Система открытого образования

Традиционные общества длительное время были единственным типом цивилизационного развития, пока не начали появляться примерно 300 – 400 лет назад общества, принадлежащие к новому историческому типу цивилизаций. Их можно обозначить как техногенные общества, и они существенно отличны от традиционных.

Эти общества возникли вначале в  Европе, несколько позднее в Америке (США, Канада) и получили расплывчатое наименование «Запада» по региону их возникновения. Но сегодня оппозиция «Запад-Восток» как обозначение разных типов цивилизаций и культур имеет нечеткий метафорический смысл. В принципе, и в западном, евро-атлантическом регионе не все страны одновременно вошли в стадию техногенного развития, что же касается Востока (первая из них – Япония), то, начиная с середины XIX в., в нем появляются техногенные общества, а в XX ст. процесс перехода от традиционного типа развития к техногенному охватывает все большее число стран.

Для техногенного типа цивилизационного развития характерно резкое ускорение темпов общественных изменений, связанных с интенсивным развитием средств и целей деятельности, динамизмом социальных отношений, приоритетом инноваций над традицией, ценностью научной рациональности и технологического прогресса, приоритетной ценностью автономной, суверенной личности, которая не привязана изначально к некоторой определенной социальной корпорации, а развивается благодаря возможности включаться в самые разнообразные связи. Главным фактором в этом типе цивилизации становится технический, а затем научно-технический прогресс, который изменяет тип экономического развития и вместе с ним приводит к изменениям системы социальных связей и отношений людей.

Россия и догоняющая модернизация

Техногенная цивилизация начала свой разбег в XVII ст. Ее предпосылками были две мутации традиционных культур – культура античного полиса и европейского христианского средневековья. Их синтез в эпоху Ренессанса сформировал своего рода «культурную матрицу», которая затем была развита в эпохи Реформации и Просвещения, и на основе которой начался новый этап цивилизационного развития. После того как он реализовался вначале в странах, объединяемых понятием Запада (Англии, Голландии, Франции, США, Германии, Италии и др.), техногенная цивилизация стала осуществлять экспансию на весь остальной мир. Она активно трансплантировала свои ценности, свою культуру и образ жизни на многие страны и регионы, в том числе и на традиционный Восток, Россию, Латинскую Америку, страны Африки.

Технологический прогресс обеспечивал  рост потребления и улучшения  качества жизни, он открывал новые возможности совершенствования военной техники и делал страны, вставшие на путь техногенного развития, более сильными в военном отношении. Неудивительно, что традиционные общества не выдерживали конкуренции при столкновении с техногенной цивилизацией. Многие из них просто исчезали, поглощенные техногенными обществами, многие превращались в колонии.

Но существовали и такие традиционные общества, которые, чтобы сохранить  свою самостоятельность как государства, вставали на путь модернизаций. Это был особый путь перехода в русло техногенного развития, основанный на заимствовании западных технологий, а вместе с ними и определенных пластов чужеродной культуры, которая внедрялась в традиционную культуру.

Так возникли проблемы догоняющих модернизаций и реформ. Страны, сумевшие успешно пройти этот путь, вошли в число развитых техногенных обществ, сохранив многие черты самобытности (например, Япония, осуществлявшая серию реформ с середины XIX в., страны тихоокеанского региона, например, Южная Корея, сделавшие рывок в современное технологическое развитие во второй половине XX в.).

История России (начиная с реформ Петра I) – это во многом история догоняющих модернизаций. Г.В.Плеханов в свое время очень хорошо написал, что Россия – это кентавр, который возник в результате петровских реформ, когда Петр I пришил европейскую голову к азиатскому туловищу традиционной России. Россия и после Петра I пережила несколько крупных, догоняющих модернизаций, ряд прививок западного опыта на тело традиционного общества, осуществляемых сверху, сильной, деспотичной властью, которая, преодолевая сопротивление традиции, ломала старый и насаждала новый образ жизни. Историческая функция реформ самого Петра I свелась к тому, что в России появились заводы, промышленность, иноземные привычки, новая армия, которая выиграла шведскую войну. Появилась наука – знаменитый «десант» западных ученых, которые стали основой Российской Академии. Однако российское тело сопротивлялось западным прививкам, и структуры традиционной жизни сохранялись, прежде всего, в крестьянской массе населения. Российская самобытность во многом определяется этим симбиозом двух различных культур и соответствующих им образов жизни. Они взаимодействовали между собой и часто порождали великие достижения культуры. Известно высказывание Герцена, что Россия на реформы Петра I ответила гением Пушкина. Весь золотой век русской культуры XIX в. был результатом самобытного усвоения западного опыта. Россия заимствовала технологии Запада, фрагменты его культуры, но не его гражданский строй. Это гибридное состояние приводило к тому, что Россия все-таки никак не могла войти в русло того ускоренного, динамичного, прогрессивного развития, которым шел технологически ориентированный Запад. Отсюда — новое отставание и как ответ – вторая крупная модернизация, реформы Александра II. Как они начались? Опять был внешний сигнал: Россия проиграла Крымскую войну. Большевистскую революцию я также воспринимаю как особый тип догоняющей модернизации. Проиграли, по существу, войну мировую, перед этим японскую. Опять стало ясно: надо догонять Запад. Были незаконченные Столыпинские реформы, затем революция, и был ответ на исторический вызов – ускоренная индустриализация страны. Кровавая, потребовавшая сверхнапряжения общества, приведшая к разорению деревни. Но все-таки, благодаря ей, была одержана победа в Великой Отечественной войне, а затем Советский Союз вошел в число супердержав.

