Радикалізація позицій у політичній філософії Австрійської (Віденської) економічної школи: Мюрей Ротбард і модерний проект

Автор работы: Пользователь скрыл имя, 11 Декабря 2013 в 02:17, реферат

Описание работы

В споре о природе человека, а также о более широком и противоречивом понятии «естественный закон» обе стороны многократно провозглашали, что естественный закон и теология неразрывно связаны между собой. В результате, многие приверженцы естественного закона серьезно ослабляли свою позицию, допуская, что только рациональные, философские методы не способны установить подобный закон – чтобы раскрыть данное понятие, необходима теологическая вера. Со своей стороны, противники естественного закона радостно с этим соглашались; поскольку вера в сверхъестественное считается необходимой для приверженности естественному закону, этот последний концепт следует изгнать из научного, секуляристского дискурса и поместить в таинственную сферу богословских трудов.

Содержание работы

1. Ідеї класичного лібералізму як відпровідний пункт будь-якого політичного філософування. Ротбардівська теорія природного закону.
2. Політична філософія як філософія свободи. Режим «чистої свободи». Від ідеї свободи до ідеї власності. Злочинність як «питома вада».
3. Держава проти свободи. Держава та інтелектуали
Лектура

Файлы: 1 файл

Мюррей Ротбарт.docx

— 100.75 Кб (Скачать файл)

Мы приходим к выводу, что  лавочник, стреляя в совершившего проступок паренька, выходит за пределы  пропорциональной утраты прав, когда  стремится ранить или убить преступника; такое превышение предела самообороны  само по себе является посягательством  на право собственности на собственную  личность для вора, укравшего жевательную  резинку. Фактически, лавочник становится гораздо более значительным преступником, поскольку он убил или ранил свою жертву – а это гораздо более  серьезное посягательство на права  другого, чем первоначальная магазинная кража.

Иначе говоря, в любом случае, к полиции следует относиться точно таким же образом, как ко всем остальным; в либертарианском  мире любой человек обладает равной свободой, равными правами в соответствие с либертарианским законом. Не может  быть особых привилегий, особых лицензий на совершение преступления. Это означает, что полиция, в либертарианском  обществе, должна рисковать как любой  другой; если полицейские совершат акт посягательства против кого-либо, то будет лучше, если этот некто заслуживает такого отношения, в противном случае они окажутся преступниками.

В качестве короллария: полиции  никогда не должно дозволяться совершать  посягательство, которое хуже –  или превышает пропорциональное – по сравнению с расследуемым преступлением. Таким образом, полиции  никогда не должно дозволяться избивать и пытать кого-либо, обвиненного  в мелкой краже, поскольку избиение намного превышает пропорциональное нарушение прав человека, по сравнению  с кражей, даже если этот человек  и вправду является вором.

Должна быть ясно, что ни один человек, пытаясь осуществить  свое право на самозащиту, не может  принуждать кого-либо другого защищать себя. Дело в том, что это будет  означать следующее: сам обороняющийся  стал бы преступным посягателем на права других. Если сила не может  применяться против не-преступника, тогда нынешняя система принудительной обязанность быть присяжным также  должна быть отменена. Повинность является формой рабства, и то же самое верно  для принудительной обязанности  быть присяжным. Именно потому, что  быть присяжным является такой важной службой, эта служба не должна выполняться  обозленными рабами. И как может  любое общество само быть «либертарианским», если оно опирается на основание  в виде рабства присяжных? При  нынешней системе, суды порабощают присяжных, поскольку они платят поденную зарплату настолько ниже рыночных расценок, что неизбежная нехватка труда присяжных  должна компенсироваться с помощью  принуждения. Проблема почти та же самая, что с набором в армию, когда  армия платит гораздо меньше рыночной заплаты рядовым и не может  заполучить то количество людей, которое  военные хотели бы на такую зарплату, и тогда они прибегают к  повинности, чтобы заполнить этот разрыв. Пусть суды платят рыночную зарплату присяжным, и найдется достаточное  количество людей

Если не может быть повинности по отношению к присяжным или  свидетелям, тогда либертарианский  правовой порядок должен будет исключить  само понятие принудительной повестки для вызова в суд. Конечно, можно  добиваться появления свидетелей. Однако данный принцип добровольности следует  прилагать и к ответчикам, поскольку  они еще не осуждены за преступление. В либертарианском обществе истец  уведомил бы ответчика, что последний  обвиняется в совершении преступления и что ведется судебный процесс  над ответчиком. Ответчика просто пригласили бы явиться. На него не возлагалась  бы обязанность явиться. Если бы он выбрал отказ от защиты, тогда судебный процесс состоялся бы в его  отсутствие, что, конечно, означало бы, что шансы ответчика сильно снизились  бы. Повинность могла бы применяться  по отношению к ответчику только после его окончательного осуждения. Сходным образом, ответчика нельзя удерживать в тюрьме до его осуждения, иначе, наподобие случая с полицейским  принуждением, тюремщик должен готовиться к осуждению за похищение человека, если окажется, что ответчик невиновен.

