Роль политического сознания и менталитета в регуляции политического поведения

Особенности политического  менталитета современной России.

Существуют различные трактовки  политического менталитета: это  и представления и убеждения, присущие определенной социальной общности; это и совокупность установок, которые  предполагают активное восприятие окружающей действительности как на уровне отдельной социальной общности, так и ее субъектов; это и особого рода конструкт «коллективного бессознательного».

Политический менталитет связан с  опытом, повседневной жизнью и включает в себя представления о политической реальности, ценностные политические ориентации, носящие как осознанный, так и неосознанный характер, политические установки, стихийные предрасположенности  особым образом реагировать на политическую ситуацию.

Понятию «политический менталитет»  близко понятие «политическое сознание». Несмотря на терминологическую нечеткость, большинство авторов едино во мнении, что и политическое сознание, и политический менталитет представляют собой восприятие и интерпретацию субъектом той части реальности, которая связана с политикой, с вопросами власти и подчинения, включают идеи, теории, взгляды, представления, чувства, настроения, иллюзии, заблуждения, традиции, обычаи, привычки масс людей, являющиеся отражением политики и политических отношений.

В то же время политический менталитет может быть представлен как система, включающая политическое сознание и  социальные представления в их функциональной полноте, но, кроме этого, еще и  аффективные компоненты психики, определяющие виды переживания, формы политической активности и способы репрезентации  политической составляющей картины  мира.

Различные социальные общности в России обладают собственным политическим менталитетом. Однако существуют и  некоторые базовые представления, ценности и установки, присущие на уровне повседневности значительной части  российского общества.

В российском политическом менталитете  доминирует определенный образ государственной  власти. Народ не столько поручает власти выполнение каких-либо функций, сколько вручает ей свою судьбу. На этой основе в российском политическом менталитете утвердился в качестве ценности и базовой установки  патернализм.

Государственное попечительство рассматривается  как «благо» и обязанность  властей перед обществом (народом). Вместе с тем патернализм, порождая иждивенческие настроения в обществе и приучая его к пассивному выжиданию, ослабляет самостоятельную  энергию частных лиц. В качестве идеала государственной власти российский политический менталитет санкционирует  в первую очередь власть единоличную (ответственную), сильную (авторитетную) и справедливую (нравственную). Этот «образ» власти ориентирован на умеренный  авторитарный идеал, который всегда сочетается с коллективным демократизмом  охлократического толка. В силу этого  в политическом менталитете сложилось  двоякое отношение к авторитету. С одной стороны, - вера в авторитет, часто наделяемый харизматическими чертами, и, соответственно, ожидание от него «чуда», сопровождаемое постоянной готовностью подчиняться авторитету. С другой - убеждение в том, что  авторитет сам должен служить  «общему делу», национально-государственной  идее. Отсюда направленность российского  политического менталитета на контроль за деятельностью авторитета через постоянное соотнесение ее с «общим делом», которое сообща переживается людьми. Если авторитет осуществляет деятельность вразрез с этими переживаниями, то его, как правило, свергают, а иногда и жестоко с ним расправляются. Поэтому политические лидеры в России, уходя в отставку, вначале подвергаются резкой критике, а затем погружаются в политическое небытие.

Для российского политического  менталитета характерным является культ государственной власти, преклонение  перед ней как воплощением  силы и господства. Такая фетишизация  государственной власти порождает  этатизм, причем не в западном, а, скорее, в восточном смысле. Этатизм основывается на том, что российское государство, наделяющееся сверхъестественными  свойствами, рационально воспринимается как создатель российской действительности.

Еще одной характеристикой российского  политического менталитета является отождествление государства с большой  семьей. Отсюда вытекает понимание  общенародного единства как духовного  родства и стремление заменить бездушные  правовые нормы нравственными ценностями. С этой точки зрения характер отношения  государства и индивида в России в отличие, например, от Запада определяется не столько соглашением подданных  и государственной власти в соблюдении законов, сколько молчаливым сговором о безнаказанности при их нарушении.

В российском политическом менталитете  государственная власть ставится выше закона, что формирует такую политическую установку, как неверие в закон  в качестве воплощения справедливости и средства борьбы со злом. Большинство  населения, понимая необходимость  неких общих правил, готовы соблюдать  законы, но только при условии соблюдения законов представителями органов  власти.

