Петербург Ахматовой

     В Нагорной  проповеди Иисуса вода является воплощением той разрушительной силы, которая противостоит камню - дому, культуре. И если камень несет идею памяти, культуры, то вода - идею стихии, разрушения. Образ Ленинграда, соединяя оба начала: смерти, разрушения и культуры, памяти, - предстает в «Реквиеме» одновременно и как Город-призрак, и как Город-памятник. Об антиномичной сути образа Петербурга-Ленинграда, о «внутреннем смысле» этого города прекрасно сказал В.Н. Топоров: «Петербург - центр зла и преступления, где страдание превысило меру и необратимо отложилось в народном сознании; Петербург - бездна, «иное» царство, смерть, но Петербург - и то место, где национальное самосознание и самопознание достигло того предела, за которым открываются новые горизонты жизни...

     Внутренний  смысл Петербурга именно в этой несводимой к единству антитетичности и антиномичности, которая самое смерть кладет в основу новой жизни, понимаемой как опыт смерти и как ее искупление, как достижение более высокого уровня духовности».

     Эта «двуполюсность» Петербурга - Петрограда - Ленинграда, антиномичная суть города отчетливо читаются и в «Реквиеме», предлагающем свой поэтический вариант духовной истории Петербурга.

     Ленинград  современности, трагическая коллизия  кровавой реальности 30-х гт. накладывается в пространстве «Реквиема» на второй пласт произведения, являющийся, по существу, энергетическим центром «Реквиема», - на новозаветную трагедию, коллизию надвременную, вечную. Существуя в пространстве «Реквиема» параллельно, два этих смысловых пласта поэмы как бы «отражают» друг друга, смоделированные Ахматовой как система зеркально отраженных образов. В соответствии с такой организацией пространства и времени в отраженной проекции воспринимаются и два главных образа «Реквиема» - Ленинграда и Распятия.

     Ленинград «Реквиема», соединяющий в своей природе мифологемы камня и воды, осмыслен Ахматовой в аспекте петербургской «картины мира» одновременно как Город-призрак и Город-памятник. Если вспомнить, что оба этих начала - памяти и смерти, камня и воды - сопрягаются и в Распятии, то станет очевидным, что образ Ленинграда в поэме - это зеркальное отражение образа Распятия. Высказанную мысль подтверждает и тот факт, что главным локусом Ленинграда 30-х гг. стала тюрьма «Кресты», представленная и осознанная Ахматовой в поэме как символ Распятия. «Столицей распятой иду я домой...» - скажет Ахматова в поэме «Путем всея земли». Обобщение, к которому постепенно подводит весь «Реквием», в «поэме-панихиде» предстает в виде емкого образа, соединяющего в себе идею «обреченного города», города-страдальца и - Распятия.

     Если образ  ленинградской тюрьмы «Кресты»  явился в «Реквиеме» своеобразным  символом Распятия, то образ Ленинграда  стал символом города, где это  Распятие совершается, - Иерусалима. Ахматова, по сути, воплощает в «Реквиеме» одну из важнейших граней созданной в ее творчестве поэтической версии судьбы Петербурга. Еще одну сюжетную линию ахматовской главы «петербургского мифа» реконструирует поэма «Путем всея земли», где образ Ленинграда уподобляется образу другого гибнущего города - града Китежа, уходящего под светлые воды озера Светлый Яр, так напоминающего Неву-Лету. Будет и еще одна сюжетная линия «петербургского мифа». И еще один образ города - Петербург «Поэмы без героя», поэмы, явившейся последней частью созданной Ахматовой - в рамках «петербургского текста» - трилогии. Это опять же Иерусалим, но если Иерусалим «Реквиема» - это город, где совершается Распятие, то Иерусалим «Поэмы без героя» - это город, в котором происходит расплата за былые грехи - «...за то, что ты не узнал времени посещения твоего». Каждая из поэм реконструирует свой «лих» города, а все они вместе, точнее, созданный в рамках трилогии единый образ Петербурга - Петрограда - Ленинграда, вписываются в ту концепцию греха и расплаты, греха и искупления, конца жизни и начала новой жизни, смерти и возрождения, смерти и памяти, которая и лежит в основе «петербургского мифа» русской литературы.

