«Диктаторство» М.Т. Лорис-Меликова

Сам М.Т. Лорис-Меликов, по-видимому, считал свое положение в начале 1881 г. вполне прочным и 28 января представил императору доклад, в котором изложил свое видение механизма разработки задуманных преобразований. Готовить их обычным канцелярским путем значило заведомо загубить дело. Практически все вопросы, поставленные Лорис-Меликовым, не раз поднимались на протяжении 1860–1870-х гг. и затем тонули в различных комитетах и комиссиях. Необходим был такой механизм подготовки реформ, который, с одной стороны, обеспечивал бы их адекватность нуждам и ожиданиям общества, а с другой – позволил бы избежать выхолащивания и продолжительной задержки проектов в ходе бесконечных межведомственных согласований. В докладе 28 января 1881г. предлагалось решение этой двуединой задачи.

Работа над докладом, по всей видимости, началась еще в конце 1880 г. (именно так, кстати, датировал свой проект сам М.Т. Лорис-Меликов в письме к А.А. Скальковскому¹²²). Это позволяет предположить, что замысел механизма дальнейшей разработки реформ (ревизии – подготовительные комиссии – выборные – Государственный совет), изложенный в докладе 28 января 1881 г., в общих чертах сложился еще в августе 1880 г., когда, став министром, Лорис-Меликов убедил императора направить в ряд губерний сенаторские ревизии с целью «усмотреть общие неудобства нашего провинциального правительственного порядка»¹²³.

Что же по существу предлагалось М.Т. Лорис-Меликовым в докладе? В 1881 г. подготовительные комиссии должны были на основе «положительных предположений» сенаторов составить законопроекты: о «преобразовании местного губернского управления», о дополнении Положений 19 февраля 1861 г., о пересмотре земского и городового положения, об организации системы народного продовольствия.¹²⁴  В январе 1882 г. намечалось собрать Общую комиссию, которой, что важно, предлагалось предоставить возможность корректировать составленные проекты, поступавшие затем в Государственный совет.¹²⁵ Председателем Общей комиссии предстояло стать цесаревичу, его помощниками были бы Д.А. Милютин и Лорис-Меликов, который признавался, что «боялся кому-либо вверить председательство и хотел фактически быть им сам»¹²⁶. Однако даже номинальное председательство наследника престола (не говоря уже о фактическом – министра внутренних дел) напрочь лишало комиссию какой-либо конституционной окраски и, вместе с тем, ставило ее мнение не ниже мнения Государственного совета.

«Государь, – рассказывал М.Т. Лорис-Меликов Л.Ф. Пантелееву о своем проекте, – говорил мне, что это найдут недостаточным, а я отвечал: «Поверьте, государь, по крайней мере на три года этого хватит. Будет сделан опыт, который покажет, насколько в России есть достаточно политически развитой класс»»¹²⁷. Таким образом, предложения, выдвинутые 28 января 1881 г. (в годовщину приезда из Харькова), Лорис-Меликов рассчитывал осуществить за 3 года. Было ли у него намерение провести через 3 года более радикальную или даже конституционную реформу? Едва ли. Лорис-Меликов не раз и не только в официальных докладах высказывал свое убеждение в том, что какое-либо конституционное учреждение в России не будет иметь под собою почвы. «Я знаю, – говорил Лорис отправляемым на ревизию сенаторам, - что есть люди, мечтающие о парламентах, о центральной земской думе, но я не принадлежу к их числу. Эта задача достанется на дело наших сыновей и внуков, а нам надо лишь приготовить к тому почву».¹²⁸

Александр II, одобрив 1 марта 1881 г. проект правительственного сообщения, которое доводило до сведения подданных о готовящихся реформах, также сказал сыновьям (великим князьям Александру и Владимиру Александровичам): «Я дал свое согласие на это представление, хотя и не скрываю от себя, что мы идем по пути к конституции». Однако та легкость, с которой царь поддержал план М.Т. Лорис-Меликова, еще в январе 1881 г. дав на него принципиальное согласие, заставляет думать, что и он полагался на длительность пути, которого хватит и на сыновей, и на внуков. Характеристично, что Д.А. Милютин, записавший в дневнике рассказ вел. кн. Владимира Александровича о словах отца, с недоумением отметил: «Затрудняюсь объяснить, что именно в предложениях Лорис-Меликова могло показаться царю зародышем конституции».¹²⁹

Действительно, проект М.Т. Лорис-Меликова, направленный на продолжение преобразований 1860-х гг., не столько приближал к конституции, сколько возвращал самодержавие к концепции инициативной монархии. Разработка и осуществление по инициативе и под контролем правительства масштабных реформ, намеченных программой Лорис-Меликова, надолго снимали бы и сам вопрос об ограничении самодержавия. «Скажу более, – писал Лорис-Меликов А.А. Скальковскому уже в октябре 1881 г., – чем тверже и яснее будет поставлен вопрос о всесословном земстве, приноровленном к современным условиям нашей жизни, и чем скорее распространят земские учреждения на остальные губернии империи, тем более мы будем гарантированы от стремлений известной, хотя и весьма незначительной, части общества к конституционному строю, столь непригодному для России. Широкое применение земских учреждений оградит нас также и от утопических мечтаний любителей московской старины, Аксакова и его сторонников, желающих облагодетельствовать отечество земским собором со всеми его атрибутами»¹³⁰

