Автор работы: Пользователь скрыл имя, 31 Марта 2014 в 08:31, реферат
Описание работы
Когда Заратустре исполнилось тридцать лет, покинул он свою родину и озеро своей родины и пошёл в горы. Здесь наслаждался он своим духом и своим одиночеством и в течение десяти лет не утомлялся этим. Но наконец изменилось сердце его — и в одно утро поднялся он с зарёю, стал перед солнцем и так говорил к нему:
У них есть своё удовольствьице
для дня и своё удовольствьице для ночи;
но здоровье — выше всего.
«Счастье найдено нами», — говорят
последние люди, и моргают.
Здесь окончилась первая речь
Заратустры, называемая также «Предисловием»,
ибо на этом месте его прервали крик и
радость толпы. «Дай нам этого последнего
человека, о Заратустра, — так восклицали
они, — сделай нас похожими на этих последних
людей! И мы подарим тебе сверхчеловека!»
И все радовались и щёлкали языком. Но
Заратустра стал печален и сказал в сердце
своём:
«Они не понимают меня: мои речи
не для этих ушей.
Очевидно, я слишком долго жил
на горе, слишком часто слушал ручьи и
деревья: теперь я говорю им, как козопасам.
Непреклонна душа моя и светла,
как горы в час дополуденный. Но они думают,
что холоден я и что говорю я со смехом
ужасные шутки.
И вот они смотрят на меня и
смеются, и, смеясь, они ещё ненавидят меня.
Лёд в смехе их».
6
Но тут случилось нечто, что
сделало уста всех немыми и взор неподвижным.
Ибо тем временем канатный плясун начал
своё дело: он вышел из маленькой двери
и пошёл по канату, протянутому между двумя
башнями и висевшему над базарной площадью
и народом. Когда он находился посреди
своего пути, маленькая дверь вторично
отворилась, и детина, пёстро одетый, как
скоморох, выскочил из неё и быстрыми шагами
пошёл во след первому. «Вперёд, хромоногий, —
кричал он своим страшным голосом, — вперёд,
ленивая скотина, контрабандист, набелённая
рожа! Смотри, чтобы я не пощекотал тебя
своею пяткою! Что делаешь ты здесь между
башнями? Ты вышел из башни; туда бы и следовало
запереть тебя, ты загораживаешь дорогу
тому, кто лучше тебя!» — И с каждым словом
он всё приближался к нему — и, когда был
уже на расстоянии одного только шага
от него, случилось нечто ужасное, что
сделало уста всех немыми и взор неподвижным:
он испустил дьявольский крик и прыгнул
через того, кто загородил ему дорогу.
Но этот, увидев, что его соперник побеждает
его, потерял голову и канат; он бросил
свой шест и сам ещё быстрее, чем шест,
полетел вниз, как какой-то вихрь из рук
и ног. Базарная площадь и народ походили
на море, когда проносится буря: всё в смятении
бежало в разные стороны, большею частью
там, где должно было упасть тело.
Но Заратустра оставался на
месте, и прямо возле него упало тело, изодранное
и разбитое, но ещё не мёртвое. Немного
спустя к раненому вернулось сознание,
и он увидел Заратустру, стоявшего возле
него на коленях. «Что ты тут делаешь? —
сказал он наконец. — Я давно знал, что
чёрт подставит мне ногу. Теперь он тащит
меня в преисподнюю; не хочешь ли ты помешать
ему?»
«Клянусь честью, друг, — отвечал
Заратустра, — не существует ничего, о
чём ты говоришь: нет ни чёрта, ни преисподней.
Твоя душа умрёт ещё скорее, чем твоё тело:
не бойся же ничего!»
Человек посмотрел на него с
недоверием. «Если ты говоришь правду, —
сказал он, — то, теряя жизнь, я ничего не
теряю. Я немного больше животного, которого
ударами и впроголодь научили плясать».
«Не совсем так, — сказал Заратустра, —
ты из опасности сделал себе ремесло, а
за это нельзя презирать. Теперь ты гибнешь
от своего ремесла; за это я хочу похоронить
тебя своими руками».