     Итак, образ  Ленинграда представлен Ахматовой  в «Реквиеме» одновременно и  как Город-памятник (камень) и как Город-призрак (вода). О второй, темной, роковой, ипостаси города, всецело проявившейся в годы сталинского террора, сама Ахматова писала: «Страшный призрак, притворившийся моим городом...». Поражает точность найденного поэтом образа. В пространстве ахматовского текста Ленинград - с теми кровавыми событиями, центром которых он оказался в 30-е гг., с траурным звучанием скорбной музыки «Реквиема», сопровождающей в поэме описание трагедии народной, с его основным локусом - зловещими «Крестами» - и действительно воспринимается как «царство мертвых», напоминая один из своих прообразов - египетский город мертвых, Некрополь. В то же время Ленинград «Реквиема» накладывается и на Петербург Пушкина. Кстати, проекция «Реквиема» на пушкинский Петербург провоцируется и многочисленными перекличками с «Медным всадником» - произведением, являющимся важнейшим пратекстом ахматовской поэмы. Близость «Реквиема», предоставившего новую поэтическую версию трагедии личности и мира, самой «петербургской» поэме Пушкина позволяет увидеть и еще одну важную особенность ахматовского произведения - проницаемость границ пространства живых и мертвых.

     Мир, созданный  Ахматовой в поэме, мир, в  котором не существует границ  между пространством мертвых  и пространством живых, между  жизнью и смертью. Это мир, в котором живые «мертвых бездыханней», а мертвый «улыбался... спокойствию рад». В этом мире не только реалии бытия утрачивают свои естественные и логичные связи («И ненужным привеском болтался // Возле тюрем своих Ленинград»), но и сама природа противоречит себе: горы - «гнутся», а река - «не течет». Ощущение межрубежья жизни и смерти, иррациональность и абсурдность бытия проявляются в «Реквиеме» и в том, что весь он, нарушая устойчивую традицию жанра, посвящен и живым и мертвым.

     Картина абсурдного, проницаемого в своих границах мира, воплощенная Ахматовой в «Реквиеме», удивительно близка той, которую создала 3. Гиппиус в стихотворении 1918 г. «Мосты», вошедшем в цикл «Последние стихи»:

Говорить не буду о  смерти,

 Без слов все  кругом - о смерти;

 Кто хочет и не  хочет - верьте,

         Что живы мертвые...

 Не от мертвых  - отступаю,

 Так надо - я отступаю,

 Так надо - я мосты  взрываю 

         За мостами - не мертвые...

 Перекрутились, дымясь, нити,

 Оборвались, кровавясь,  нити,

 За мостами остались - взгляните! -

         Живые - мертвее мертвых... 

     Парадоксальные, алогичные отношения характеризуют  мир живых и мертвых и в  стихотворении Гиппиус, и в  поэме Ахматовой, только в одном  случае живые - «мертвее мертвых», в другом - «мертвых бездыханней». Совпадение образов здесь вряд ли является показателем сознательной цитации, но и случайной перекличкой его также не назовешь. Исторические катаклизмы начала XX в. обусловили общее для поэзии того времени трагическое ощущение промежуточности, пограничности человеческого существования, восприятие всего мира как пространства смерти. Однако традиционные для поэзии 10-20-х гг. мотивы и образы находят в «Реквиеме» новое воплощение. Кровь революции повлекла за собой кровь репрессий. Мотивы всеобщего торжества смерти обретают в «Реквиеме» новый смысл, транслируя, казалось бы, саму сущность 30-х гг., становясь прямой проекцией жестокой реальности.

     В художественном  образе мира, созданном Ахматовой,  оказались искажены все пространственные и временные параметры, все традиционные представления о жизни и смерти. Поэма реконструирует образ мира алогичного, абсурдного и иррационального, мира, в котором господствует трагедия, мира, погруженного во власть смерти и безумия. Такой выглядела воплощенная Ахматовой в «Реквиеме» реальность. Через художественный образ мира, за которым угадывались современная поэту действительность, ее катастрофический и трагический облик, и была полностью реализована в поэме идея обреченного и гибельного города.

     Идея обреченного города присутствовала в петербургском мифе изначально. Петербург, «гранитный город славы и беды», - город каменный, у воды стоящий и на воде построенный. В противостоянии культуры и стихии, камня и воды побеждала вода - стихия, смерть, разрушение. «Петербургский камень - камень на воде, на болоте, камень без опоры, не «мирозданью современный», а положенный человеком. В «петербургской картине» вода и камень меняются местами: вода вечна, она была до камня и победит его, камень же наделен временностью и призрачностью. Вода его разрушает», - так пишет Ю.М.Лотман в работе о символике Петербурга.