Вместе с  тем, М.Т. Лорис-Меликов вовсе не был склонен переоценивать «общественные силы». Неэффективность общественных учреждений отмечалась им и в докладе 11 апреля 1880 г., и в инструкции для сенаторских ревизий, назначенных по инициативе графа в августе 1880 г. «Будучи харьковским генерал-губернатором, – говорил он посылаемым на ревизию сенаторам, – я убедился, что население недовольно земством, которое дорого ему стоит и мало делает дела, а здесь я увидел, что земство просто презренно в глазах главных органов власти» Сенаторам следовало установить, «заслужена ли земством такая репутация и нельзя ли его деятельность сделать более плодотворною». Характеризуя во всеподданнейшем докладе «ожидания русского общества», граф не мог не обратить внимания на их пестроту и разобщенность, констатируя, что «ожидания эти самого разного свойства и основываются, более или менее, на личных воззрениях и заветных желаниях каждого».¹³¹

В самом общественном недовольстве и оппозиционных настроениях  интеллигенции М.Т. Лорис-Меликову виделось не притязание на власть той или иной общественной силы, но свидетельство внутренней слабости общества и его неблагополучного состояния. Именно поэтому в его докладах речь шла не о сделке с той или иной частью общества, не о том, чтобы опереться на земство в борьбе с революционно настроенной молодежью, а об исправлении недостатков пореформенного строя, ослабляющих страну и вызывающих оппозиционные настроения, о том, чтобы преодолеть эти настроения, демонстрируя желание и готовность правительства улучшать положение подданных и привлекая само общество через его представителей к участию в правительственной политике.

Программа реформ, развиваемая М.Т. Лорис-Меликовым, требовала усиленной деятельности, а не ограничения самодержавной власти, и Михаил Тариелович вполне отдавал себе в этом отчет, не находя иной силы, способной сохранить страну и провести необходимые для этого преобразования. Уже находясь в отставке, за границей, М.Т. Лорис-Меликов заявил И.А. Шестакову: «Все Романовы гроша не стоят, но необходимы для России». При всей хлесткости такой характеристики, она отражала и положение дел в стране, и уровень государственных способностей членов императорской фамилии того времени.¹³²

Катастрофа 1 марта 1881 г. нанесла сокрушительный удар по планам М.Т. Лорис-Меликова. Убийство Александра II стало для него и личным потрясением. Тем не менее ни сам граф, ни поддержавшие его министры (в первую очередь, Д.А. Милютин и А.А. Абаза) не считали необходимым вносить принципиальные изменения в программу, которую успел одобрить Александр II и поддерживал, будучи наследником, Александр III. Цареубийство не устраняло потребности в преобразованиях.

«Лорис-Меликов  стал читать доклад, представленный еще Александру II. В нем, в изложении мотивов, стояла такая фраза «ныне, когда все успокоилось». И это читалось вслед за убийством царя! Можно себе представить, какое это должно было произвести впечатление».¹³³

Были ли обречены на отвержение предложения графа М.Т. Лорис-Меликова после 1 марта? Такое впечатление может сложиться, если знать исход борьбы в правительственных сферах весной 1881 г. Однако вплоть до появления манифеста 29 апреля 1881 г. исход этой борьбы для ее участников не был очевиден. На заседании Совета министров 8 марта 1881 г. Победоносцеву удалось сорвать одобрение проекта правительственного сообщения о предстоящем создании подготовительных и Общей комиссий, однако он не смог добиться от императора ни удаления М.Т. Лорис-Меликова, ни прямого отклонения его программы. Александр III занял уклончивую позицию. Более того, из немногих сановников, выступивших 8 марта против Лорис-Меликова, – Л.С. Маков был уволен уже через неделю (в связи с упразднением Министерства почт и телеграфов), престарелый граф С.Г. Строганов никогда более в совещания не призывался, а К.Н. Посьет не имел никакого влияния в правительственных делах.

М.Т. Лорис-Меликов находился в мрачном настроении, все чаще заговаривая об отставке и сетуя на «бездействие высшей власти и принимаемое ею ложное направление»¹³⁴. Тем не менее понимание того, что направление еще окончательно не выбрано и не принято, оставляло известную надежду и заставляло Лорис-Меликова и его сторонников «оставаться в выжидательном положении, пока не выяснится, который из двух противоположных путей будет выбран императором»¹³⁵.

Казалось, М.Т. Лорис-Меликову есть что противопоставить влиянию Победоносцева. Ему удалось заручиться поддержкой вел. кн. Владимира Александровича и кн. И.И. Воронцова-Дашкова – людей, наиболее близких в то время к молодому монарху. На стороне графа было большинство министров. Наконец, преимуществом Лорис-Меликова являлось наличие у него ясной программы правительственной политики, 12 апреля 1881 г. вновь представленной во всеподданнейшем докладе императору¹³⁶.

