«Диктаторство» М.Т. Лорис-Меликова

В чем же состояла программа, выдвинутая М.Т. Лорис-Меликовым? Несмотря на то, что основные предложения, содержавшиеся в его докладах Александру II, давно и хорошо известны, эта программа требует реконструкции и как целое, как единая «система» правительственных мер, и во многих своих существенных деталях. При этом следует учитывать и то, что вплоть до самой отставки графа, программа его находилась в процессе разработки. В самом начале 1880 г. едва ли она шла дальше осознания потребности в единстве правительственной политики как в центре, так и на местах (где это единство выражалось, в частности, в генерал-губернаторской власти), а также признания необходимости опираться при ее проведении на «народное сознание». В докладе 11 апреля 1880 г. были намечены лишь самые общие контуры нового курса (реформа губернской администрации, облегчение крестьянских переселений, податная реформа и пересмотр паспортной системы, поддержание духовенства, дарование прав раскольникам, изменение политики в отношении печати). Полное одобрение доклада императором и наследником открывало путь для последующего развития программы. Однако и в дальнейшем далеко не все ее составляющие получили развернутое изложение в докладах, не всегда четко раскрывалось в них и то, какой характер предполагалось придать проектируемым мерам, какой виделась перспектива их осуществления.⁹⁸

Залог успеха в  борьбе с революционными тенденциями, столь резко проявившимися в  пореформенной России, как и в  целом залог будущего страны граф видел в консолидации русского общества вокруг правительственной власти, учитывающей интересы населения и опирающейся на поддержку общественного мнения. Собственно, саму «революционную деятельность» он, по свидетельству А.Ф. Кони, «считал наносным явлением»⁹⁹. Питательной средой нигилизма М.Т. Лорис-Меликов считал брожение учащейся молодежи, где по неопытности и незрелости «крайние теории» смешивались с обычной «неудовлетворенностью общим ходом дел». Он даже готов был признать в 1880 г., что «интересы крестьянства исключительно волновали молодежь», действовавшую совершенно бескорыстно.¹⁰⁰ Однако, по его мнению, высказанному А.И. Фаресову (проходившему по «процессу 193-х»), «русская молодежь уже несколько десятков лет игнорирует практическую, относительную точку зрения и расходует свои силы на абсолютные утопии и гибнет без всякой пользы для практического дела», хотя «как только эта молодежь становится самостоятельной и примыкает к общественному делу», от ее революционности не остается и следа. Причину брожения молодежи Лорис-Меликов искал в общественном недовольстве, вызванном непоследовательностью правительственной политики 1860–1870-х гг., в оппозиционных настроениях интеллигенции. «Безверие в свое собственное правительство, – говорил он Фаресову, – выходящее из тех же рядов интеллигенции, является главным источником революционных движений»¹⁰¹. Но бороться с недовольством или «безверием в правительство» полицейскими мерами было, очевидно, невозможно. Поэтому, не забывая усиливать полицию, Лорис-Меликов, по его собственному выражению, «десятки раз докладывал и письменно, и на словах государю, что одними полицейскими мерами мы не уничтожим вкоренившегося у нас, к несчастью, нигилизма», который «может пасть тогда, когда общество всеми своими силами и симпатиями примкнет к правительству»¹⁰².

Для этого, по его мнению, «надо было реформы 60-х годов не только очистить от позднейших урезок и наслоений циркулярного законодательства, но и дать началам, положенным в основу этих реформ, дальнейшее развитие»¹⁰³. «Великие реформы царствования вашего величества, – отмечалось в докладе 28 января 1881 г., – представляются до сих пор отчасти не законченными, а отчасти не вполне согласованными между собою». Без учета преемственности по отношению к Великим реформам, постоянно акцентировавшейся М.Т. Лорис-Меликовым, инициативы 1880–1881 гг. верно поняты быть не могут, хотя сам граф предостерегал от того, чтобы смешивать «основные их начала и неизбежные недостатки»¹⁰⁴.