На эти слова Заратустры умирающий
ничего не ответил; он только пошевелил
рукою, как бы ища, в благодарность, руки
Заратустры. —
7
Тем временем наступил вечер,
и базарная площадь скрылась во мраке;
тогда рассеялся и народ, ибо устают даже
любопытство и страх. Но Заратустра продолжал
сидеть на земле возле мёртвого и был погружён
в свои мысли: так забыл он о времени. Наконец
наступила ночь, и холодный ветер подул
на одинокого. Тогда поднялся Заратустра
и сказал в сердце своём:
«Поистине, прекрасный улов
был сегодня у Заратустры. Он не поймал
человека, зато труп поймал он.
Жутко человеческое существование
и к тому же всегда лишено смысла: скоморох
может стать уделом его.
Я хочу учить людей смыслу их
бытия: этот смысл есть сверхчеловек, молния
из тёмной тучи, называемой человеком.
Но я ещё далёк от них, и моя
мысль не говорит их мыслям. Для людей
я ещё середина между безумцем и трупом.
Темна ночь, темны пути Заратустры.
Идём, холодный, недвижный товарищ! Я несу
тебя туда, где я похороню тебя своими
руками».
8
Сказав это в сердце своём, Заратустра
взял труп себе на спину и пустился в путь.
Но не успел он пройти и ста шагов, как
человек подкрался к нему и стал шептать
ему на ухо — и гляди-ка, тот, кто говорил,
был скоморох с башни. «Уходи из этого
города, о Заратустра, — говорил он, — слишком
многие ненавидят тебя здесь. Ненавидят
тебя добрые и праведные, и они зовут тебя
своим врагом и ненавистником; ненавидят
тебя правоверные, и они зовут тебя опасным
для толпы. Счастье твоё, что смеялись
над тобою: и поистине, ты говорил, как
скоморох. Счастье твоё, что ты пристал
к мёртвой собаке; унизившись так, ты спас
себя на сегодня. Но уходи прочь из этого
города — или завтра я перепрыгну через
тебя, живой через мёртвого». И сказав
это, человек исчез; а Заратустра продолжал
свой путь по тёмным улицам.
У ворот города повстречались
ему могильщики; они факелом посветили
ему в лицо, узнали Заратустру и много
издевались над ним: «Заратустра уносит
с собой мёртвую собаку: браво, Заратустра
обратился в могильщика! Ибо наши руки
слишком чисты для этой поживы. Не хочет
ли Заратустра украсть у чёрта его кусок?
Ну, так и быть! Желаем хорошо поужинать!
Если только чёрт не более ловкий вор,
чем Заратустра! — Он украдёт их обоих,
он сожрёт их обоих!» И они смеялись и шушукались
между собой.
Заратустра не сказал на это
ни слова и шёл своей дорогой. Он шёл два
часа по лесам и болотам и очень часто
слышал голодный вой волков; наконец и
на него напал голод. Он остановился перед
уединённым домом, в котором горел свет.
«Голод нападает на меня, как
разбойник, — сказал Заратустра. — В лесах
и болотах нападает на меня голод мой и
в глубокую ночь.
Удивительные капризы у моего
голода. Часто наступает он у меня только
после обеда, и сегодня целый день я не
чувствовал его; где же замешкался он?»
И с этими словами Заратустра
постучался в дверь дома. Появился старик;
он нёс фонарь и спросил: «Кто идёт ко мне
и нарушает мой скверный сон?»
«Живой и мёртвый, — отвечал
Заратустра. — Дайте мне поесть и попить;
днём я забыл об этом. Тот, кто кормит голодного,
насыщает свою собственную душу: так говорит
мудрость».
Старик ушёл, но тотчас вернулся
и предложил Заратустре хлеб и вино. «Здесь
плохой край для голодающих, — сказал он, —
поэтому я и живу здесь. Зверь и человек
приходят ко мне, отшельнику. Но позови
же своего товарища поесть и попить, он
устал ещё больше, чем ты». Заратустра
отвечал: «Мёртв мой товарищ, было бы трудно
уговорить его поесть». «Это меня не касается, —
ворча произнёс старик, — кто стучится
в мою дверь, должен принимать то, что я
ему предлагаю. Ешьте и будьте здоровы!»
—
После этого Заратустра шёл
ещё два часа, доверяясь дороге и свету
звёзд: ибо он был привычный ночной ходок
и любил всему спящему смотреть в лицо.
Но когда стало светать, Заратустра очутился
в глубоком лесу, и дальше уже не было видно
дороги. Тогда он положил мёртвого в дупло
дерева на высоте своей головы — ибо он
хотел защитить его от волков — и сам лёг
на землю, на мох. И тотчас уснул он, усталый
телом, но с непреклонной душою.
9
Долго спал Заратустра, и не
только утренняя заря, но и час дополуденный
прошли по лицу его. Но наконец он открыл
глаза: с удивлением посмотрел Заратустра
на лес и тишину, с удивлением заглянул
он внутрь самого себя. Потом он быстро
поднялся, как мореплаватель, завидевший
внезапно землю, и возликовал: ибо он увидел
новую истину. И так говорил он тогда в
сердце своём:
«Свет низошёл на меня: мне нужны
спутники, и притом живые, — не мёртвые
спутники и не трупы, которых ношу я с собою,
куда я хочу.
Мне нужны живые спутники, которые
следуют за мною, потому что хотят следовать
сами за собой — и туда, куда я хочу.
Свет низошёл на меня: не к народу
должен говорить Заратустра, а к спутникам!
Заратустра не должен быть пастухом и
собакою стада!
Сманить многих из стада — для
этого пришёл я. Негодовать будет на меня
народ и стадо: разбойником хочет называться
Заратустра у пастухов.
У пастухов, говорю я, но они
называют себя добрыми и праведными. У
пастухов, говорю я, но они называют себя
правоверными.
Посмотри на добрых и праведных!
Кого ненавидят они больше всего? Того,
кто разбивает их скрижали ценностей,
разрушителя, преступника — но это и есть
созидающий.
Посмотри на правоверных! Кого
ненавидят они больше всего? Того, кто
разбивает их скрижали ценностей, разрушителя,
преступника — но это и есть созидающий.
Спутников ищет созидающий,
а не трупов, а также не стад и не верующих.
Созидающих так же, как он, ищет созидающий,
тех, кто пишут новые ценности на новых
скрижалях.
Спутников ищет созидающий
и тех, кто собирал бы жатву вместе с ним:
ибо всё созрело у него для жатвы. Но ему
недостаёт сотни серпов; поэтому он вырывает
колосья и негодует.
Спутников ищет созидающий
и тех, кто умеет точить свои серпы. Разрушителями
будут называться они и ненавистниками
добрых и злых. Но они соберут жатву и будут
праздновать.
Созидающих вместе с ним ищет
Заратустра, собирающих жатву и празднующих
вместе с ним ищет Заратустра: что стал
бы он созидать со стадами, пастухами и
трупами!
И ты, мой первый спутник, оставайся
с благом! Хорошо схоронил я тебя в дупле
дерева, хорошо спрятал я тебя от волков.
Но я расстаюсь с тобою, ибо
время прошло. От зари до зари осенила
меня новая истина.
Ни пастухом, ни могильщиком
не должен я быть. Никогда больше не буду
я говорить к народу: последний раз говорил
я к мёртвому.
К созидающим, к пожинающим,
к торжествующим хочу я присоединиться:
радугу хочу я показать им и все ступени
сверхчеловека.
Одиноким буду я петь свою песню
и тем, кто одиночествует вдвоём; и у кого
есть ещё уши, чтобы слышать неслыханное,
тому хочу я обременить его сердце счастьем
своим.
Я стремлюсь к своей цели, я
иду своей дорогой; через медлительных
и нерадивых перепрыгну я. Пусть будет
моя поступь их гибелью!»
