«Диктаторство» М.Т. Лорис-Меликова

В начале 1875 г. между М.Т. Лорис-Меликовым и наместником Кавказа Вел. Кн. Михаилом Николаевичем произошли какие-то разногласия. Начальник Терской области, попросив аудиенцию у наместника Кавказа, изложил просьбу об отставке. В мае 1875 г. генерал был уволен в отпуск за границу для лечения болезни. Однако заграничный отпуск был прерван – к осени 1876 г. угроза войны с Турцией становилась все более реальной. И 11 ноября 1876 г., по прибытии Михаила Тариеловича в Россию, последовал высочайший приказ о его назначении командующим действующем Корпусом на кавказско-турецкой границе. Эта война стала самой главной в его военной карьере.

По свидетельству  участников войны, выдающимся полководческим искусством М.Т. Лорис-Меликов не обладал. Однако он был умен, был хорошим организатором и дипломатом. Его назначение имело благоприятный смысл уже потому, что все армянское население при переходе русскими войсками границы встречало и войска и особенно командующего корпусом с восторгом и почетом.

Война принесла М.Т. Лорис-Меликову новую славу. Особый успех пришел к нему при организации и успешном проведении операций по взятию Карса. За эту победу он был возведен в графское достоинство. При этом      М.Т. Лорис-Меликову чрезвычайно помогало то, что он пользовался безусловным доверием населения. Доверие это было настолько внушительным, что материальное обеспечение войск ему удалось провести за кредитные деньги, чем сохранил казне около 10 млн. металлических рублей. «Скупость» Лорис-Меликова в обращении с казенными деньгами была хорошо известна.⁴⁴

 За битву при Ардагане  Михаил Тариелович был награжден орденом св. Георгия 3-й степени, за Аладжу от был отмечен тем же орденом 2-й степени, за Карс – орденом Владимира 1 степени с мечами, а за все заслуги вообще – графским достоинством (16 апреля 1878г.) и назначением шефом Сунженско-владикавказского казачьего полка»⁴⁵.

Однако  война далась М.Т. Лорис-Меликову нелегко. Особенно трудно складывались его отношения с великим князем Михаилом Николаевичем, продолжавшим занимать должность наместника Кавказа. Крайне неприятен М.Т. Лорис-Меликову был дух интриг и своекорыстия, витавший в окружении великого князя. Командующий корпусом с горечью отмечал, что придворная камарилья всячески старалась возложить на него всю ответственность, зато все успехи приписывала себе. Крайне задело М.Т. Лорис-Меликова то, что великий князь вплоть до успеха под Карсом не объявлял приказа о своем вступлении в непосредственное командование войсками. ««Раздосадованный этим и беседуя однажды с великим князем, – вспоминал М.Т. Лорис-Меликов, – я поставил ему следующий вопрос: «А что, Ваше Высочество, на кого бы пала всею своею тяжестью ответственность, если бы штурм Карса был отбит?» Августейший, не долго думая, брякнул мне: «Разумеется – на командующего действующим корпусом»». ⁴⁶

Во  время войны либерально-реформаторские убеждения М.Т. Лорис-Меликова укрепились еще больше. Недостатки в управлении и снабжении войск, в формировании их командного состава, в организации военных действий были следствием общего неблагополучия политической системы России. Как отмечает анонимный автор брошюры «Конституция графа Лорис-Меликова и его частные письма.», размышления М.Т. Лорис-Меликова о войне интересны потому, что указывают на причины, заставившие графа, «задолго до занятия им высшего государственного поста прийти к убеждению, что насущнейшие интересы наши постоянно будут приносимы в жертву, пока к их обсуждению не будут допущены члены общества, пока не будет дарована большая свобода печати, пока фаворитизм и интриги не найдут удержки в публичности и гласности»⁴⁷. «Я не коснусь, – пишет М.Т. Лорис-Меликов,– подробностей войны и не стану вам излагать содержания всех хранящихся у меня письменных документов, которые могут послужить ценным материалом для иллюстрации закулисной стороны всего происходившего. Материалы эти со временем попадут в печать и ознакомят русское общество с возникавшими на азиатском театре действий неурядицами и сумбуром, благодаря безнаказанности членов императорской фамилии и неразлучно сопровождающей их сволочи-камарильи»⁴⁸. Быть может, автор этой брошюры несколько преувеличил либерализм командующего корпусом. Тем не менее, его свидетельство заслуживает внимания: и до, и после войны Лорис-Меликов тяготел к преобразованиям.

