Радикалізація позицій у політичній філософії Австрійської (Віденської) економічної школи: Мюрей Ротбард і модерний проект

Таким образом, мы не можем  просто утверждать, что великим аксиоматическим  моральным правилом либертарианского общества является защита прав собственности, и точка. Дело в том, что преступник не имеет никакого естественного  права на удержание собственности, которую он украл; агрессор не имеет  права притязать на любую собственность, которую он приобрел с помощью  агрессии. Следовательно, мы должны видоизменить или, скорее, прояснить фундаментальное  правило либертарианского общества и заявить, что никто не имеет  права осуществлять агрессию по отношению  к легитимной или законной собственности  другого человека.

Аналогичным образом, марксистские взгляды не могут быть опровергнуты с помощью утилитарных восхвалений  достоинств «социального мира». Социальный мир сам по себе – это замечательно, однако подлинный мир, по сути, основан  на тихом, безопасном обладании легитимной собственностью для любого человека, а если социальная система основана на чудовищно несправедливых титулах  собственности, тогда отсутствие посягательства на них является не миром, а расширением  и упрочением постоянной агрессии.

Предположим, что Руританией правит король, который грубо нарушил  права личностей - регламентировал, а, в конце концов, и захватил их собственность. В Руритании появляется либертарианское движение, которое  убеждает большинство населения  в том, что преступная система  должна быть заменена подлинно либертарианским  обществом, в котором права каждого  человека на его личность, а также  полученную и созданную собственность  полностью уважаются. Король, предполагая, что восстание ждет немедленный  успех, теперь применяет хитроумную стратагему. Он провозглашает, что его  правительство низложено, однако перед  самым отречением он по своему произволу  выделяет всю обрабатываемую землю  своего королевства в качестве «собственности»  для себя и своих родственников. Затем он приходит к либертарианцам - бунтовщикам и говорит: «отлично, я исполнил ваше желание и отрекся  от правления; больше не будет насильственного  вмешательства в частную собственность. Однако я сам и мои одиннадцать  родственников владеют каждый по одной двенадцатой Руритании, а  если вы каким-либо образом нарушите нашу собственность, то вы посягнете  на священность самого фундаментального принципа, который вы исповедуете: нерушимость  частной собственности. Следовательно, хотя мы не будем больше взимать  “налоги”, вы должны обеспечить каждому  из нас право взимать любые  “рентные” платежи, которые мы можем  пожелать получить от наших “арендаторов”, или право распоряжаться жизнями  людей, которые предпочтут жить в  “нашем” владении, как мы сочтем наилучшим. Таким образом, налоги будут  полностью заменены “частными рентными”  платежами!».

Посмотрим, каким должен быть ответ либертарианцев - бунтовщиков  на этот дерзкий вызов. Если они являются последовательными утилитаристами, то должны подчиниться такой уловке и обречь себя на жизнь при режиме ничуть не менее деспотическом, чем  тот, с которым они боролись до сих пор. Возможно, на самом деле, и более деспотическом, поскольку  теперь король и его родственники могут присвоить себе сам либертарианский  принцип абсолютного права частной  собственности, абсолютность, на которую  они, возможно, раньше не решались претендовать.

Должно быть понятно: чтобы либертарианцы  опровергли эту стратагему, они должны разработать теорию законной собственности versus (против) незаконной; они не могут оставаться утилитаристами. Тогда они сказали бы королю: «Мы сожалеем, но мы признаем только те притязания на частную собственность, которые являются законными – те, которые вытекают из фундаментального естественного права индивида на самого себя и на собственность, которую он либо преобразовал с помощью своей энергии либо получил добровольно или унаследовал от подобного преобразователя. Иначе говоря, мы не признаем право кого-либо на любую конкретную часть собственности на основе его или чьего-либо другого произвольного и голословного заявления о том, что это его собственное. Не может быть никакого естественного морального права, вытекающего из произвольного заявления человека о том, что какая-либо собственность принадлежит ему. Следовательно, мы заявляем о праве экспроприировать эту «частную» собственность у тебя и твоих родственников и вернуть эту собственность индивидуальным собственникам, против которых ты совершил агрессию, реализуя твои нелигимные притязания».

Один королларий, который следует  из этой дискуссии, имеет огромное значение для теории свободы. Он состоит в  том, что, в самом глубоком смысле, вся собственность является «частной». Дело в том, что вся собственность  принадлежит, то есть контролируется некоторыми конкретными личностями или группами личностей. Если B украл часы у A, тогда  часы являлись частной «собственностью» B – находилась под его контролем  и de facto в его владении – до тех пор, пока ему позволялось распоряжаться и пользоваться ими. Следовательно, находились ли часы в руках A или B, они были под частным контролем – в некоторых случаях, легитимно-частным, в других преступно-частным, но, тем не менее, частным.