Новый цикл отставания обозначился  в 70-х гг. нашего столетия, когда индустриально развитые капиталистические страны Запада и Востока осуществили научно-техническую революцию, создавшую реальные предпосылки для перехода к информационному обществу, но мы оказались невосприимчивыми к новым информационным технологиям. Мы были обществом закрытого типа, обществом идеологического контроля над мыслями, а это антипод информационному обществу. Перестройка была связана с осознанием, вначале где-то интуитивным, того, что нужна еще одна модернизация. Перестройка и в особенности постперестройка, начавшаяся после августа 1991 г., как во всех догоняющих модернизациях, была ориентирована на западные общества, их структуры жизни по принципу: давайте делать как они. Но тут возникает один большой вопрос. Если бы речь шла об обычной догоняющей модернизации, то можно было бы поискать аналоги в своей истории, у других народов и сказать: такие периоды всеобщей смуты бывали, все это переварится, перемелется и со временем будет нормально. Но дело-то в том, что сегодня речь идет об особой ситуации, поскольку индустриальным, техногенный тип развития сегодня уже исчерпал свои возможности. Западная цивилизация как олицетворение этого типа развития стоит перед проблемой перехода к новому типу цивилизационного развития, который призван разрешить глобальные проблемы современности. Придется отказаться от представлений, что человек – властелин природы и может черпать из нее бесконечные ресурсы. Нужно преодолеть экологический и антропологический кризисы, решить много других, глобальных по свой природе, проблем.

Поиск новых стратегий развития, обеспечивающих переход к постиндустриальному  информационному обществу, представляет собой исторический вызов, который был брошен России в конце XX в.

В конечном счете, именно подавление свобод и стремление к идеологической стерильности в сочетании с факторами экономического характера (негибкость централизованной плановой экономики) привело к обозначившемуся в 80-х гг. отставанию страны в области применения информационных технологий, к тому, что НТР 70 – 80-х гг. по существу ее не коснулась.

Перестройка и последующие реформы, если их рассматривать с учетом этого исторического вызова, имели своей стратегической целью (которая чаще всего интуитивно, неосознанно принималась «прорабами перестройки») демонтаж тоталитарных структур и создание условий для перехода к постиндустриальной цивилизации.

Важно еще раз подчеркнуть, что  постиндустриальное развитие, о котором сегодня много говорят социологи, философы и футурологи, не является простым продолжением техногенной цивилизации. Его, скорее, следует интерпретировать как начало нового, исторически третьего (по отношению к традиционному и техногенному) этапа цивилизационного развития.

Такой подход заложен уже в описании самых общих характеристик (не только технологических, но и социальных) постиндустриального, информационного общества:

• оно призвано создать условия для решения экологической и иных глобальных проблем, которые породило предшествующее техногенное развитие;
• в нем наиболее активно должен использоваться человеческий фактор, информационные, творческие возможности человека (в этом смысле иногда говорят об антропоцентрической цивилизации в противовес техноцентрической);
• оно характеризуется как общество перехода к доминированию нематериалистических ценностей, где происходит сдвиг от безудержного роста вещественно-энергетического потребления к увеличению информационного потребления.

Уже этих признаков достаточно, чтобы  увидеть качественный прорыв к новым  ценностям, отличным от ценностей техногенной культуры. Преемственность между системами ценностей новой и уходящей цивилизаций осуществляется, прежде всего, через идеал личности и прав человека. И в этом пункте, как и в заложенных развитием НТР 70 – 80-х гг. тенденциях технологического развития, страны «семерки» получили определенное преимущество. Хотя в других аспектах эти общества, ориентированные на растущее потребление, исповедующие прежние идеалы техногенного развития, рано или поздно столкнутся с проблемами своей глубинной реформации.

