"Малые Тюдоры": штрихи к коллективному портрету династии

Фортификации и укрепления Кале не оставляют его ум, на протяжении дневника не раз встречаются новые  распоряжения относительно перестройки  и улучшения оборонительных сооружений и борьбы с подступающим морем  и дюнами. Очевидно, что Эдуард не сам разрабатывал план, но то, что он отводит ему значительное место в своем дневнике, наталкивает нас на мысль, что мальчику было интересно в этом разобраться. Что так же подтверждает следующая запись, распоряжения сделанные юным королем уже на основе собственных наблюдений.

9 августа 1552 года. «Утром я отправился на  бастион Шартерона, а так же  осмотрел город¹¹⁰. После полудня осматривал склады, а затем на лодке отправился к деревянной башне, а так же Хаселфорду. В результате осмотра были сделаны распоряжения относительно постройки двух фортов на входе в гавань, одного там, где стоит башня Ридли, и другого напротив, там где сейчас старый деревянный бастион. Так же было отмечено, что город должен укрепляться и расти»¹¹¹.

Здесь же можно вспомнить  небольшой пассаж, касающийся изображений на монетах, уже мною упомянутый.¹¹² Эдуард пишет о распоряжениях насчет монеты, и в то же время в конце записи отмечает: «В Берике обрушился кусок стены, поскольку основа была поколеблена строительством бастиона».¹¹³ Соседство достаточно важных для государства монетных преобразований с незначительной записью об обрушении стены – весьма прозрачно намекает нам на то, чем был занят ум юного короля.

Следующей популярной темой, являются турниры и празднества. Как уже было отмечено, мальчик  унаследовал от отца богатый двор, и он играл активную роль в его мероприятиях. Придворные празднества устраивались регулярно, на Рождество, на неделе перед Великим Постом, на Новый Год и т. д. Частыми были гуляния на улице, на Первое Мая и следующие за ним недели, специальные праздники устраивались по случаю прибытия иностранных гостей или, к примеру, по случаю свадеб.

1548 год. «В  Гринвиче был дан триумф, где  шесть джентльменов состязались  в барьерных боях, джостре, и  турнире; а так же они с  тридцатью людьми защищали крепость против сотни или более».¹¹⁴

19 июня 1550 года. «Я отправился в Детфорд, поскольку  был приглашен отужинать с  лордом Клинтоном, где до ужина  наблюдал действо, когда несколько  людей в лодке боролись друг  с другом, до тех пор пока  один из них не падал в воду. После ужина был сооружен форт на Темзе с тремя стенами и башней с часами посередине, хорошо освещенный, мистер Винтер был его капитаном с гарнизоном из 40 солдат в черно-желтом одеянии. К форту так же принадлежала галера желтого цвета, оснащенная для защиты замка. К форту приблизилось четыре судна с людьми одетыми в белое, которые начали осаждать замок, в начале сразившись с галерой, а затем используя все свое вооружение подступив к форту…»¹¹⁵

6 января 1552 года. «На турнир явились бросившие  вызов и защитники с еще двумя джентльменами, мистером Териллом и мистером Робертом Хоптоном, и они сражались хорошо, и вызов был удовлетворен. В ту же ночь была дана пьеса: после диалога между Богатством и Юностью, кто из них лучше, они вызвали по шесть чемпионов с каждой стороны, которые дрались в барьерном бою двое надвое, причем двое из них были одеты как немцы – граф Ормонд и Жак Гранадо, а другие двое как монахи, но немцы не собирались пропускать их без борьбы. Монахами были мистер Драри и Томас Кобхэм. После этого были представлены две маски, одна мужская и одна женская, затем был обед на 120 блюд, и затем Рождество закончилось»¹¹⁶.

Это только небольшая  выборка упоминаний и описаний праздников при дворе, о которых наш источник порой содержит уникальные сведения. Эдуард, хотя и пишет достаточно кратко, не отказывает себе в удовольствии остановиться на тех увеселениях, которые наиболее поразили его воображение. Это, безусловно, представления и маски, связанные с военной тематикой, турниры, взятие крепостей и т. д. После вышеупомянутого праздника Эдуард несколько раз говорит о том, что он принял приглашение на обед в Детфорд, видимо, зрелище, устроенное лордом Клинтоном действительно ему понравилось. В описании своих развлечений он не король, а мальчик, которого интересуют нормальные для его возраста мальчишеские вещи. По мере взросления короля празднества становятся все более пышными и дорогими, возвращаясь к тем, которые устраивались в правление его отца.

