Языковая личность ребёнка в художественной прозе для детей

Общим для синтаксического уровня героев является использование, в основном, двусоставных предложений, осложненных однородными второстепенными членами:  «Папа поужинал и засел за свои чертежи, а я засел делать уроки» [Носов 2011: 30]; «Вот он пролетел последний этаж большущего дома, и кто-то высунулся из окна и махал ему вслед, а он еще выше и немножко вбок, выше антенн и голубей, и стал совсем маленький...» [Драгунский 2008:  29].

Рассмотрим языковые личности  героев на стилистическом уровне.

Юный возраст героев, со свойственной им  эмоциональностью выдают и использованные изобразительно–выразительные средства речи, среди которых, безусловно, преобладают сравнения: « Гляжу, а Мишка тоже покатывается, прямо синий стал» [Драгунский 2008: 12]; « "А скажи-ка, друг ты мой... - скажет он, и коварство, как змея, проползет в его голосе, - скажи-ка, кого ты больше любишь?» [Драгунский 2008: 78];

«И вот я сидел и перечитывал задачу до тех пор, пока буквы в задачнике не стали кивать, и кланяться, и прятаться друг за дружку, словно играли в жмурки» [Носов 2011: 30]; «И светлей кажется, и привольней, и даже, как бы это сказать, на душе веселей»  [Носов 2011: 32].

Можно отметить и некоторые изобразительно-выразительные  средства характерные для конкретного  героя. Так, Дениска довольно часто использует инверсии: «Там была целая толпа народу…» [Драгунский 2008: 19]; Витя Малеев прибегает в своей речи к эпитетам: «прекрасное утро» [Носов 2011: 5]; «радостным криком» [Носов 2011: 6]; «огромнейший-преогромнейший шар» [Носов 2011: 14].

Нельзя не отменить и некоторые стилистические ошибки у анализируемых персонажей.

Например,  в речи Вити Малеева достаточно частотна тавтология:

« И нечего, — говорю, — воображать, если тебя старостой выбрали! Сегодня ты староста, а завтра я староста» [Носов 2011: 14]; «Мама стала бранить меня за то, что я задержался так поздно, но я сказал, что еще не поздно, потому что теперь уже осень, а осенью всегда темнеет раньше, чем летом, и если бы это было летом, то никому не показалось бы, что уже поздно, потому что летом дни гораздо длиннее, и в это время было бы еще светло, и всем казалось бы, что еще рано» [Носов 2011:  22];

Для языковой личности Дениски  также не единично явление тавтологии, достаточно скудного словарного запаса, связанного опять–таки с его возрастом:

«И мы стали переписывать. А когда переписали, я сказал:  
      - Давай задачи задавать!  
      - Давай, - сказал Мишка» [Драгунский 2008: 13]. Другой пример:

«Я тогда сказал:  
      - Сдаешься, Мишка?  
      Мишка сказал:  
      - Сдаюсь!» [Драгунский 2008: 13].

Тавтология вызвана и тем, что конкретный предмет соотносится у героя с определенным действием, если задачу, то ее надо решать, если уравнение, его надо уравнять и т. д:

«Мишка надулся еще больше. Тогда папа сощурил глаза и сказал:  
      - А раз ты такой хитрый, Денис, дай-ка я задам тебе задачу.  
      - Давай задавай, - сказал я» [Драгунский 2008: 14]

Однако в речи Дениса Кораблева можно еще проследить многократное появление слов-паразитов:

«Ну как?» [Драгунский 2008: 17]; «Ну, это мы еще увидим!» [Драгунский 2008: 18].

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

2.2 Речевые способности языковой  личности героев В.Ю.     Драгунского и Н.Н. Носова

Проанализируем языковую, речевую и коммуникативную компетенцию героев согласно исходной модели языковой личности, предложенной  Г.И. Богиным.

Так,  у Вити Малеева можно  отметить знание достаточно большого лексического запаса, основных грамматических закономерностей языка, умение грамотно и логично   строить высказывания в соответствии с правилами языка:

 «Сначала я выучил географию, потому что она самая лёгкая. После географии я взялся за русский язык. По русскому языку нужно было списать упражнение и подчеркнуть в словах корень, приставку и окончание. Корень – одной чертой, приставку – двумя, а окончание – тремя. Потом я выучил английский язык и взялся за арифметику» [Носов 2011: 30]

 Дениска не может точно выразить и сформулировать свои мысли, предложения его однотипны, строятся по одним моделям:  

  « Потом Мишка говорит:  
      - Написал?  
      Я говорю:  
      - Уже.  
      - Ты мою тетрадку проверь, - говорит Мишка, - а я - твою.  
      И мы поменялись тетрадками.  
      И я как увидел, что Мишка написал, так сразу стал хохотать» [Драгунский  2008: 15]. 

На втором уровне, «предполагающем глубинное, осознанное осмысление изученного языкового материала, деятельностную позицию по отношению к языковому знанию», можно подчеркнуть, что и герой В.Ю. Драгунского, и Н.Н. Носова только стараются познать языковое пространство, учатся отстаивать свои позиции, вести искусство спора, общаться со сверстниками, рассуждать:

«– Что же вы подсказываете так, что Ольга Николаевна все слышит? Орут на весь класс! Разве так подсказывают?