Как мы увидим ниже, то же самое  остается верным для индивидов, которые  организуются в группу любого типа. Таким образом, когда они формировали  правительство, король и его родственники контролировали – а, следовательно, по крайней мере, частично, «владели»  – собственностью личностей, против которых они осуществляли агрессию. Когда они выделили землю в  виде «частной» собственности каждого  из них, то они вновь совместно  вступили во владение страной, хотя формально  и делали это разными способами. Форма частной собственности  отличается в двух этих случаях, но не сущность. Таким образом, ключевой вопрос для общества состоит не в  том, как столь многие полагают, является ли собственность частной или  правительственной, но, скорее, являются ли неизбежно «частные» собственники легитимными собственниками либо преступными. В конечном итоге, дело в том, что не существует такой реальной целостности под названием «правительство»; существуют только люди, которые организуются в группы, называемые «правительствами» и действующие в «правительственном» стиле. Следовательно, вся собственность всегда является «частной»; единственный и ключевой вопрос состоит в том, должна ли она находиться в руках преступников или законных и легитимных владельцев. На самом деле, для либертарианцев существует только одна причина противостоять формированию правительственной собственности или призывать к ее разделу: понимание того, что властители в правительстве являются незаконными и преступными владельцами подобной собственности.

Ответ состоит в том, что, как мы объяснили выше, верен следующий  критерий: Право каждого индивида владеть своей личностью и  собственностью, которую он обнаружил  и преобразовал и, следовательно, «создал», а также собственностью, которую  он приобрел либо как подарки, либо через добровольный обмен с другими  подобными преобразователями, или  «производителями». Это верно, что  существующая собственность должна быть тщательно проверена, однако решение  этой проблемы оказывается намного  более простым, чем кажется по самому вопросу. Нужно всегда помнить  о фундаментальном принципе: все  ресурсы, все блага, в состоянии  вне-собственности принадлежат по праву первой личности, которая обнаружит  их и преобразует в полезное благо (принцип «поселенца»).

Предложим, однако, что условие (a) не выполнено: иначе говоря, мы знаем, что титул Джонса является преступным, однако не можем сейчас найти жертву или ее нынешнего наследника. Кто  теперь является легитимным и морально оправданным владельцем собственности? Ответ на этот вопрос теперь зависит  от того, является ли сам Джонс преступником, является ли Джонс тем человеком, который украл часы. Если Джонс являлся вором, то совершенно ясно, что ему нельзя позволить удерживать их, поскольку преступнику нельзя позволять сохранить награду за преступление; и он утрачивает часы и, возможно, кроме того претерпевает иные наказания. В таком случае, кто получает часы? Применяя нашу либертарианскую теорию собственности, часы теперь – после того как для случая Джонса признано состояние вне-собственности, должны стать легитимной собственностью первой личности, которая станет «поселенцем» по отношению к ним – возьмет их и использует, и, следовательно, преобразует их из неиспользуемого состояния вне-собственности в полезное состояние собственности. Первая личность, которая сделает это, станет тем самым легитимным, морально оправданным и законным собственником.

Подведем итоги, для любой  собственности, на которую в настоящий  момент заявляют притязания и используют ее: (a) если мы знаем явно, что у  нынешнего титула не было преступного  происхождения, тогда, безусловно, нынешний титул является легитимным, законным и обоснованным; (b) если мы не знаем, имел ли нынешний титул какое-либо преступное происхождение, однако не можем обнаружить и обратного, тогда гипотетически  «никому не принадлежащая» собственность  возвращается немедленно и законно  к ее нынешнему владельцу; (c) если мы знаем, что титул по происхождению  преступный, но не можем найти жертву или ее наследников, тогда (cl) если нынешний держатель титула не являлся преступным агрессором по отношению к этой собственности, то она возвращается к нему законно, как первому владельцу гипотетически  никому не принадлежащей собственности. Однако (c2) если нынешний держатель  титула сам является преступником или  одним из тех преступников, которые  украли данную собственность, тогда, безусловно, он правомерно должен ее лишиться, а  затем она возвращается к первому  человеку, который выводит ее из состояния вне-собственности и  присваивает ее ради использования. И наконец, (d) если нынешний титул  является результатом преступления и жертва или ее наследники могут  быть найдены, тогда титул собственности  немедленно возвращается к таковым, без компенсации преступнику  или другим держателям незаконного  титула.