Часть III. Государство  против Свободы, Глава 1. Природа государства

На данный момент мы разработали  теорию свободы и прав собственности, а также в общих чертах наметили свод законов, который будет необходим  для защиты этих прав. А что же касательно правительства, государства? Какова его надлежащая роль, если таковая  вообще имеется? Большинство людей, включая немалую долю политических теоретиков полагают, что если индивид  признаёт важность, даже жизненную  необходимость некоторых видов  деятельности нынешнего государства, например, обеспечение работы законов, то это человек в силу данного факта признаёт и необходимость самого государства. Государство и в самом деле исполняет много важных и необходимых функций: от обеспечения работы закона до снабжения полицейскими и пожарными, строительства и поддержания в порядке улиц, доставки почты. Но это ни в коем случае не доказывает, что только государство может выполнять подобные функции, или что на самом деле оно выполняет их достаточно качественно.

Предположим, например, что  существует множество конкурирующих  магазинов, продающих дыни, в определенном округе. Один из дилеров, занимающихся дынями, Смит, пользуется принудительными  методами для того, чтобы сжить  конкурентов с округа. Он, таким  образом, применил насилие, путем принуждения  создав монополию по продаже дынь на данной территории. Значит ли это, что  использование Смитом методов принуждения  для создания и содержания монополии  было необходимо для снабжения округа дынями? Разумеется, нет, так как  то, что существовали конкуренты или  потенциальные соперники, и привело  к тому, что Смит использовал принуждение  или его угрозу; более того, экономистами доказано, что Смит, как нечестный  монополист, будет склонен предлагать плохие и неэффективные услуги. Будучи защищенным от конкуренции с помощью  примененной силы, Смит может позволить  себе предоставлять слишком дорогие  и/или ненужные услуги, в то время  как потребители лишены возможности  выбора альтернативных услуг . К тому же если и соберется группа людей, чтобы выступить за отмену нечестной  монополии Смита, будет очень  мало протестующих, у которых хватит смелости обвинить монополиста в  желании лишить потребителей вожделенных  дынь.

Так вот, государство –  это и есть наш гипотетический Смит – только гигантского и всеобъемлющего масштаба.

Лизандер Спунер писал:

"Они [выбранные правительственные  чиновники] не являются нам  ни слугами, ни агентами, ни  поверенными, ни уполномоченными…  так как мы не берем себя  ответственность за их действия. Если человек мой слуга, агент  или поверенный, я в обязательном  порядке беру на себя ответственность  за все его действия, совершенные  в пределах доверенной ему  мною власти. Если я доверил  ему, как своему агенту, абсолютные  полномочия, или вообще любую  власть над людьми или собственностью, отличной от своей, я посредством  этого беру на себя ответственность  за весь вред, который может  быть причинен им другим людям  пока он действует в пределах  данных ему полномочий. Но ни  один индивид, которому (или собственности  которого) актами Конгресса нанесен  вред, не может прийти к индивидуальным  избирателям и заставить нести  ответственность за акты их  так называемых агентов или  уполномоченных. Этот факт показывает, что все эти псевдо-агенты народа, да и вообще кого бы то  ни было, на самом деле ничьими  агентами не являются".

Если, в таком случае, налогообложение  насильственно, и поэтому неотделимо от воровства, то следует, что государство, которое существует за счет налогообложения, является огромной криминальной организацией, намного более внушительной и  удачливой, чем любая «частная»  мафия в истории. Более того, оно  будет считаться преступным не только согласно теории преступления и прав собственности, как изложено в этой книге, но даже согласно всеобщему пониманию  человеческого рода, всегда считавшего воровство преступлением. Как мы видели выше, немецкий социолог 19 столетия Франц Оппенгеймер кратко и точно изложил суть дела, когда отметил, что существует два и только два пути достижения богатства в обществе:

- производство и добровольный  обмен с другими – метод  свободного рынка 
- жесткое изъятие ценностей, произведенных другими. 
Последний – метод принуждения и воровства. Первый приносит выгоду всем вовлеченным сторонам, последний же выгоден паразитирующей воровской группе или классу и нарушает права обворованных.

Оппенгеймер отличал первый способ приобретения богатства - «экономические методы» от второго, который язвительно называл «политическими методами». Оппенгеймер затем блистательно продолжил и дал определение  государству как «организации политических методов».

 

Идеология всегда была жизненно необходима для существования государства, о чем свидетельствует систематическое  использование идеологии в древних  восточных империях. Специфическое  содержание идеологии, конечно, изменилось с течением времени в соответствии с изменяющимися условиями и  культурами. В восточных деспотиях  император часто поддерживался  церковью, и обожествлялся. В наше же светское время, аргументом служит «народное благоденствие» и «всеобщее  благосостояние». Но целью всегда было одно и тоже: убедить народ в  том, что то, что государство делает, не является, как кто-нибудь может  подумать, преступлением гигантского  масштаба, а есть что-то необходимое  и важное, что должно поддерживаться и чему следует подчиняться.