Интересно остановиться на размышлении самого героя русско-турецкой войны о результатах военной  кампании. В докладе великому князю  Михаил Тариелович Лорис-Меликов отмечал не только ее успехи, а доводил до сведения августейшего начальника недостатки и просчеты командования. «Бог, – чистосердечно признавался Михаил Тариелович, – благословил наши успехи под Ардаганом и Карсом… Взятие сих крепостей составляет блестящие эпизоды кампании. Но подобные результаты дело случайности»⁴⁹. Сложно представить, что эти слова принадлежат всеми признанному победителю Карса.

Война 1877–1878 гг. принесла М.Т. Лорис-Меликову графский титул, лавры победителя Карса, и вновь показала его способности администратора. Даже в тяжелейшее время неудач лета 1877 г. генерал-контролёр Кавказской армии, рисуя мрачную картину снабжения войск и безответственности интендантства, признавал, что «хорошо дело идёт лишь при главных силах корпуса», которыми командовал Лорис-Меликов.⁵⁰

После окончания  войны М.Т. Лорис-Меликов, увенчанный наградами, был уволен в марте 1878 г. в долгосрочный отпуск для лечения за границей: его здоровье было серьезно подорвано.

Новоявленному графу, которому в октябре 1878 г. исполнилось 54 года, уже хотелось иной, более спокойной и размеренной жизни, чем та, что была за плечами – напряженная и тревожная, наполненная нескончаемыми заботами и опасностями. Владелец вполне солидного состояния – родового и пожалованного имений, М.Т. Лорис-Меликов в отставку уходить и не думал: мечтал перебраться в столицу на достаточно престижную, но не слишком обременительную должность, жить в семье своим домом в цивилизованных условиях.

Летние месяцы, как и перед войной, Михаил Тариелович проводит на водах в Эмсе. Но лечение  вряд ли было завершено, когда он осенью 1878 г. появился в Петербурге, рассчитывая вплотную заняться хлопотами о новой должности и жизнеустройством семьи.

В конце декабря 1878 г. в прессе появились первые сообщения  об эпидемии в Поволжье. Симптомы ее дали знать о себе в Енотаевском уезде Астраханской губернии еще в начале октября. Непонятная болезнь, охватившая жителей станицы Ветлянка и окрестные селения, похожая на тиф, унесла уже в первый месяц сотни жизней станичников. Никаких серьезных мер по локализации и предотвращению дальнейшего распространения чумы не было предпринято. Характер заболевания определяли различно: одни видели в нём тиф, другие – чуму. Последнее предположение, подкрепляемое высокой смертностью среди заболевших, быстро укоренилось в общественном мнении. Газеты подхватили его, и вскоре появились сообщения о чуме в Царицыне («Голос»), под Москвой («Современные известия»), под Киевом. Слухи не подтверждались, но и не проходили бесследно. Паника переметнулась в Европу: Германия, Австро-Венгрия, Румыния и Турция вводили на границе с Россией карантинные меры, Италия установила карантин на все восточные товары.⁵¹

Видя, что дело грозит серьёзными осложнениями, Комитет  министров 16 января 1879 г. принял решение «послать на места доверенное лицо, с обширными полномочиями». Указом от 25 января 1879 г. Александр II учредил должность временного астраханского генерал-губернатора и сопредельных с ней губерний. Этим же указом на данный пост был назначен генерал от кавалерии, генерал-адъютант граф М.Т. Лорис-Меликов.⁵²