– Как же тут подскажешь, когда ты возле доски стоишь! – говорит Вася Ерохин. – Вот если б тебя с места вызвали…

– «С места, с места»! Потихоньку надо.

– Я и подсказывал тебе сначала потихоньку, а ты стоишь и ничего не слышишь.

– Так ты, наверно, себе под нос шептал, – говорю я» [Носов 2011:  27].

Приведем пример из речи Дениса Кораблева:

« Вот так раз! Я посмотрел на папу. Он был большой, спору нет, но все-таки поменьше лошади. Он был побольше меня или мамы, но, как ни верти, он был поменьше лошади и даже самой захудалой коровы. Корова бы никогда не поместилась на нашем диване, а папа помещался свободно. Я очень испугался. Я никак не хотел, чтобы его убивала такая капля яда. Не хотел я этого никак и ни за что. От этих мыслей я долго не мог заснуть, так долго, что не заметил, как все-таки заснул» [Драгунский 2008: 21]. 

Любит анализировать, сопоставлять какие-то факты  и Витя Малеев

«Мой папа очень хороший модельщик. Он даже придумал электрический лобзик, чтоб выпиливать из дерева разные мелкие части. А теперь он изобретает шлифовальный прибор для шлифовки деревянных моделей. Раньше шлифовали модели вручную, а когда папа сделает такой прибор, все модельщики будут шлифовать модели этим прибором» [Носов 2011: 30]

        О третьем уровне языковой личности героев, характеризующемся отражённостью в речи разнообразия и богатства выразительных средств языка, мы ухе отчасти говорили.

 

         Герои используют относительно однотипные и повторяющиеся выразительные средства языка. Это сравнения: «Она ужасно громко кричала, и глаза у нее были круглые, как кнопки, и отчаянные» [Драгунский 2008: 29]; « Аленка, как только увидела эту женщину, остановилась как вкопанная» [Драгунский 2008: 30]; «как деревянный чурбан» [Носов 2011: 33] «как из пароходной трубы»  [Носов 2011: 22], эпитеты: «мягкими губами» [Драгунский 2008: 36]; «забавную обезьянку» [Драгунский 2008: 37]; «свежем воздухе» [Носов 2011: 43]; «сильную волю» [Носов 2011: 47]

              Таким образом, можно сделать вывод, что по Г. И. Богину герои находятся несколько на разных уровнях. Так, Витя Малеев, в отличие от Дениса Кораблёва, отличается большим лексическим запасом, знаниями  основных строевых закономерностей языка, умеет  строить высказывания и продуцировать тексты. Также герой Н.Н. Носова аппелирует большим количеством выразительных средств в области фонетики, грамматики, лексики. Однако  герои схожи на уровне адекватного выбора и анализа, интериоризации.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

2.3. Отражение коммуникативной компетенции  на прагматическом уровне языковой личности ребёнка

Дениска взрослеет на глазах читателя, учится мыслить, начинает понимать многие вещи.

Так, контактоустанавливающая функция коммуникативной компетенции реализуется, прежде всего, в определенных формах приветствия и прощания:

« - ЗдорОво!  
      И я сказал:  
      - ЗдорОво!» [Драгунский 2008: 5]

Герой Н.Н. Носова использует при приветствии и невербальные средства общения:

«Ребята увидели меня и с радостным криком побежали навстречу, стали хлопать по плечам, по спине. Я и не думал, что все так обрадуются моему приходу» [Носов 2011: 5]

          Интересны формы обращения героев к близким друзьям и родным. Так, Денис Кораблев часто деформирует имена собственные:

«Что это, Мишка, - сказал я шепотом, - что это такое?  
      - Это светлячок, - сказал Мишка. - Что, хорош? Он живой, не думай» [Драгунский 2008: 7]. 

Витя Малеев использует уменьшительно-ласкательные имена и прозвища:

«Что же ты, голубушка, делаешь? Разве ты не знаешь, что после школы надо мозгу давать отдых?

— Это, — говорит, — я знаю, только мне так удобней. Я сделаю уроки сразу, а потом свободна: хочу — гуляю, хочу — что хочу делаю.

— Экая, — говорю, — ты бестолковая! Мало я тебе в прошлом году твердил! Что я могу сделать, если ты своего старшего брата не хочешь слушать? Вот вырастет из тебя тупица, тогда узнаешь!» [Носов 2011: 5]

Достаточно ярко выражена информативная функция.

Так, например, в эпизоде с тетей Тамарой герой Драгунского четко понимает, что никотин очень опасен для человека:

 «А тетя Тамара расхохоталась во все горло. Она хохотала, как будто кто-то под столом кусал ее за пятки. А папа отодвинул переслащенный чай в сторону. Тогда тетя Тамара вынула из сумочки тоненький портсигарчик и подарила его папе.