10
Так говорил Заратустра в сердце
своём, а солнце стало уже на полдень; тогда
он вопросительно взглянул на небо: ибо
услышал над собою резкий крик птицы. И
он увидел орла: описывая широкие круги,
нёсся тот в воздух, а с ним — змея, но не
в виде добычи, а как подруга: ибо она обвила
своими кольцами шею его.
«Это мои звери!» — сказал Заратустра
и возрадовался в сердце своём.
«Самое гордое животное, какое
есть под солнцем, и животное самое умное,
какое есть под солнцем, — они отправились
разведать.
Они хотят знать, жив ли ещё
Заратустра. И поистине, жив ли я ещё?
Опаснее оказалось быть среди
людей, чем среди зверей, опасными путями
ходит Заратустра. Пусть же ведут меня
мои звери!»
Сказав это, Заратустра вспомнил
слова святого в лесу, вздохнул и говорил
так в сердце своём:
«Если б я мог стать мудрее!
Если б я мог стать мудрым вполне, как змея
моя!
Но невозможного хочу я: попрошу
же я свою гордость идти всегда вместе
с моим умом!
И если когда-нибудь мой ум покинет
меня — ах, он любит улетать! — пусть тогда
моя гордость улетит вместе с моим безумием!»
—
— Так начался закат Заратустры.
Речи Заратустры
О трёх превращениях
Три превращения духа называю
я вам: как дух становится верблюдом, львом
верблюд и, наконец, ребёнком становится
лев.
Много трудного существует
для духа, для духа сильного и выносливого,
который способен к глубокому почитанию:
ко всему тяжёлому и самому трудному стремится
сила его.
Что есть тяжесть? — вопрошает
выносливый дух, становится, как верблюд,
на колени и хочет, чтобы хорошенько навьючили
его.
Что есть трудное? — так вопрошает
выносливый дух; скажите, герои, чтобы
взял я это на себя и радовался силе своей.
Не значит ли это: унизиться,
чтобы заставить страдать своё высокомерие?
Заставить блистать своё безумие, чтобы
осмеять свою мудрость?
Или это значит: бежать от нашего
дела, когда оно празднует свою победу?
Подняться на высокие горы, чтобы искусить
искусителя?
Или это значит: питаться желудями
и травой познания и ради истины терпеть
голод души?
Или это значит: больным быть
и отослать утешителей и заключить дружбу
с глухими, которые никогда не слышат,
чего ты хочешь?
Или это значит: опуститься
в грязную воду, если это вода истины, и
не гнать от себя холодных лягушек и тёплых
жаб?
Или это значит: тех любить,
кто нас презирает, и простирать руку привидению,
когда оно собирается пугать нас?
Всё самое трудное берёт на
себя выносливый дух: подобно навьюченному
верблюду, который спешит в пустыню, спешит
и он в свою пустыню.
Но в самой уединённой пустыне
совершается второе превращение: здесь
львом становится дух, свободу хочет он
себе добыть и господином быть в своей
собственной пустыне.
Своего последнего господина
ищет он себе здесь: врагом хочет он стать
ему, и своему последнему богу, ради победы
он хочет бороться с великим драконом.
Кто же этот великий дракон,
которого дух не хочет более называть
господином и богом? «Ты должен» называется
великий дракон. Но дух льва говорит «я
хочу».
Чешуйчатый зверь «ты должен»,
искрясь золотыми искрами, лежит ему на
дороге, и на каждой чешуе его блестит,
как золото, «ты должен!».
Тысячелетние ценности блестят
на этих чешуях, и так говорит сильнейший
из всех драконов: «Ценности всех вещей
блестят на мне».
«Все ценности уже созданы,
и каждая созданная ценность — это я. Поистине,
“я хочу” не должно более существовать!»
Так говорит дракон.
Братья мои, к чему нужен лев
в человеческом духе? Чему не удовлетворяет
вьючный зверь, воздержный и почтительный?
Создавать новые ценности —
этого не может ещё лев; но создать себе
свободу для нового созидания — это может
сила льва.