Базовой ценностью политического  менталитета россиян выступает  порядок. В силу этого большинство  граждан чувствуют себя комфортно  лишь в ситуации определенности, где  существуют конкретные предписания, что  и как делать. Ситуация неопределенности, где «разрешено все, что не запрещено  законом», допускается свобода выбора и свобода действий, раздражает. Такая ситуация оценивается в  российском обществе как «непорядок».

В российском обществе эти предписания  наделяются еще и политическим смыслом: тот или иной способ жизнедеятельности  должен быть разрешен «сверху» инструкциями, стандартами, законами и т. д. Социально-политические предписания должны касаться всех сторон жизни человека, и чем больше предписаний, шире сфера их деятельности, и, соответственно, меньше свободы выбора - тем больше порядка в обществе. Поэтому в российском менталитете социальный порядок неразрывно связывается с государством, роль которого состоит в упорядочении всех общественных отношений. Чем больше государство издает разного рода законов и инструкций, принимает постановлений и решений, чем детальнее регламентируют они все стороны жизни общества и индивида, тем тверже и надежнее кажется русскому человеку порядок.

Изменение менталитета («сдвиг ментальности») в относительно устоявшемся современном  мире определяются в значительной мере следующими условиями: степень аморфности или сформированности политической системы, наличие и уровень социальной аномии, выраженность демократических или авторитарных норм, формы власти и соотношение ее ветвей, особенности информационного пространства и т. д.

Исследователи отмечают особую форму  проявления российского политического  менталитета – советскую ментальность, которая сформировалась в ходе адаптации  российской ментальности к коммунистической идеологии и в процессе восприятия общественным сознанием советской  действительности. С середины 1990-х  гг. наблюдается улучшение отношений  общества к советскому прошлому, вызванное  тяжелыми последствиями реформ. Как  отмечает В.Никонов, «в обществе все  отчетливее проявляется стремление к консолидации, согласию, обозначению исторической преемственности» (9).

Но речь скорее идет о возвращении  не к советским, а к российским, добольшевистским ценностям, которые в сочетании с формирующимися современными в конечном итоге и будут определять будущее российского политического менталитета.

6. Средства регуляции политического поведения. Политический миф.

Политический миф- это миф, используемый для реализации политических целей: борьбы за власть, легитимизации власти, осуществления политического господства. Используемые в качестве инструмента политической борьбы политические мифы оказывают колоссальное влияние на все общество.

Особенность политического мифа в  том, что он всегда стремится стать реальностью. В этом крайне заинтересованы те лица и группы, которые данный миф эксплуатируют.

Попытки подменить реальность часто  кончались трагически. Но, с другой стороны. Без этих попыток не было бы истории. Гюстав Левон писал: «Все наши художественные, политические или  социальные понятия непременно носят  на себе могущественный отпечаток иллюзий. Человек иногда повергает в прах эти иллюзии ценой ужасных переворотов, но он всегда бывает вынужден снова извлечь их из-под развалин.

Без этих иллюзий ему не удалось бы выйти из состояния примитивного варварства, и без них он снова впал бы в то же состояние. Все это пустые тени, дочери наших мечтаний, но они вынудили народы создать все то, что составляет теперь славу искусства и величие нашей цивилизации.. Главный фактором эволюции народов никогда не была истина, но всегда заблуждение. (Левон Г. Псилохогия масс. Мн.. 2000. С. 230-231.). Иллюзии, о которых пишет Левон, это и есть политические мифы – истинные «локомотивы» прогресса.

Политические мифы модно разделить  на 2 основных вида. Первый вид – технологические мифы, которые создаются для реализации сиюминутных политических задач. Например, когда в СССР шел процесс суверенизации республик, демократы, чтобы оправдать «независимость» России, придумали миф о том, что Россия «кормит» союзные республики и поэтому живет плохо. « Стоит избавиться от этой ноши. И россияне заживут в достатке», - утверждали сторонники «независимости». Сегодня об этом мифе мало кто помнит, но в те годы он сыграл свою роль.

Примеров таких мифов- однодневок можно привести множество. Жизнь  этих мифов коротка, поскольку они  базируются на конъюктурных изменениях в общественном сознании, на эмоциональных порывах, не затрагивая при этом глубинных слоев подсознания. С технологическими мифами можно довольно эффективно бороться, разоблачая из на рациональном уровне. Создавая контрмифы и т.д.