3 июня 1550 года. «Король прибыл в Шейн, где  состоялась свадьба лорда Лайла, сына графа Варвика, и леди Анны, дочери герцога Сомерсета, после чего был обед и танцы».¹¹⁷

Эту запись стоит выделить отдельно. В принципе, само событие  имеет немаловажное значение, ибо  в 1550 году Сомерсет уже не имел прежнего влияния, благодаря удавшемуся заговору против него. Он какое-то время отсидел в Тауэре, а затем был возвращен ко двору, где уже восходила звезда Варвика, человека недюжинной предприимчивости, сразу осознавшего, что завладеть маленьким королем является наиважнейшей задачей. Варвик, в отличие от Сомерсета, дал Эдуарду больше свободы, король даже начал посещать заседания Совета,

14 августа  1551 года. «…так же было решено, что я буду приходить и сидеть  на заседаниях совета, когда будут  обсуждаться важные дела, или  когда я захочу»¹¹⁸.

Это было полезно не только для юного монарха, который должен был взять власть в свои руки в  шестнадцать лет, но и для самого Варвика – ослабив контроль и  дав мальчику понять, что он считает  его королем и никем иным, он перевесил в свою пользу чашу весов доверия Эдуарда.

Женив своего сына на Анне Сомерсет, Варвик пытался, как пишет  Николс, протянуть руку дружбы Сомерсету, в надежде на будущее сотрудничество¹¹⁹. Однако из этого ничего не вышло, и от Сомерсета пришлось избавиться. Борьба двух всесильных магнатов за власть происходит на глазах у их подопечного, и показательно то, что падению этого своего дяди Эдуард уделяет гораздо больше внимания, чем смерти Томаса Сеймура. Запись о суде над Сомерсетом занимает несколько страниц¹²⁰.

1 декабря 1551 года. «Герцог Сомерсет прибыл на суд в Вестминстер»¹²¹. Далее Эдуард подробно перечисляет состав суда и обвинения, который были предъявлены герцогу.

«…судьи начали перечислять, что подстрекание людей  в собственном доме к восстанию, как и попытка убийства герцога  Нортумберленда, являются изменой согласно Акту от третьего года моего правления против преступных собраний; покушение на убийство лордов было преступлением; сопротивление аресту – преступление; подстрекание к восстанию в Лондоне – преступление. Он ответил, что не имел намерения поднимать Лондон и есть тому свидетели, что своих людей он собрал исключительно для своей защиты, что он не собирался убивать герцога Нортумберленда и остальных лордов. Однако впоследствии ему пришлось признать, что он замышлял их смерть. Герцог Нортумберленд выступил и ответил, что не считает замысел убить его изменой, поэтому лорды сняли с герцога обвинение в государственной измене, но обвинили в злонамеренном преступлении, и он был приговорен к повешению. Герцог поблагодарил лордов за открытый суд»¹²².

Как здесь выступает  автор нашего источника? Несомненно, как король, для которого важна  была справедливость, а открытый суд, кстати, которого был лишен Томас  Сеймур, это справедливо. Другой вопрос, насколько он осознавал подоплеку  этих обвинений, и их обоснованность, на него нам дневник не отвечает, но можно предположить, что выбор в пользу Варвика уже был сделан, Эдуард верил ему больше, чем Сомерсету, а всю глубину борьбы за власть он в силу своего возраста до конца еще осознать не мог.

Последние сюжеты, на которых  мне хотелось бы кратко остановиться, немного выбиваются из общего контекста. Есть ряд записей, которые показывают осведомленность мальчика не только в делах политики и войны. Он так же отмечает в своем труде просто заинтересовавшие его события, либо события, потрясшие его воображение. К последним можно отнести, к примеру, эпидемию потницы, начавшуюся в Лондоне в 1551 году.

9 июля 1551 года. «В это время в Лондон пришла  потница, гораздо более страшная, чем старая. Если кто-то простужался, он умирал в течение трех часов, а если нет, то агония длилась в течение шести или даже десяти часов. Если же он спал первые шесть часов, поскольку ему этого очень хотелось, он начинал бредить и умирал в бреду»¹²³.

11 июля 1551 года. «Она распространилась настолько, что в течение десяти дней в Лондоне умерло 70 человек, а к сегодняшнему дню уже 120. Один из моих джентльменов и один из грумов заболели и умерли, поэтому я отправился в Хэмптон Корт с небольшой свитой»¹²⁴.

Эпидемия, несомненно, произвела  большое впечатление на Эдуарда, подробности о том, как потница убивает человека, упомянуты здесь неслучайно, мальчику страшно, к тому же он видел или слышал об этом сам, поскольку болезнь и смерть затронула его собственный дом.

24 мая 1551 года. «Землетрясение случилось в Кройдоне и Бличенгли, в так же в Сари, но большого ущерба не было»¹²⁵.

В общем, не совсем обычное для Англии событие, поэтому, видимо, Эдуард упоминает  его в своем дневнике.