Для устранения последних, по убеждению графа, в  первую очередь, «надлежало прямо приступить к пересмотру всего земского положения, городского самоуправления и даже губернских учреждений». «На них, – полагал он, – зиждется все дело, и с правильным их устройством связано все наше будущее благосостояние и спокойствие»¹⁰⁵. Губернская реформа, предполагавшая реорганизацию местных административных и общественных учреждений всех уровней, представляла собой центральное звено программы М.Т. Лорис-Меликова. Конечная цель ее состояла в том, чтобы при некоторой децентрализации власти (освобождении центрального правительства от рассмотрения массы текущих, незначительных вопросов, решавшихся на уровне императора), как записывал со слов Лориса Половцов, «уменьшить число должностных лиц по различным отраслям и соединить управление в одном Соединенном собрании при участии и выборных представителей»¹⁰⁶. Намеченная реформа включала бы земские учреждения в единую систему местного управления. В целом, консолидация власти на местах обещала сделать местное управление более эффективным.

Проект губернской реформы еще до возвышения графа М.Т. Лорис-Меликова разрабатывался М.С. Кахановым, который стал в 1880 г. одним из ближайших сотрудников Михаила Тариеловича и фактически руководил при нем всей текущей работой МВД. Вопрос о реформе губернской администрации рассматривался в 1879 г. и Комиссией о сокращении расходов под председательством другого близкого М.Т. Лорис-Меликову государственного деятеля – А.А. Абазы. Ключевую роль в Комиссии играл тот же Каханов. Сенатор Половцов в 1880 г. называл губернскую реформу «любимой мыслью» Каханова.¹⁰⁷

Губернская реформа должна была включать в себя и преобразование полиции, подчинение губернатору жандармских управлений и объединение в его руках всей полицейской власти. Преобразование началось с высших органов политической полиции. В августе 1880 г. одновременно с ликвидацией Верховной комиссии и назначением М.Т. Лорис-Меликова министром внутренних дел было упразднено III отделение С.Е.И.В. канцелярии, функции которого перешли к Департаменту государственной полиции МВД. Руководство нового департамента, по словам его вице-директора В.М. Юзефовича, стремилось к «возможно быстрому очищению департамента от элементов, завещанных нам покойным III отделением».¹⁰⁸ Успешные аресты начала 1881 г. и, в частности, разоблачение внедрившегося в III отделение народовольца Клеточникова явно оправдывали произведенные перемены.

Скептически относясь к силам революционеров, М.Т. Лорис-Меликов при этом вовсе не склонен был недооценивать угрозу террора. На протяжении 1880–1881 гг. и в самый день 1 марта он не раз предупреждал, что новые покушения по-прежнему «и возможны, и вероятны».¹⁰⁹

Единственным  эффективным средством против заговорщиков граф М.Т. Лорис-Меликов считал хорошо устроенную полицию, понимая, однако, что правильно организовать ее деятельность в одночасье не удастся.

В то же время программа М.Т. Лорис-Меликова не сводилась исключительно к административным преобразованиям. Значительное место в его замыслах занимало улучшение положения крестьян. С этой целью ему удалось добиться отмены соляного налога (в ноябре 1880 г.), получить согласие императора на снижение выкупных платежей. Большая работа проводилась Лорис-Меликовым в неурожайном 1880 г. по организации продовольственной части, а зимой 1880–1881 гг. эта проблема оказалась в центре его внимания. В докладах М.Т. Лорис-Меликова ставился вопрос о «дополнении, по указаниям опыта, Положений 19 февраля», о преобразовании податной и паспортной систем¹¹⁰. В сохранившемся черновике доклада осталось указание на направление предполагаемых «дополнений»: речь шла об «устройстве льготного кредита для облегчения крестьянам покупки земель» и о «правильной организации переселений». Последняя мера рассматривалась и как один из способов усиления позиций империи на окраинах (в частности, на Кавказе, особенно близком М.Т. Лорис-Меликову)¹¹¹.