      - Это вам в утешение за испорченный чай, - сказала она. - Каждый раз, закуривая папироску, вы будете вспоминать эту смешную историю и ее виновницу.  
      Я ужасно разозлился на нее за это. Зачем она напоминает папе про курение, раз он за время болезни уже почти совсем отвык? Ведь одна капля курильного яда убивает лошадь, а она напоминает» [Драгунский 2008: 26].

Решительностью и самостоятельностью отличается и Витя Малеев, решивший, что если надо выучить урок, то надо:

 «Я решил с самого начала взяться за учёбу как следует и сразу засел повторять таблицу умножения. Конечно, я повторял её про себя, чтоб Лика не слышала, но она скоро окончила свои уроки и убежала играть с подругами. Тогда я принялся учить таблицу как следует, вслух, и выучил её так, что меня хоть разбуди ночью и спроси, сколько будет семью семь или восемью девять, я без запинки отвечу» [Носов 2011: 22]

           О взрослении героев и формировании их языковой личности говорит и появление многочисленных рассуждений и монологов:

«И еще я подумал, что если папе так хочется на меня выдумывать, то, пожалуйста, я могу уйти из дома прямо на целину. Там работа всегда найдется, там люди нужны, особенно молодежь. Я там буду покорять природу, и папа приедет с делегацией на Алтай, увидит меня, и я остановлюсь на минутку и скажу:

«Здравствуй, папа», - и пойду дальше покорять.

А он скажет:

    «Тебе привет от мамы...».

     А я скажу:

    «Спасибо... Как она поживает?»  [Драгунский 2008: 43].

Они начинают больше задумываться над словами старших, анализировать свои поступки:

«На меня очень подействовало всё, что сказал Игорь Александрович, и я думал, что Игорь Грачёв тут же встанет и признается, что это он сделал, но Игорю, видно, вовсе не хотелось доказывать, что он честный человек, и он молча сидел за своей партой. Тогда Игорь Александрович сказал, что тому, кто разрисовал стену, наверно, стыдно признаться сейчас, то пусть он подумает над своим поступком, а потом наберётся смелости и придёт к нему в кабинет» [Носов 2011: 40]

 Другой пример:

«Я стал смотреть в мамины глаза и почувствовал, что у меня щеки стали красные, как флаги.

- Ты это сделал нарочно? - спросила мама.

 Я не мог ее  обмануть

- Да, - сказал я, - я это  сделал нарочно 

  Тогда выйди из комнаты, - сказал  папа, - а то у меня руки чешутся» [Драгунский 2008: 43]. 

Т.е. все это  говорит о том, что коммуникативные  потребности данных рассматриваемых  языковых личностей определяются настоятельной  необходимостью индивидов в обмене смысловой и оценочной информацией  с целью взаимодействия в различных, сферах своего существования (в школе, дома, с друзьями на улице, в общественных местах)  и воздействия друг на друга в условиях коммуникации различного типа (разговор с одноклассником, беседа с официальным лицом, с родителями). 

Однако не всегда герои достигают цели коммуникации. Так, Дениса Кораблева часто постигает коммуникативная неудача, случаи, когда с помощью речевого воздействия не достигается его практическая цель, т.е. реализация воздействующей функции:

Например, случаи, когда он не может заставить Мишку отдать ему светлячка:

« Что это, Мишка, - сказал я шепотом, - что это такое?  
      - Это светлячок, - сказал Мишка. - Что, хорош? Он живой, не думай.  
      - Мишка, - сказал я, - бери мой самосвал, хочешь? Навсегда бери, насовсем! А мне отдай эту звездочку, я ее домой возьму» [Драгунский 2008: 6]; а затем не может объяснить маме почему светлячок так ему дорог:

«- А чем же, чем же именно он лучше?  
      Я сказал:  
      - Да как же ты не понимаешь?! Ведь он живой! И светится!..» [Драгунский 2008: 7].

Витя Малеев, в основном,  достигает своей коммуникативной цели в разговоре. Например, внушает сестре мысль о том, что необходимо сначала сделать уроки, а потом гулять: 

« Что же ты, голубушка, делаешь? Разве ты не знаешь, что после школы надо мозгу давать отдых?

— Это, — говорит, — я знаю, только мне так удобней. Я сделаю уроки сразу, а потом свободна: хочу — гуляю, хочу — что хочу делаю.

— Экая, — говорю, — ты бестолковая! Мало я тебе в прошлом году твердил! Что я могу сделать, если ты своего старшего брата не хочешь слушать? Вот вырастет из тебя тупица, тогда узнаешь!

— А что я могу сделать? — сказала она. — Я ни минуточки не могу посидеть спокойно, пока дела не сделаю.

— Будто потом нельзя сделать! — ответил я. — Выдержку надо иметь» [Носов 2011: 22].

Однако следует  помнить, что сестра его младше, поэтому  он имеет определенное влияние на нее. Со сверстниками же Витя Малеев тоже часто испытывает коммуникативную  неудачу, не зная, как заставить их поверить в свои слова или выполнить  требуемое действие: