Автор работы: Пользователь скрыл имя, 31 Марта 2014 в 08:31, реферат
Описание работы
Когда Заратустре исполнилось тридцать лет, покинул он свою родину и озеро своей родины и пошёл в горы. Здесь наслаждался он своим духом и своим одиночеством и в течение десяти лет не утомлялся этим. Но наконец изменилось сердце его — и в одно утро поднялся он с зарёю, стал перед солнцем и так говорил к нему:
Ax, я знал благородных,
потерявших свою высшую надежду.
И теперь клеветали они на
все высшие надежды.
Теперь жили они, наглые, среди
мимолётных удовольствий, и едва ли цели
их простирались дальше дня.
«Дух — тоже сладострастие»
— так говорили они. Тогда разбились крылья
у духа их: теперь ползает он всюду и грязнит
всё, что гложет.
Некогда мечтали они стать героями
— теперь они сластолюбцы. Печаль и страх
для них герой.
Но моей любовью и надеждой
заклинаю я тебя: не отметай героя в своей
душе! Храни свято свою высшую надежду!
—
Так говорил Заратустра.
О проповедниках смерти
Есть проповедники смерти; и
земля полна теми, кому нужно проповедовать
отвращение к жизни.
Земля полна лишними, жизнь
испорчена чрезмерным множеством людей.
О, если б можно было «вечной жизнью» сманить
их из этой жизни!
«Жёлтые» или «чёрные» — так
называют проповедников смерти. Но я хочу
показать их вам ещё и в других красках.
Вот они ужасные, что носят в
себе хищного зверя и не имеют другого
выбора, кроме как вожделение или самоумерщвление.
Но и вожделение их — тоже самоумерщвление.
Они ещё не стали людьми, эти
ужасные; пусть же проповедуют они отвращение
к жизни и сами уходят!
Вот — чахоточные душою: едва
родились они, как уже начинают умирать
и жаждут учений усталости и отречения.
Они охотно желали бы быть мёртвыми,
и мы должны одобрить их волю! Будем же
остерегаться, чтобы не воскресить этих
мёртвых и не повредить эти живые гробы!
Повстречается ли им больной,
или старик, или труп, и тотчас говорят
они: «жизнь опровергнута!»
Но только они опровергнуты
и их глаза, видящие только одно лицо
в существовании.
Погружённые в глубокое уныние
и алчные до маленьких случайностей, приносящих
смерть, — так ждут они, стиснув зубы.
Или же: они хватаются за сласти
и смеются при этом своему ребячеству;
они висят на жизни, как на соломинке, и
смеются, что они ещё висят на соломинке.
Их мудрость гласит: «Глупец
тот, кто остаётся жить, и мы настолько
же глупы. Это и есть самое глупое в жизни!»
—
«Жизнь есть только страдание»
— так говорят другие и не лгут; так постарайтесь
же, чтобы перестать вам существовать!
Так постарайтесь же, чтобы кончилась
жизнь, которая есть только страдание!
И да гласит правило вашей добродетели:
«ты должен убить самого себя! Ты должен
сам себя украсть у себя!» —
«Сладострастие есть грех —
так говорят проповедующие смерть, — дайте
нам идти стороною и не рожать детей!»
«Трудно рожать, — говорят другие, —
к чему ещё рожать? Рождаются лишь несчастные!»
И они также проповедники смерти.
«Нам нужна жалость, — так говорят
третьи. — Возьмите, что есть у меня! Возьмите
меня самого! Тем меньше я буду связан
с жизнью!»
Если б они были совсем сострадательные,
они отбили бы у своих ближних охоту к
жизни. Быть злым — было бы их истинной
добротою.
Но они хотят освободиться от
жизни; что им за дело, что они ещё крепче
связывают других своими цепями и даяниями!
И даже вы, для которых жизнь
есть суровый труд и беспокойство, — разве
вы не очень утомлены жизнью? Разве вы
ещё не созрели для проповеди смерти?
Все вы, для которых дорог суровый
труд и всё быстрое, новое, неизвестное, —
вы чувствуете себя дурно; ваша деятельность
есть бегство и желание забыть самих себя.
Если бы вы больше верили в жизнь,
вы бы меньше отдавались мгновению. Но
чтобы ждать, в вас нет достаточно содержания, —
и даже чтобы лениться!
Всюду раздаётся голос тех,
кто проповедует смерть; и земля полна
теми, кому нужно проповедовать смерть.
Или «вечную жизнь» — мне всё
равно, — если только они не замедлят отправиться
туда!
Так говорил Заратустра.
О войне и воинах
Мы не хотим пощады от наших
лучших врагов, а также от тех, кого мы
любим до глубины души. Позвольте же мне
сказать вам правду!
Братья мои по войне! Я люблю
вас до глубины души; теперь и прежде я
был вашим равным. И я также ваш лучший
враг. Позвольте же мне сказать вам правду!
Я знаю о ненависти и зависти
вашего сердца. Вы недостаточно велики,
чтобы не знать ненависти и зависти. Так
будьте же настолько велики, чтобы не стыдиться
себя самих!
И если вы не можете быть подвижниками
познания, то будьте по крайней мере его
ратниками. Они спутники и предвестники
этого подвижничества.
Я вижу множество солдат; как
хотел бы я видеть много воинов! «Мундиром»
называется то, что они носят; да не будет
мундиром то, что скрывают они под ним!
Будьте такими, чей взор всегда
ищет врага — своего врага.
И у некоторых из вас сквозит ненависть
с первого взгляда.
Своего врага ищите вы, свою
войну ведите вы, войну за свои мысли! И
если ваша мысль не устоит, всё-таки ваша
честность должна и над этим праздновать
победу!
Любите мир как средство к новым
войнам. И притом короткий мир — больше,
чем долгий.
Я призываю вас не к работе,
а к борьбе. Я призываю вас не к миру, а
к победе. Да будет труд ваш борьбой и мир
ваш победою!
Можно молчать и сидеть смирно,
только когда есть стрелы и лук; иначе
болтают и бранятся. Да будет ваш мир победою!
Вы говорите, что благая цель
освящает даже войну? Я же говорю вам, что
благо войны освящает всякую цель.
Война и мужество совершили
больше великих дел, чем любовь к ближнему.
Не ваша жалость, а ваша храбрость спасала
доселе несчастных.
Что хорошо? спрашиваете вы.
Хорошо быть храбрым. Предоставьте маленьким
девочкам говорить: «быть добрым — вот
что мило и в то же время трогательно».
Вас называют бессердечными
— но ваше сердце неподдельно, и я люблю
стыдливость вашей сердечности. Вы стыдитесь
прилива ваших чувств, а другие стыдятся
их отлива.
Вы безобразны? Ну, что ж, братья
мои! Окутайте себя возвышенным, этой мантией
безобразного!
И когда ваша душа становится
большой, она становится высокомерной;
и в вашей возвышенности есть злоба. Я
знаю вас.
В злобе встречается высокомерный
со слабым. Но они не понимают друг друга.
Я знаю вас.
Враги у вас должны быть только
такие, которых бы вы ненавидели, а не такие,
чтобы их презирать. Надо, чтобы вы гордились
своим врагом: тогда успехи вашего врага
будут и вашими успехами.
Восстание — это доблесть раба.
Вашей доблестью да будет повиновение!
Само приказание ваше да будет повиновением!
Для хорошего воина «ты должен»
звучит приятнее, чем «я хочу». И всё, что
вы любите, вы должны сперва приказать
себе.
Ваша любовь к жизни да будет
любовью к вашей высшей надежде — а этой
высшей надеждой пусть будет высшая мысль
о жизни!
Но ваша высшая мысль должна
быть вам приказана мною — и она гласит:
человек есть нечто, что до́лжно превзойти.
Итак, живите своей жизнью повиновения
и войны! Что пользы в долгой жизни! Какой
воин хочет, чтобы щадили его!
Я не щажу вас, я люблю вас всем
сердцем, братья по войне! —
Так говорил Заратустра.
О новом кумире
Кое-где существуют ещё народы
и стада, но не у нас, братья мои; у нас есть
государства.
Государство? Что это такое?
Итак, слушайте меня, ибо теперь я скажу
вам своё слово о смерти народов.
Государством называется самое
холодное из всех холодных чудовищ. Холодно
лжёт оно; и эта ложь ползёт из уст его:
«Я, государство, есмь народ».
Это — ложь! Созидателями были
те, кто создали народы и дали им веру и
любовь: так служили они жизни.
Разрушители — это те, кто ставит
ловушки для многих и называет их государством:
они навесили им меч и навязали им сотни
желаний.
Где ещё существует народ, не
понимает он государства и ненавидит его,
как дурной глаз и нарушение обычаев и
прав.
Это знамение даю я вам: каждый
народ говорит на своём языке о добре и
зле — этого языка не понимает сосед. Свой
язык обрёл он себе в обычаях и правах.
Но государство лжёт на всех
языках о добре и зле: и что оно говорит,
оно лжёт — и что есть у него, оно украло.
Всё в нём поддельно: крадеными
зубами кусает оно, зубастое. Поддельна
даже утроба его.
Смешение языков в добре и зле:
это знамение даю я вам как знамение государства.
Поистине, волю к смерти означает это знамение!
Поистине, оно подмигивает проповедникам
смерти!
Рождается слишком много людей:
для лишних изобретено государство!
Смотрите, как оно их привлекает
к себе, это многое множество! Как оно их
душит, жуёт и пережёвывает!
«На земле нет ничего больше
меня: я упорядочивающий перст Божий»
— так рычит чудовище. И не только длинноухие
и близорукие опускаются на колени!
Ах, даже вам, великие души, нашёптывает
оно свою мрачную ложь! Ах, оно угадывает
богатые сердца, охотно себя расточающие!
Да, даже вас угадывает оно,
вы, победители старого Бога! Вы устали
в борьбе, и теперь ваша усталость служит
новому кумиру!
Героев и честных людей хотел
бы он уставить вокруг себя, новый кумир!
Оно любит греться в солнечном сиянии
чистой совести, — холодное чудовище!
Всё готов дать вам , если вы поклонитесь
ему, новый кумир: так покупает он себе
блеск вашей добродетели и взор ваших
гордых очей.
Приманить хочет он вас, вы,
многое множество! И вот изобретена была
адская штука, конь смерти, бряцающий сбруей
божеских почестей!
Да, изобретена была смерть
для многих, но она прославляет самое себя
как жизнь: поистине, сердечная услуга
всем проповедникам смерти!
Государством зову я, где все
вместе пьют яд, хорошие и дурные; государством,
где все теряют самих себя, хорошие и дурные;
государством, где медленное самоубийство
всех — называется — «жизнь».
Посмотрите же на этих лишних
людей! Они крадут произведения изобретателей
и сокровища мудрецов: культурой называют
они свою кражу — и всё обращается у них
в болезнь и беду!
Посмотрите же на этих лишних
людей! Они всегда больны, они выблёвывают
свою желчь и называют это газетой. Они
проглатывают друг друга и никогда не
могут переварить себя.
Посмотрите же на этих лишних
людей! Богатства приобретают они и делаются
от этого беднее. Власти хотят они, и прежде
всего рычага власти, много денег, — эти
немощные!
Посмотрите, как лезут они, эти
проворные обезьяны! Они лезут друг на
друга и потому срываются в грязь и в пропасть.
Все они хотят достичь трона:
безумие их в том — будто счастье восседало
бы на троне! Часто грязь восседает на
троне — а часто и трон на грязи.
По-моему, все они безумцы, карабкающиеся
обезьяны и находящиеся в бреду. По-моему,
дурным запахом несёт от их кумира, холодного
чудовища; по-моему, дурным запахом несёт
от всех этих служителей кумира.
Братья мои, разве хотите вы
задохнуться в чаду их пастей и вожделений!
Скорее разбейте окна и прыгайте вон!
Избегайте же дурного запаха!
Сторонитесь идолопоклонства лишних людей!
Избегайте же дурного запаха!
Сторонитесь дыма этих человеческих жертв!
Свободною стоит для великих
душ и теперь ещё земля. Свободных много
ещё мест для одиноких и для тех, кто одиночествует
вдвоём, где веет благоухание тихих морей.
Ещё свободной стоит для великих
душ свободная жизнь. Поистине, кто обладает
малым, тот будет тем меньше обладаем:
хвала малой бедности!
Там, где кончается государство,
и начинается человек, не являющийся лишним:
там начинается песнь необходимых, мелодия,
единожды существующая и невозвратная.
Туда, где кончается
государство, — туда смотрите, братья мои!
Разве вы не видите радугу и мосты, ведущие
к сверхчеловеку? —
Так говорил Заратустра.
О базарных мухах
Беги, мой друг, в своё уединение!
Я вижу, ты оглушён шумом великих людей
и исколот жалами маленьких.
С достоинством умеют лес и
скалы хранить молчание вместе с тобою.
Опять уподобься твоему любимому дереву
с раскинутыми ветвями: тихо, прислушиваясь,
склонилось оно над морем.
Где кончается уединение, там
начинается базар; и где начинается базар,
начинается и шум великих комедиантов,
и жужжанье ядовитых мух.
В мире самые лучшие вещи ничего
ещё не стоят, если никто не представляет
их; великими людьми называет народ этих
представителей.
Плохо понимает народ великое,
т. е. творящее. Но любит он всех представителей
и актёров великого.
Вокруг изобретателей новых
ценностей вращается мир — незримо вращается
он. Но вокруг комедиантов вращается народ
и слава — таков порядок мира.
У комедианта есть дух, но мало
совести духа. Всегда верит он в то, чем
он заставляет верить сильнее всего, —
верить в себя самого
!
Завтра у него новая вера, а
послезавтра — ещё более новая. Чувства
его быстры, как народ, и настроения переменчивы.
Опрокинуть — называется у
него: доказать. Сделать сумасшедшим —
называется у него: убедить. А кровь для
него лучшее из всех оснований.
Истину, проскальзывающую только
в тонкие уши, называет он ложью и ничем.
Поистине, он верит только в таких богов,
которые производят в мире много шума!
Базар полон праздничными скоморохами
— и народ хвалится своими великими людьми!
Для него они — господа минуты.
Но минута настойчиво торопит
их: оттого и они торопят тебя. И от тебя
хотят они услышать Да или Нет. Горе, ты
хочешь сесть между двух стульев?
Не завидуй этим безусловным,
настойчиво торопящим, ты, любитель истины!
Никогда ещё истина не повисала на руке
безусловного.
От этих стремительных удались
в безопасность: лишь на базаре нападают
с вопросом: да или нет?
Медленно течёт жизнь всех глубоких
родников: долго должны они ждать, прежде
чем узнают, что́ упало в их глубину.
В сторону от базара и славы
уходит всё великое: в стороне от базара
и славы жили издавна изобретатели новых
ценностей.
Беги, мой друг, в своё уединение:
я вижу тебя искусанным ядовитыми мухами.
Беги туда, где веет суровый, свежий воздух!
Беги в своё уединение! Ты жил
слишком близко к маленьким, жалким людям.
Беги от их невидимого мщения! В отношении
тебя они только мщение.
Не поднимай руки против них!
Они — бесчисленны, и не твоё назначение
быть махалкой от мух.