К положению на окраинах М.Т. Лорис-Меликов относился с особым вниманием, полагая, что «связь частей в России еще очень слаба; и Поволжье, и Войско Донское очень мало тянут к Москве». Поэтому и политика на окраинах требовала гибкости. В пример М.Т. Лорис–Меликов приводил Петра I, который «не дразнил отдельных национальностей». «Под знаменами Москвы, - доказывал м.Т. Лорис-Меликов уже Александру III, – Вы не соберете всей России, всегда будут обиженные... Разверните штандарт империи – и всем найдется равное место».¹¹² В этом направлении в начале 1881 г. в правительственных сферах начался весьма осторожный поиск более гибкой политики в Польше, где предполагалось «распространить блага общественных реформ».¹¹³

Принадлежала ли выдвинутая М.Т. Лорис-Меликовым программа ему самому или являлась результатом влияния на него чиновников, окружавших его в Петербурге? Многим, особенно тем, кто, как П.А. Валуев, сам был не прочь руководить действиями Лорис-Меликова, казалось неправдоподобным, что генерал сам может формировать правительственный курс. Среди предполагаемых вдохновителей графа чаще других назывались А.А. Абаза, М.С. Каханов, М.Е. Ковалевский.¹¹⁴ Однако при всем своем влиянии, особенно, когда речь шла о вопросах, требовавших специальной подготовки – финансах, крестьянском деле или реорганизации губернской администрации – ни один из них не имел преобладающего влияния на направление политики в целом. В специальных вопросах Лорис-Меликов не боялся признавать свою некомпетентность, отнюдь не считая себя преобразователем-энциклопедистом. «Среди тысяч моих недостатков, – говорил он А.Ф. Кони, – у меня есть одно достоинство: я откровенно говорю, когда не знаю или не понимаю, и прошу научить меня. Так делал я и со своими директорами».¹¹⁵ Но такие задачи, как упразднение III отделения, реорганизация Министерства внутренних дел, назначения на высшие административные должности, указание политических приоритетов и своевременности той или иной инициативы, определялись непосредственно Лорис-Меликовым.

Оказывать влияние на политику М.Т. Лорис-Меликова стремились не только петербургские сановники, но и многие известные публицисты – А.И. Кошелев, К.Д. Кавелин, Р.А. Фадеев, А.Д. Градовский и даже М.Н. Катков.¹¹⁶ С Фадеевым и Градовским общение было особенно продолжительным. Лорис-Меликов не скупился на внимание к людям, формирующим «народное сознание» и «общественное мнение», в котором он видел важнейшую опору правительственной политики. И следует признать, он умел произвести впечатление на собеседника и создать представление, будто именно его идеалы он намерен осуществить на практике. Однако проследить прямое воздействие идей того или иного публициста на планы Лорис-Меликова весьма затруднительно. При всей близости его взглядов к идеям, выражавшимся в либеральной публицистике 1860–1870-х гг. (в частности, в брошюрах и статьях Кошелева или Градовского), едва ли следует усматривать в основе программы графа какую-либо отвлеченную доктрину. Вместе с тем, не ограничиваясь выдвижением различных инициатив, Лорис-Меликов энергично создавал и условия для их реализации. Исключительное доверие Александра II позволило М.Т. Лорис-Меликовув течение 1880 г. существенно изменить состав правительства. После отставки в апреле Д.А. Толстого Министерство народного просвещения возглавил А. А. Сабуров, взявший себе в товарищи П.А. Маркова – члена Верховной комиссии, пользовавшегося доверием Лорис-Меликова; обер-прокурором Синода стал другой член Верховной комиссии – К.П. Победоносцев. В августе, инициировав упразднение Верховной комиссии, Лорис-Меликов занял должность министра внутренних дел. В конце октября он добился назначения А.А. Абазы министром финансов (еще раньше товарищем министра финансов стал Н.Х. Бунге). В начале 1881 г. ожидались перемены в руководстве министерств юстиции, путей сообщения и государственных имуществ. Созданное в августе 1880 г. специально для Л.С. Макова Министерство почт и телеграфов предполагалось в ближайшее время вновь включить в состав МВД в качестве департамента.

В результате произведенных перестановок М.Т. Лорис-Меликов стал к концу 1880 г. не только доверенным лицом императора, составляющим тайные программы, но и фактическим руководителем правительства, влиявшим на политику большинства ведомств. Вокруг Лорис-Меликова со временем сложился круг государственных деятелей, активно поддерживавших его политику и вместе с ним участвовавших в ее формировании. Из руководителей ведомств наиболее близки к Лорису были А.А. Абаза, Д.А. Милютин, Д.М. Сольский. К этой же группе примыкали А. А. Сабуров и отчасти – А.А. Ливен. Немалая роль в окружении Лорис-Меликова принадлежала    М.С. Каханову, М.Е. Ковалевскому, И.И. Шамшину. Близки к этому кругу были товарищи министров народного просвещения и государственных имуществ П.А. Марков и А.Н. Куломзин. Лорис-Меликов всячески старался привлекать к правительственной деятельности и таких ветеранов реформ, как К.К. Грот, К.И. Домонтович.

Преобразования, соответствовавшие духу программы М.Т. Лорис-Меликова, готовились в министерствах финансов, народного просвещения, государственных имуществ. Победоносцев ревностно принялся за «возвышение нравственного уровня духовенства», названное Лорис-Меликовым в докладе 11 апреля 1880 г. среди приоритетов правительственной политики.¹¹⁷ Перемены произошли и в управлении печатью. 4 апреля 1880 г. Главное управление по делам печати возглавил либерал Н.С. Абаза (племянник А.А. Абазы, в мае вошедший в состав Верховной комиссии). Усиление позиций Лорис-Меликова привело к резкому изменению всей политики в отношении печати. Граф был убежден, что пресса «должна идти несколько впереди правительственной деятельности, но все затруднение заключается в том, чтобы определить насколько»¹¹⁸. При этом он учитывал особое положение печати, по его словам, «имеющей у нас своеобразное влияние, не подходящее под условия Западной Европы, где пресса является лишь выразительницею общественного мнения, тогда как у нас она влияет на самое его формирование»¹¹⁹. Стремясь использовать это влияние, Лорис-Меликов поддерживал тесные связи с ведущими столичными газетами «Голос» и «Новое время».

Сознательно снижая прямое административное давление на прессу, готовя новый закон о печати, предполагавший ее преследование только в судебном порядке, не препятствуя появлению новых изданий и тем оживляя общественную мысль, М.Т. Лорис-Меликов шел на значительный риск, поскольку именно на него ложилась ответственность за разного рода критические публикации и выходки журналистов. Именно управление печатью было наиболее уязвимой частью «либеральной системы» Лорис-Меликова. Большая, чем прежде, свобода печати вызывала явное раздражение как при дворе, так и у самого императора, не скрывавшего своего недовольства.¹²⁰

Проведение  столь рискованного курса было возможно лишь при отсутствии весомой оппозиции в правительственных сферах. Довольно слабое, преимущественно декларативное противодействие М.Т. Лорис-Меликову оказывал только П.А. Валуев, к осени 1880 г. окончательно разошедшийся с ним во взглядах. Между тем возможности председателя Комитета министров были весьма ограничены, а над ним самим уже нависла угроза из-за ревизии сенатора М.Е. Ковалевского, посланного Лорис–Меликовым расследовать расхищение башкирских земель, происходившее в то время, когда Валуев руководил Министерством государственных имуществ. Исход ревизии полностью находился в руках Лорис-Меликова. Осмотрительный Петр Александрович Валуев, не скрывая своих разногласий с М.Т. Лорис–Меликовым, старался сохранить с ним хорошие личные отношения. Еще менее прочным было положение Л.С. Макова и К.Н. Посьета. Победоносцев вплоть до начала 1881 г. оставался вполне лоялен к Лорис-Меликову и лишь вел «обычные свои споры» с ним по поводу проекта закона о печати. Предположение об ухудшении зимой 1880-1881 гг. отношений между Лорис-Меликовым и цесаревичем остается гипотезой, которую трудно как подтвердить, так и опровергнуть.¹²¹