С перспективами постиндустриального  развития следует соотносить стратегии и результаты современных российских реформ. К сожалению, приходится констатировать, что в ходе перестройки и современных реформ постепенно был утрачен главный исторический ориентир. Сегодня уже стало в порядке вещей фиксировать бедственное положение науки, культуры и образования, т.е. как раз тех сфер национальной жизни, вне интенсивного развития которых невозможно никакое продвижение к постиндустриальному типу цивилизации.

Поколения последних десятилетий  социализировались в обстановке нарастающей утраты духовных ценностей, замены их ориентирами на материальный успех любой ценой, падения престижа профессий, связанных с интеллектуальной и духовной деятельностью.

Динамический хаос, неизбежно сопровождающий качественные перемены в эпоху радикальных реформ, возрастающая нелинейность социальной среды приводят к формированию в ней различных аттракторов, многие из которых ведут к зонам опасных состояний с необратимыми катастрофическими последствиями.

Целесообразно выделить три возможных сценария развития России в современной ситуации.

Первый связан с крайне нежелательными тенденциями утраты интеллектуального и культурного потенциала страны, превращения ее в сырьевую базу и источник дешевой рабочей силы для развитых стран Запада и Востока. В экономическом плане это может привести к фактическому уничтожению многообразия собственных наукоемких производств, к однобокому гипертрофированному развитию топливно-энергетического и сырьевого комплексов, постоянному оттоку капиталов за рубеж, росту начального долга и финансовой зависимости страны от транснациональных компаний и банков. В политической и социальной сфере – это доминирование компрадорской буржуазии, ее прямая или теневая власть, дальнейшая дифференциация доходов, низкооплачиваемый труд. В духовной – ориентация на приоритет «зарубежных ценностей» и западной массовой культуры, усиление, с одной стороны, экстремистского национализма, а, с другой – утрата чувства национального достоинства и формирование комплекса национальной неполноценности.

Второй сценарий выглядит более привлекательным. Он связан с реализацией идеалов потребительского общества и формированием относительно высокого уровня потребления (хотя, скорее всего, более низкого, чем в сегодняшних странах «семерки»). В наше время этот идеал представляется желательным для подавляющего большинства российского населения. Этот сценарий нельзя считать маловероятным, учитывая ресурсы и потенци- альные возможности страны. В его рамках возможны различные варианты: от развития с высокой степенью экономической и политической интеграции страны до развития сопровождающегося дифференциацией единого пространства на зоны различного уровня жизни, тяготеющего к экономическим связям, в меньшей степени, друг с другом, а в большей – с зарубежными странами евро-атлантического (европейская часть) и тихоокеанского (Сибирь, Дальний Восток) регионов. В последнем случае возможна трансформация России в конфедерацию самостоятельных регионов-республик.

Но во всех вариантах этого сценария страна будет тяготеть к воспроизводству экономического и социального развития Запада второй половины XX в., повторяя его в XXI в., тогда как другие страны уже будут реализовывать иные стратегии цивилизационного развития, формируя основы посттехногенной цивилизации. В таком случае Россия утратит статус страны, которая существенно влияет на мировые процессы, оставаясь во втором или третьем эшелоне движения к новому циклу цивилизационного развития человечества.

Наконец, третий сценарий связан с поиском устойчивого движения к информационному обществу как началу постиндустриальной цивилизации. Он предполагает выработку новой стратегии российских реформ, смену идеалов потребительского общества на систему ценностей, утверждающую престиж духовной и интеллектуальной сферы, развития культуры, науки, технологическую революцию, связанную с внедрением наукоемких, энерго- и ресурсосберегающих технологий, развития информационных технологий и т.д.

Стратегия реформ, если их рассматривать  не в сегодняшней наличной ситуации, а с учетом исторической перспективы, должна ориентироваться именно на этот, наиболее благоприятный, но и наиболее трудно реализуемый сценарий.

Эта ориентация задает особый ракурс обсуждения проблемы общенациональной идеи.

Стратегия локального обустройства

В Институте философии РАН разрабатывается подход, согласно которому в современных условиях ключевая роль должна принадлежать идеям, ориентирующим людей не на мобилизационные рывки, а на стратегию каждодневного и устойчивого обустройства окружающего мира. Сходную мысль высказывал Н.П.Шмелев, подчеркивая, что сегодня путь к спасению страны лежит в отказе от традиционной ориентации на миссионерские идеи и экспансию во вне, расширяющую зоны влияния, а в сосредоточении на внутренних делах и реальном освоении огромных, еще не обустроенных пространств страны.