Из трёх называвшихся кандидатов – Ф.Ф. Трепова, М.Т. Лорис-Меликова и И.В. Гурко – предпочтение было почти единодушно отдано М.Т. Лорис-Меликову. Помимо прочего, тут, вероятно, учитывался и тот опыт, который Лорис-Меликов приобрёл во время борьбы со страшной (значительно превосходившей ветлянскую) эпидемией тифа под Эрзерумом зимой 1877–1878 гг. Человек чести и долга, М.Т. Лорис-Меликов безропотно подчинился указу «усмирить чуму», хотя новое назначение сокрушало его надежды на размеренную, спокойную жизнь.

Следует отметить особое внимание к ветлянской эпидемии со стороны Александра II. В отличие от наследника престола и многих министров, считавших, что болезнь сильно раздута, император, под влиянием С.П. Боткина, верил в «чуму» и относился к опасности чрезвычайно серьёзно. Рассказ о напутствии Александра II, сделанный Лорис-Меликовым по горячим следам – 1 февраля 1879 г., сохранился в дневнике самарского губернатора    А.Д. Свербеева. «Накануне отъезда, – записывал Свербеев, – царь принял М.Т. Лорис-Меликова ещё раз и, пригласив сесть, ему сказал, что имеет ему сообщить нечто для него весьма интересное, пошёл к своему шкафу в кабинете и, вынув толстые железные тетради, сказал: вот письма батюшки к Дибичу во время турецкой кампании 1828 г.; прочёл ему коротенькое письмо императора Николая, где Государь поручал Дибичу в мирном договоре непременно отстоять для России Карс и Батум. – Вот теперь, наконец, совершилось желание батюшки, – сказал царь и затем уже стал читать графу длинную, на 3 страницах, подробную инструкцию Государя Николая Дибичу о мерах против чумы, тогда появившейся в Турции, где были рекомендованы самые суровые, неумолимо строгие меры с наказаниями для больших и малых нарушителей, письмо кончалось словами: «Помни, Дибич, ты и я – мы отвечаем теперь перед Россией, чтобы чумы не было». Закрыв книгу, Государь спросил, не правда ли, как интересно, и перешел к другим предметам. Затем, уже при прощании, поцеловав графа, он взял его руку и сказал: «Помни же, Лорис, ты и я — мы отвечаем перед Россией», словно речью отца своего давая инструкцию отъезжающему графу».⁵³

М.Т. Лорис-Меликов 26 января 1879 г. выехал из Петербурга поездом, а 27 января прибыл в Царицын. К приезду Михаила Тариеловича в Царицын съехались и подчиненные ему губернаторы: самарский, астраханский и ставропольский.

И в Нижнем Поволжье М.Т. Лорис-Меликов действовал энергично. Во всяком случае, уже через две недели после его назначения Д.А. Милютин отмечал: «Сведения с низовий Волги совершенно успокоительны; больных с признаками заразы уже нет. Паника, кажется, угомонилась; самое слово «чума» уже начинают произносить почти с улыбкой».⁵⁴

В Царицыне он пробыл около  двух недель, но успел сделать многое. «Граф обнаруживал деятельность изумительную, – рассказывает его секретарь-делопроизводитель А.А. Скальковский, – с раннего утра и до поздней ночи, не отдыхая ни минуты, он то встречал и провожал приходившие войска, то принимал командированных в его распоряжение лиц, то выслушивал доклады по разнообразным предметам, то присутствовал в учрежденном при нем санитарном комитете, то объезжал различные городские учреждения»⁵⁵. Со 2 февраля стала функционировать Высочайше утвержденная совещательно-санитарная комиссия при генерал-губернаторе, сформированная еще в Петербурге. 2 февраля генерал-губернатор подписал циркуляр, направленный в подчиненные ему губернии и требовавший исполнения ряда мер: предписывалось очищение городов и селений от нечистот, обязательным становилось приведение в опрятность помойных ям при частных и общественных учреждениях, надлежало ежедневно очищать бойни и рыбные лавки, рынки, базары и проч.