Победоносцев  мог противопоставить ей лишь общие рассуждения о том, чего делать не следует. Со всей очевидностью это проявилось 21 апреля 1881 г. на совещании у Александра III. Итог этого совещания, завершившегося взаимным обещанием министров, не исключая и Победоносцева, действовать сообща и поручением императора вновь обсудить подробности правительственной программы, был расценен М.Т. Лорис-Меликовым как победа. Александр III, напротив, сделал вывод, что «Лорис, Милютин и Абаза положительно продолжают ту же политику и хотят так или иначе довести нас до представительного правительства»¹³⁷

Манифест о  незыблемости самодержавия, подготовленный Победоносцевым в тайне от министров, заподозренных в конституционных стремлениях, и изданный 29 апреля 1881 г., резко менял ситуацию. Он не содержал какой-либо позитивной программы, однако самим фактом своего неожиданного появления не только означал отказ от соглашений 21 апреля, не только указывал, с кем именно намерен теперь советоваться самодержец, но и служил знаком монаршего недоверия министрам, которым было отказано участвовать в подготовке манифеста. Логическим следствием выражения недоверия в столь грубой и почти оскорбительной, по представлениям того времени, форме стали добровольные отставки М.Т. Лорис-Меликова, А.А. Абазы и Д.А. Милютина.

4 мая 1881 г. М.Т. Лорис-Меликов был уволен «согласно прошению и по болезни от занимаемой им должности, с оставлением членом Государственного совета и в звании генерал-адъютанта»¹³⁸.

Оказавшись  отстраненным от государственной деятельности, чувствуя ухудшение здоровья, Михаил Тариелович решил уехать за границу – изменить обстановку и подлечиться. Да и Александр III давал понять, что отставному министру лучше находиться за границей.

Так начался  новый этап в жизни. Лечение, встречи  и беседы с людьми приятными и  не очень, размышления о событиях, происходивших в России и на Западе, – все это заполнило духовный мир человека, вся жизнь которого находилась в постоянном напряжении. Теперь все изменилось. Он во многом жил прошлым. Вести с родины все больше удручали Михаила Тариеловича. «Жалкая и бездарная игра»¹³⁹, – с негодованием писал он.

Летом 1886 г. Лорис-Меликов  второй раз, после отъезда за границу, приехал в Петербург (первый раз  – в 1883 г. он приехал на коронацию  Александра III). Он заметно похудел, мучила отдышка, лихорадочно горели глаза. Таким он представился царю. Александр III участливо принял графа, спросил о здоровье, сообщил, что дела на Кавказе идут удовлетворительно, и дал разрешение на бессрочный отпуск. М.Т. Лорис-Меликов не остался в Петербурге – немедленно возвратился за границу. «Мне, – рассказывал он А.Ф. Кони, – столь многие здесь противны до невыносимости. Душа моя! Когда я был диктатором, они толкались в моей приемной так, что проходу не было – и мне приходилось видеть их душу, вывороченную наизнанку… Отец родной! Какая это гадость»¹⁴⁰.

Необходимо  отметить и то невнимание и неуважение, которое оказывали М.Т. Лорис-Меликову в России. В Петербурге готовились торжества в честь победы России над Турцией в войне 1877–1878 гг., и в феврале 1886 г. у Троицкого собора началось возведение памятника из турецких орудий, захваченных у неприятеля. К осени строительство закончилось, и 12 октября 1886 г. состоялось открытие монумента. В торжестве участвовали войска, поименованные на бронзовых досках памятника, все высшие начальники, прославившиеся в войну. На гранитной же доске монумента – главная надпись с именами участников войны – где не нашлось места для имени героя русско-турецкой войны – Михаила Тариеловича Лорис-Меликова. Это торжество нарушило душевное равновесие человека, сыгравшего одну из главных ролей в упомянутой войне. Михаил Тариелович писал об этом событии Н.А. Белоголовому: «Совершившееся на прошлой неделе в Петербурге торжественное открытие памятника войны с Турцией 1877–1878 годов сопровождалось таким невежеством и невниманием к прошлым моим заслугам, что вот уже 8-й день, хотя и стыдно сознаваться в этом, не могу отделаться от гнетущего меня чувства досады и раздражения»¹⁴¹.

В последние  годы жизни здоровье М.Т. Лорис-Меликова ухудшалось, и физическая беспомощность действовала крайне удручающе на графа. 24 декабря 1888 г. Михаил Тариелович сказал графине, что сегодня состоится последний визит врача. Так и случилось: вечером граф умер. Об этом графиня телеграфировала императору и получила от него и великого князя Михаила Николаевича ответную телеграмму с выражением соболезнования. Узнав о смерти Михаила Тариеловича Лорис-Меликова, военный министр Франции Фрэнсинэ дал распоряжение генералу Гаренье де Гаре, командовавшему войсками в Ницце (где прожил последние годы и где преставился граф), чтобы на похоронах русского генерала, были отданы такие же почести, как французскому дивизионному генералу. Похоронен же Лорис-Меликов в Тифлисе, в Ванском соборе.