от случайного обстоятельства
– является он Гогенцоллерном или
нет. Сходным образом, если кто-либо
утверждает, что каждый человек имеет
«естественное право» на трехразовое
сытное питание в день, то совершенно
очевидно, что перед нами ошибочная
теория естественного закона или
естественных прав; дело в том, что
имеются бесчисленные времена и
места, где физически невозможно
обеспечить трехразовое сытное питание
в день для всех или даже для
большинства населения. Следовательно,
это не может быть установлено
в качестве своего рода «естественного
права». С другой стороны, рассмотрим
всеобщий статус для этики свободы
и естественное право на личность
и собственность, которое следует
из такой этики. Дело в том, что
индивид, в любое время и в
любом месте, может быть охвачен
фундаментальными правилами: собственность
кого-либо на самого себя, собственность
на ранее не используемые ресурсы, которые
кто-либо может присвоить и преобразовать;
и собственность на все титулы,
извлеченные из этой первоначальной
собственности – с помощью
либо добровольных обменов, либо добровольных
подарков. Эти правила – которые
мы можем назвать «правилами естественной
собственности» – можно легко
применять и защищать подобную собственность,
независимо от времени или места,
и независимо от экономических достижений
общества. Невозможно для любой иной
социальной системы быть принятым в
качестве всеобщего естественного
закона; поскольку если существует
какое-либо правило о принуждении
одного индивида или группы по отношению
к другим (и все правила с
примесью подобной гегемонии), тогда
невозможно применить одинаковое правило
для всех; только лишенный правителя
(rulerless), чисто либертарианский мир
может выполнить требования естественных
прав и естественного закона или, что
более важно, может соответствовать условиям
всеобщей этики для всего человечества.
Часть II. Теория Свободы,
Глава 3. Межличностные отношения: собственность
и агрессия
До сих пор мы обсуждали свободное
общество, общество мирной кооперации
и добровольных межличностных отношений.
Тем не менее, существует иной, противоположный
тип межличностных отношений: применение
агрессивного насилия одним человеком
против другого. Вот что подразумевает
такое агрессивное насилие –
один человек захватывает собственность
другого человека без согласия жертвы.
Такой захват может быть направлен
на собственность человека на свою
личность (в случае телесного повреждения)
либо на его собственность на материальные
блага (как при грабеже или
нарушении прав владения). В любом
случае, агрессор навязывает свою волю
по отношению к естественной собственности
другого – он лишает другого человека
свободы действия и полной реализации
естественной собственности на самого
себя.
Иначе говоря, агрессор пускает
в ход насилие, чтобы пресечь
естественный путь свободно принятых
человеком идей и ценностей и
чтобы пресечь его действия, основанные
на таких ценностях.
Мы не можем полностью
объяснить естественные законы собственности
и насилия, не расширив нашу дискуссию,
чтобы охватить материальное имущество.
Дело в том, что люди не блаженные
духи; они являются существами, которые
могут выживать, только присваивая
и преображая материальные объекты.
Некоторые теоретики утверждали
– демонстрируя то, что мы могли
бы назвать «комплекс Колумба», –
что первооткрыватель нового, ничейного
острова или континента может
по праву стать собственником
всей территории, просто заявив свои притязания.
(В таком случае, Колумб, если он на
самом деле высадился на американском
континенте – и если бы там не
жили индейцы, – мог бы по праву
установить свою «частную» собственность
надо всем континентом.) Однако, в соответствие
с естественным фактом, поскольку
Колумб был бы на самом деле способен
использовать, «смешивать свой труд»
с небольшой частью континента, то
остаток по праву продолжает оставаться
ничейным до тех пор, пока не прибудут
следующие поселенцы и не присвоят
свою по праву собственность на части
континента.
Кроме того, для человека
имеется только два пути для приобретения
собственность и богатство: производство
либо насильственная экспроприация. Или,
как тонко сформулировал выдающийся
немецкий социолог Франц Оппенгеймер,
имеется только два способа приобретения
богатства. Первым является метод производства,
который обычно сопровождается добровольным
обменом подобными продуктами: именно
это Оппенгеймер назвал экономическим
способом. Вторым методом является
односторонний захват продукции
другого: экспроприация собственности
другого человека с помощью насилия.
Этот хищнический метод получения
богатства Оппенгеймер метко
обозначил как политический способ.
Поэтому человек, который захватывает
собственность другого, живет в
глубоком противоречии со своей человеческой
природой. Дело в том, что, как мы
видели, человек может жить и процветать
только с помощью производства и
обмена продуктами. С другой стороны,
агрессор является вовсе не производителем,
а хищником; он живет, паразитируя
на труде и продукции других.
Таким образом, паразитизм не может
быть всеобщей этикой и, фактически, рост
паразитизма подрывает и сокращает
производство, с помощью которого
выживают и носитель, и паразит. Принудительная
эксплуатация, или паразитизм, разрушает
процессы производства для всех в
обществе. Всеми способами, которые
только можно представить, паразитическое
хищничество и грабеж подрывают
не только природу жертвы, чьи личность
и продукция подвергаются насилию,
но также природу самого агрессора,
который отказался от естественного
пути производства – использования
своего ума для преобразования природы
и обмена с другими производителями
– ради пути паразитической экспроприации
работы и продукции остальных. В
самом глубоком смысле, агрессор разрушает
самого себя наряду с несчастной жертвой.
Это остается так же безусловно верно
для сложного современного общества,
как для Крузо и Пятницы
на их острове.
Часть II. Теория Свободы,
Глава 4. Собственность и преступность
Мы можем определить любого, кто
совершает агрессию против личности
или собственности, произведенной
другим человеком, как преступника.
Преступником является любой, кто пускает
в ход насилие против другого
человека или его собственности:
любой, кто использует принудительные
«политические средства» для
приобретения благ и услуг.
Теперь, однако, возникают
крайне важные проблемы; мы действительно
оказались в самой сердцевине
проблематики свободы, собственности
и насилия в обществе. Ключевой
вопрос (причем, к сожалению, один из
тех, которыми почти полностью пренебрегли
теоретики либертарианства) может
быть проиллюстрирован с помощью
следующих примеров:
Предположим, что мы прогуливаемся
по улице и видим, как некий
человек, A, хватает B за запястье и срывает
наручные часы B. Не подлежит сомнению,
что A здесь покушается на личность,
и на собственность B. Можем ли мы
просто на основании этой сцены сделать
вывод, что A является преступным агрессором,
а B – его невинной жертвой?
Разумеется, нет – поскольку
мы не знаем только на основе нашего
наблюдения, является ли A и вправду
вором, или A попросту забирает собственные
часы у B, который раньше украл их
у A. Иначе говоря, хотя часы, несомненно,
являлись собственностью B до момента
нападения A, мы не знаем, являлся A легитимным
собственником когда-то раньше или
нет, а так же был ли он ограблен
B. Следовательно, пока мы не знаем, кто
именно из этих двух человек является
легитимным или законным владельцем
указанной собственности. Мы можем
найти ответ только с помощью
изучения конкретных сведений по данному
случаю, то есть с помощью «исторического»
исследования».