Внимание царя к делам на Волге придавало  особое значение командировке Лорис-Меликова. Не случайно, хорошо знавший расстановку сил и влияние различных веяний в правительственных сферах министр государственных имуществ П.А. Валуев по собственной инициативе берёт на себя роль корреспондента астраханского генерал-губернатора, регулярно сообщая ему о происходящем в Петербурге и делая весьма лестные намеки на будущее. «Ваше имя слишком громко, чтобы его сопоставить, purement et siplement (просто-напросто), с ветлянскою эпидемиею, почти угасшею до Вашего приезда, – писал Валуев 12 февраля. – Будет ли выставлено на вид государственное, а не медицинское значение Вашей поездки?». Валуев беспокоился о том, как отнесутся правительство вообще и министерство внутренних дел в особенности к окончательным результатам деятельности М.Т. Лорис-Меликова. При этом он явно стремился влиять на характер ожидаемых «результатов» и, в частности, не жалел красок для обличения «ехидной и преступной деятельности органов так называемой гласности».⁵⁶

М.Т. Лорис-Меликов смотрел на печать иначе, но отталкивать влиятельного сановника не хотел. Для него не составляло секрета, с чего это вдруг «глубокопочитаемый Пётр Александрович» «избаловал» его своими письмами. Во всяком случае, упомянув 17 марта о предстоящем ему отчёте «о найденном, совершённом и, наконец, о том, что следовало бы, по мнению моему, предпринять в здешнем, бесспорно, богатейшем угле нашего отечества», М.Т. Лорис-Меликов спешил оговориться: «Нужно ли упоминать, что предварительно представления отчёта я воспользуюсь теми советами и указаниями, в которых Вы, конечно, не пожелаете отказать мне»⁵⁷. Письма Валуева были важны для понимания обстановки и настроений в Петербурге, его участие значительно облегчало сношения с министром внутренних дел Л.С. Маковым, многим обязанным Валуеву, поддержка их обоих могла оказаться полезной в будущем.

М.Т. Лорис-Меликов, видимо, с самого начала не ограничивал себя сугубо санитарными задачами. Об этом свидетельствовало уже то, что помимо профессоров, медиков, журналистов и иностранных представителей, он включил в свою свиту целый ряд молодых представителей столичной аристократии, не забывая впоследствии извещать Петербург об их успехах. Таким способом он в течение двух месяцев поддерживал интерес высшего общества к астраханским делам.

Как сам граф М.Т. Лорис-Меликов видел свою задачу на Волге? А.Д. Свербееву прибывший «новый генерал-губернатор показался... толковым энергичным человеком, мало верующим в искореняемую им чуму, но решившимся во имя её бороться с грязью и запустением русских городов, на что указывал и мне, обещая своё всесильное покровительство»⁵⁸. Однако заявление, вскоре сделанное Лорисом перед астраханскими купцами, жаловавшимися на карантинные меры и соляной налог, шло уже гораздо дальше «грязи и запустения». «Я приехал к вам, – говорил генерал-губернатор, – не с тем, чтобы разорять, гнуть и ломать, а, напротив, чтобы успокоить и помочь, как вам, так и всему народу, к которому пришла беда. Я понимаю весь вред соляного налога и употреблю все усилия избавить Россию от этого вреда». 18 февраля заявление это появилось в газете «Отголоски», выходившей под негласной редакцией П.А. Валуева. Там же сообщалось, что «генерал-губернатор входит в нужды народа, беседует с сословными представителями о положении торговли и промышленности, об экономическом положении народа и бытовых его условиях, о размерах местных средств и нужд».⁵⁹