Наш пример с украденным автомобилем  позволяет нам сразу же увидеть  несправедливость нынешнего юридического понятия «обращающийся инструмент» (negotiable instrument). Согласно нынешнему законодательству, украденный автомобиль действительно будет возвращен первоначальному владельцу, без обязательства со стороны владельца компенсировать ущерб нынешнему держателю незаконного титула. Однако Государство определило некоторые блага как «обращающиеся инструменты» (например, долларовые банкноты), для которых непреступный получатель или покупатель теперь считается собственником, причем его нельзя заставить вернуть их жертве. Особая законодательная норма также превратила владельцев ломбарда в аналогичный привилегированный класс; так что если Браун украдет пишущую машинку у Блека, а затем заложит ее у Робинсона, то владельца ломбарда могут и не заставить вернуть пишущую машинку ее законному владельцу, Блеку.

Напротив, исходя из фундаментальной  аксиомы о естественном праве  каждого человека на собственность  на него самого и на никому не принадлежащие  ресурсы, которые он находит и  преобразует с целью использования, либертарианская теория дедуктивно выводит абсолютную моральность  и справедливость всех нынешних титулов  собственности за исключением тех  случаев, когда происхождение нынешних титулов является преступным, и (1) жертва или ее наследники могут быть опознаны и найдены, либо (2) жертва не может  быть найдена, однако нынешний держатель титула является упомянутым преступником. В первом случае, собственность возвращается на основе обычного права жертве или ее наследникам; в последнем, она становится собственностью первого человека, который ее присвоит и изменит ее состояние вне-собственности.

Таким образом, мы имеем теорию прав собственности: каждый человек  имеет абсолютное право владеть  собственным телом и неиспользуемыми  земельными ресурсами, которые он находит  и преобразует. Он также имеет  право передавать подобную материальную собственность (хотя он не может отчуждать  контроль над своей личностью  и волей) и обменивать ее на сходным  образом полученную собственность  других людей. Следовательно, все легитимные права собственности вытекают из собственности каждого человека на его собственную личность, а  также из принципа «поселенца» для  никому не принадлежащей собственности, которая правомерно принадлежит  своему первому владельцу.

Мы также имеем теорию преступности: преступником является тот, кто совершает агрессию по отношению  к подобной собственности. Любые  преступные титулы собственности должны быть признаны недействительными и  возвращены жертве или ее наследникам; если подобные жертвы не могут быть найдены и если сам нынешний владелец не является преступником, то собственность  законно возвращается нынешнему  владельцу на основе принципа «поселенца».

Следует подчеркнуть, что для проблемы рабства, для решения вопроса  о том, должно оно быть немедленно запрещено или нет, являются нерелевантными проблемы социального распада, внезапного обеднения владельцев рабов или  расцвета культуры Юга, не говоря уже  о вопросе – интересном, конечно, по другим причинам, – являлось ли рабство  полезным для состояния почвы  и для экономического роста на Юге или исчезло бы на протяжении одного или двух поколений. Для либертарианца, для личности, верящей в справедливость, единственным аргументом оставалась чудовищная несправедливость и постоянная агрессия рабства и, следовательно, необходимость  запрета этого института настолько  быстро, насколько это возможно было осуществить.

Часть II. Теория Свободы, Глава 5. Проблема: кража земли

Особенно важным приложением нашей  теории титулов собственности является случай земельной собственности.

Дело в том, что мы уже видели следующее: титул на не принадлежащий  никому ресурс (такой как земля) появляется правомерно только при затратах труда  на преобразование этого ресурса  ради использования. Таким образом, если какая-либо земля никогда не подвергалась преобразованию, то никто  не может предъявлять законные притязания на собственность.

Предположим, например, что  г-н Грин законно владеет определенным количеством акров земли, и при  этом северо-западный участок никогда  не был преобразован из естественного  состояния Грином либо кем-то еще. Либертарианская  теория примет как морально обоснованное его притязание на остальную часть  участка – при условии, как  требуется по теории, что отсутствует  поддающаяся опознанию жертва (либо что Грин сам не украл эту землю). Однако либертарианская теория должна признать неубедительными его притязания на северо-западный участок. Теперь, до тех пор пока не появится какой-либо «поселенец», который осуществит первоначальное преобразование этого северо-западного  участка, никакой реальной трудности  не возникает; возможно, притязания Брауна являются неубедительными, однако они также представляет собой всего лишь бессмысленное пустословие. Он еще не является преступным агрессором по отношению к кому-либо другому. Однако если появится иной человек, который на самом деле преобразует землю, и если Грин силой лишит его этой собственности (или наймет других для этого), то Грин в этот момент становится преступным агрессором по отношению к земле, которая на справедливых основаниях являлась собственностью другого. То же самое было бы верным, если бы Грин использовал насилие, чтобы помешать другому поселенцу взяться за эту никогда не использовавшуюся землю и преобразовать ее, чтобы пользоваться ею.