13 июня 1551 года. «В этом  месяце Драгютре, пират, сбежал  от Андре Дориа, который закрыл его в бухте с помощью своих галер, и он нашел другой путь в море, где захватил две галеры Дориа, находившиеся далеко в море»¹²⁶

Эта одинокая запись сделана явно в восхищении дерзостью и смелостью  пирата. По все видимости, услышав  рассказ от кого-то, Эдуард не смог остаться равнодушным и отметил это в своем дневнике.

5 октября 1551 года. «Ярнак  прибыл, чтобы сообщить две вещи. Во-первых, то, что королева родила  третьего сына, который был провозглашен  герцогом Ангулемским, и что  король просит меня быть его крестным отцом. Я ответил, что очень рад этой новости и согласился на просьбу короля, показав тем самым мою добрую волю».¹²⁷

Тоже замечательная  по своей сути запись. Как расценивал Эдуард эту просьбу? Как король, в  качестве дальнейшего упрочнения связей с Францией, или как мальчик, который  вдруг еще более осознал себя взрослым? Скорее всего, второе пришло ему в голову раньше первого.

В заключение необходимо отметить, что, помимо тех сюжетов, на которых я остановилась, дневник  короля Эдуарда может еще многое открыть исследователю. В этой главе  я попыталась выявить проблематику, связанную с изучением дневника, ответить на вопросы, которые поставил передо мной данный источник, и осторожно, учитывая все его особенности и опасности неверной интерпретации, извлечь из него самую важную, на мой взгляд, составляющую для исследователя, только начинающего работать с дневником, а именно – личность самого автора. Надеюсь, что мне удалось справиться с поставленной задачей, так по мере исследования королевский труд ставит все больше и больше вопросов, для решения которых, возможно необходимо привлечение дополнительных сведений. Что я и собираюсь сделать в будущем. 

Глава II. Придворные Маски времен правления королевы Марии I Тюдор

Служба Развлечений (Office of Revels) и ее функции

Служба Развлечений  включала в себя четыре главных поста, с разным набором полномочий: Мастер (Master of Revels), Йомен (Yeoman of Revels), Клерк (Clerk of Revels) и Клерк-Контролер (Clerk-Comptroller of Revels). При Марии эти посты занимали, соответственно, сэр Томас Каверден, Джон Холт, Томас Филипс (позднее Томас Благрейв) и Ричард Лейс.

Сэр Томас Каверден, назначенный должность Мастера королем Генрихом VIII в 1545 году, был первым Мастером Развлечений, получившим патент, и в итоге прослужил четырем монархам. Он возглавлял организацию, которая находилась в тесной связи со Службой Помещений (Office of Tents), которое так же было в его ведении.

Ранняя тюдоровская  Служба имела широкий ряд обязанностей в управлении и постановке различных  представлений и фестивалей –  не только драматических – как  внутри двора, так и за его пределами, частично в связи с турнирами  и военными экспедициями¹²⁸. Инвентарь Службы раннего периода включал в себя не только театральные костюмы, которые здесь изготовлялись, хранились и ремонтировались, но и, к примеру, конское снаряжение. Покупка, раскройка и пошив тканей составляли основное дело Службы, и Йомен Развлечений ранне-тюдоровского периода был главным портным¹²⁹. Развитие Службы Развлечений, можно сказать, было исторически связано с его функциями в качестве производителя и хранителя костюмов.

Практическая деятельность по раскройке и пошиву, которой командовал Йомен, едва ли вовлекала в себя Мастера, чей ранг и статус давал ему благородную дистанцию от ручной работы. Однако сам Каверден не был настолько отдален в социальном статусе, чтобы не отличить хороший пошив костюма от дурного. Сын сукновала, он был отдан в ученики торговцу тканями, но продвинулся и процветал при дворе Генриха VIII, возможно, в качестве протеже Томаса Кромвеля. Его назначение Мастером Развлечений было еще одним продвижением по службе и наградой, которые он получил в 1540-х годах, и похоже, что он был назначен на эту должность не столько из-за его прошлого, связанного с торговлей тканями, но скорее как знак благоволения и источник патронажного дохода. Вопрос о назначении Кавердена, как и о назначении последующих Мастеров, в том, какие качества требовал этот пост, так как он совершенно точно не был синекурой. Мастер, в сущности, был помощником Лорда Камергера, был ответственен за довольно большой бюджет (в наиболее насыщенные годы работы Службы) и его деятельность осведомляла о вкусе и статусе его монарха.

Более того, если Йомен  был практическим двигателем функций  Службы, то достаточно очевидно, что  Мастер закономерно становился теоретиком. Дизайн костюмов производился по эскизам  Мастера, как нам сообщают счета¹³⁰.