Есть мифы другого рода, которые  можно назвать «вечными», Они  основаны на архетипах. И их практически  невозможно уничтожить, поскольку эти  мифы глубоко укоренены в менталитете  народа. Их можно либо актуализировать, т.е. вызвать к жизни, либо загнать  обратно в глубины подсознания, поставив им мощный заслон. Например, Гитлер активно использовал в своей  пропаганде древнегерманские архетипы. После поражения Германии немцы загнали «бесов» в подсознание  и поставили перед ними заслон в виде «комплекса вины», который  до сих пор удерживает их даже от намека на возможные реванш. Свои амбиции Германия реализует теперь в экономике. Миф о превосходстве немцев замаскировался под политкорректные одежды, но никуда не исчез.

Сила «вечных» мифов – в их способности возвращаться к жизни в другом обличье.

Политиков всегда интересовало. Как  использовать мифы в своих интеревах? Украинский исследователь Г.Почепцов считает, что миф – это универсальная конструкция . которую всегда модно наполнить конкретным содержанием. «Миф предстает перед нами как сценарий развертывания имиджа, в котором сразу заполняются до этого пустые роли друзей в врагов главного героя. Миф является целой конструкцией, в этом его принципиальная выгодность,  поскольку большое число нужных характеристик теперь будут всплывать автоматически. В случае подключения мифа уже нет необходимости порождает целые  тексты, можно только намекать, подсказывая существенные характеристики, подводящие массовое сознание к тому иди иному мифу».

Важнейшая функция политического  мифа – лигитимизации властных институтов и носителей верховной власти в стране. Миф является основой легитимности власти и ее стражем одновременно. Поэтому покушение на основные политические мифы того или иного государства есть покушение на основы легитимности этого государства.

Среди «вечных» мифов особое место  занимают мифы национальные. Именно они  составляют «душу народа», если следовать  терминологии Лебона. Сложившись в период становления нации, национальные мифы сопровождают ее на протяжении всей истории. Национальное самосознание формируется на основе мифов и неотделимо от них. По мнению Г.Почепцова, «все яркие с точки зрения нации события насквозь мифологичны». Точнее было бы сказать, что исторические события становятся значимыми для потомков, когда вписаны в структуру национального мифа. В этом смысле история нации – это миф, созданный ее о самой себе. Исторические события служат строительным материалом для мифа нации.

В качестве примера исторического  мифотворчества возьмем Бородинское  сражение. В ходе битвы французы ценой огромных потерь взяли Багратионовы флеши, батарею Раевского, однако русская армия не обратилась в бегство, а отступила в полном боевом порядке. Наполеон дожидался следующего дня, чтобы вырвать победу. Кутузов тоже поначалу собирался продолжить битву. Но, когда подсчитал потери, то для фельдмаршала стало очевидно, что возобновление сражения равносильно потери армии. Русские потеряли на Бородинском поле 58 тысяч человек (французы 50 тысяч). Это была половина армии Кутузова. У Наполеона было еще 30 тысяч гвардии, которая так и не вступила в бой, что окончательно убедило Кутузова в необходимости отступления. Наполеон, естественно расценил это как бегство и записал себе  в актив еще одну победу.

Однако в русской истории  Бородинское сражение осталось как  моральная победа русской армии  над захватчиками. Конечно большую роль в мифологизации  сражения сыграли русские писатели – они увековечили эту битв в своих произведениях. Но писатель реагирует лишь на общественный запрос, облекает лишь в художественную  форму те идеи, которые бродят в умах. Миф существовал еще до того, как его художественно оформили мастера слова. Почему все-таки родился миф о Бородине?

 Русская армия бросила вызов  самому могущественному монарху  Европы. «Мы слишком долго отступали», - напишет впоследствии поэт. Бородино  воспринималось как последний  рубеж, дальше которого отступать  нельзя.  «Москва за нами». Это  был тот самый «последний и  решительный бой», который впоследствии воспевался при коммунистах. Архетип «последнего и решительного боя» является составной частью российской национальной мифологии. Вот почему Бородино имело такое значение для русской армии.

Можно на это возразить, что Москву все же сдали. В реальности да. Но не в мифе. Наполеон занял Москву и поселился в Кремле. Однако он так и не дождался ключей города. «Но не пошла «Москва моя». – писал Лермонтов. Больше того, город подожгли сами москвичи, чтобы он не достался врагу. В мифологическом пространстве Москва осталось непобежденной. Враг ушел ни с чем или, как говорится в русских сказках, «несолоно хлебавши».