     Таким образом,  «Реквием» полностью вписывается  в рамки «петербургского текста»  русской литературы. Вписывается  в общую картину петербургского  мифа и ахматовский образ обреченного города, Города-призрака. Вместе с тем неизбежная в петербургском мифе победа разрушительного и гибельного начала получает в «Реквиеме» новое осмысление, идея противостояния камня и воды реализуется в ахматовском тексте несколько по-иному. По словам современного исследователя, Ахматова оставила своему городу значительное наследие: «...сама являясь наследницей мучительного «петербургского мифа» Пушкина, Гоголя, Достоевского, Блока, получив реальные подтверждения его «темного смысла», она тем не менее превратила Ленинград в метафору жизни. Ленинграду «Реквиема», бессильному сопротивляться злу или дать духовное убежище от него, она вернула смысл, сделав город местом не бессмысленного страдания, а Голгофой. Она завещала ему памятник - вечно скорбящую фигуру матери, воплощающую присутствие на месте «распятия», и город на Неве оказался под защитой не холодной, внушительной статуи Петра, а Марии, сочувствующей и скорбящей».

     Другими  словами, «Реквием» Ахматовой  художественно воссоздает тот самый переход от смерти - к воскресению, в котором, по В.Н. Топорову, и состоит «внутренний смысл Петербурга». Показательно, что само «новаторство» Ахматовой здесь, ее «прорыв» - предпринятая в «Реквиеме» попытка разрешить борьбу двух начал - смерти и жизни, стихии и культуры, осмыслить эту борьбу как «опыт смерти и как ее искупление, как достижение более высокого уровня духовности» - вписывается в рамки традиции петербургского текста русской литературы: «Бесчеловечность Петербурга оказывается органически связанной с тем высшим для России почти религиозным типом человечности, который только и может осознать бесчеловечность, навсегда запомнить ее и на этом здании и памяти строить новый духовный идеал». Заметим, что сам переход от смерти к воскресению может быть рассмотрен как библейский архетип. Впрочем, не только, конечно, библейский. Представление о возрождении через смертное искупление старой жизни относится к одному из древнейших в мифологических системах разных народов и восходит к календарным мифам, обожествляющим творческие силы природы.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Выводы по второй главе

 

Таким образом, в конце второй главы подведем итоги:    

Мир стихов Ахматовой  — это мир, откровенно, открыто  данный с позиции женщины, чья  натура изменчива и противоречива. Это мир, который измеряется глубиной личных чувств героини. В подобном подходе для поэта — особая сила и полнота восприятия, а не его узость. Следует отметить, что сама Ахматова была способна объективно и даже с иронией отнестись как к своей роли женщины-поэта, так и к особенностям женской природы в общем: 
 
    Могла ли Биче словно Дант творить,  
     Или Лаура жар любви прославить?  
     Я научила женщин говорить,  
    Но, Боже, как их замолчать заставить!  
 
            Санкт-Петербург, духовная родина Ахматовой, стал неотъемлемой частью ее творчества. Ее поэзия — поэзия петербуржанки, строгая, классически соразмерная, родственная самой архитектуре города с его торжественностью, симметричностью и строгостью линий. Стихи Ахматовой неотделимы от Летнего сада, от белых ночей и невских набережных: 
 
    Как площади эти обширны,  
    Как гулки и круты мосты! 
 
        Для любимого города у нее множество эпитетов — порою противоречивых: дикий, мрачный, священный, холодный, страдальческий, туманный, спокойный, строгий Петербург, а затем Ленинград — неизменно присутствующий в ее поэзии фон, пространство, где живут любовь и ненависть, измена, разлука, радость, кровь.  

               Одно из самых трагических произведений Ахматовой – это поэма «Реквием». В нем поэтесса выразила беспредельное народное горе. Страдания народа и лирической героини сливаются.

              Самые ужасные, самые мучительные годы для Петербурга – это годы блокады, когда люди, уморенные голодом и холодом, упавшие духом, из последних сил боролись с врагом. Анна Андреевна  пережила это все на себе и стихами оказывала огромную душевную поддержку всему народу великого города.

      Таким образом, «Реквием» полностью вписывается в рамки «петербургского текста» русской литературы. Вписывается в общую картину петербургского мифа и ахматовский образ обреченного города.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

 

   Петербург представляет собой хорошо организованный текст. Текст  понимается как результат последовательного развёртывания некоторой  основной темы. Все элементы текста тесно взаимосвязаны.