Причина, по которой идеология  столь важна государству –  это то, что государство всегда, по сути, базируется на поддержке большинства. Эта поддержка необходима, будь государство  «демократией», диктатурой или абсолютной монархией. Поддержка основывается на готовности большинства (повторимся, не каждого индивида) уживаться с  системой: платить налоги, идти без  жалоб на государственные войны, подчиняться государственным правилам и декретам. Такая поддержка может  и не быть активным энтузиазмом, чтобы  быть эффективной - она бывает и пассивной. Но поддержка должна быть. Если бы основная масса людей была бы действительно  убеждена в незаконности государства, была бы убеждена в том, что государство - не более и не менее чем просто огромная бандитская группировка, тогда  бы государство в скором времени  рухнуло, имея не больше прав на существование, чем любая другая мафиозная организация.

Следовательно, вот в чем  необходимость найма государством идеологов, и вот в чем необходимость  государственного союза с придворными  интеллектуалами которые бы придумывали  оправдания для государственного правления.

Первый теоретик нового времени, который  увидел, что все государства базируются на мнении большинства, был либертарианский  писатель 16 столетия, француз Этьен  де ля Ботье. В своем труде “Discours Volunta y Servitude” де ля Ботье отметил, что государство-тиран всегда является меньшинством населения, и по этой причине его продолжающееся деспотическое правление должно в глазах эксплуатируемого большинства базироваться на его легитимности, на том, что в последствии будет названо «созданием предложения».

В былые времена интеллектуалами  неизменно были священники, и, следовательно, как мы отметили, имело место союз между церковью и государством, троном и алтарем. В наши дни «научные»  и «свободные от ценностных суждений»  экономисты и «адепты национальной безопасности», выделяясь из других, выполняют идентичную идеологическую функцию в пользу государственной  власти.

Особенно важно  в современном мире то, что государство  отобрало у официальной церкви осуществление  контроля за образованием и формированием  таким образом умов подданных.

Мы четко увидели, зачем  государству интеллектуалы, но почему интеллектуалам нужно государство? Просто потому, потому, что интеллектуалы, чьи услуги не всегда востребованы потребителями, могут найти более  безопасный «рынок» для своих  способностей в лице государства. Государство  может обеспечить их властью, статусом и богатством, которое они обычно не могут добыть при добровольном обмене. Веками многие (хотя, конечно, не все) интеллектуалы стремились к  власти, реализацию идеала Платона  – «короля-философа».

Таким образом, государство  – принудительная криминальная организация, которая существует за счет крупномасштабной регулируемой системы налогообложения-воровства, и которая справляется с этим за счет достижения поддержки большинства (опять-таки, не всех и каждого) посредством  союза с группой интеллектуалов - лидеров мнений которых награждает долей силы и богатства. Но есть и  другой важный аспект государства, который  нужно учесть. Существует утверждение  в пользу государства, который сейчас становится все более очевиден: так  называемое имплицитное утверждение, что государственный аппарат  реально и по праву владеет  территорией, на которой провозглашает  юрисдикцию. Государство, говоря короче, присваивает себе монополию на власть окончательного принятия решений на данной территории – большей или  меньшей - зависит от исторических условий, и монополию на то, как будет  возможно защититься от других государств. Если государство законно владеет  территорией, тогда оно вправе устанавливать  правила для всех, кто претендует на то, чтобы жить на этой территории. Государство может законно захватить  или контролировать частную собственность, так как владеет землей на которой  она расположена. Когда государство  разрешает подданным покидать территорию, оно действует также как любой  другой собственник, устанавливает  правила для тех, кто проживает  на его собственности они. (Это  кажется все, что приводится в  оправдание грубого лозунга «Америка, люби ее или покидай ее!», так же как и ненормального внимания, обычно уделяемого праву эмигрировать из страны .) Попросту говоря, эта теория делает государство, как короля в  средневековье, феодальным владельцем, который, по крайней мере, теоретически владеет всей землей в своем владении. Проблема в том, что новые бесхозные  ресурсы – будь то нетронутые земли  или озера – неизменно провозглашаются  собственностью государства (его «общественным  владением») как выражение этой скрытой  теории.

Государство также может  быть определено как организация, которая  обладает одной или обеими (практически  всегда обеими) из следующих характеристик: 
-оно приобретает свой доход посредством физического принуждения (налогообложения) 
-оно достигает принудительной монополии на силу и окончательное принятие решений на данной территории.

По этой причине явно обнаружится  гротескность типичного консерваторского призыва правительства усилить  консервативную охрану «нравственности» (например, посредством объявления вне закона якобы аморальной порнографии). Помимо других веских аргументов против принудительной охраны нравственности (как например, того, что ни одно действие, совершенное по принуждению, не может  считаться «моральным»), по-настоящему смешно доверять функцию «охранника»  народной нравственности наиболее видной преступной (и, как следствие, наиболее аморальной) группировке в обществе - государству.

Информация о работе Радикалізація позицій у політичній філософії Австрійської (Віденської) економічної школи: Мюрей Ротбард і модерний проект