История социальной философии

В социальной мысли XVII в. существовали два основных типа теорий происхождения государства. Одни утверждали, что Бог даровал власть определенным лицам и их наследникам. Другие считали  государственную власть результатом договора людей. При этом общественный договор трактовался или как исторический факт, или, что было чаще, как правовая абстракция. Теория общественного договора могла оправдывать как тиранию, так и демократическую республику, в зависимости от того, что считалось предметом договора. Договорная теория, содержащая несомненный момент истины, совершенно отвлекалась, однако, от историчности всех государств, от их эволюции, а также от многообразия существующих и существовавших государств.

В начальный период Нового времени познавательный идеал видели в простоте и строгости математики. Критериями объективной истины считались измерение и логическое доказательство. В этом плане наука история, в которой доминируют качественные характеристики, ценилась невысоко. Н. Мальбранш называл историю уделом сплетников. Г.В. Лейбниц, написавший пространное историческое сочинение, полагал, что история – всего лишь средство удовлетворения любопытства по поводу происхождения того или иного рода или государства. Пренебрежение к истории было вызвано и морализаторской установкой самих историков: из соображений “любви к отечеству” они искажали факты, допускали преувеличения, идеализировали описываемых персонажей. В результате история трактовалась преимущественно как школа морали, о научности деталей которой не стоит и говорить.

Дж. Вико (1668–1744), полемизируя с Р. Декартом и его последователями, видевшими идеал научности в математике, первым выдвинул идею объективного характера исторического процесса. История, говорит Вико, не является пока наукой, но может и должна стать ею. Познать мы можем только то, что мы делаем, поэтому история должна стать сознанием человечества о собственных деяниях. В истории необходимо освободиться от субъективности. Историк живет в определенном обществе, и уже поэтому он судит обо всем с определенной точки зрения, предпочитает одни ценности и отвергает другие. Нужно избавиться от предрассудков фактического и нормативного характера. В частности, не следует распространять на отдаленные эпохи представления и категории, типичные для нашего времени. Вико исходит из предпосылки, что через все изгибы и отклонения человеческая история реализует некий “гражданский порядок”, постепенно строит “великий град рода человеческого”. Человек создал себя по законам справедливости, умеряя страсти и преодолевая инстинкты. Он мог выбрать иной путь, но пошел тяжким и мучительным путем цивилизации. История – не продукт космической необходимости или чистой случайности. Она такова, какой ее сделали люди в рамках имевшихся в их распоряжении условий и средств. Человек является продуктом времени и изменяется вместе с ним. Институт брака научил, например, дикого человека удовлетворять свои страсти по-новому, а его природа обогатилась чувством любви. В ходе мировой истории Вико выделяет три эпохи: эпоху богов, эпоху героев и эпоху людей. На первой ступени человек был диким, бесчувственным, тупым полуживотным. Во второй период человечество характеризуется преобладанием фантазийного над рациональным, непререкаемым авторитетом силы и верой в героев, выражающих волю богов. Третий период – эпоха “всепонимающего разума”, когда тщетность эгоизма, толкающего города и народы на борьбу друг с другом, стала понятна разуму и он пришел к выводу, что и плебеи, и знатные – одной человеческой природы и могут вместе войти в пространство цивилизации. Придя к критическому сознанию, люди поняли, что все равны перед законом, что все рождены в равной степени свободными.

По Вико, история –  одновременно творение человека и Бога. Речь идет не о вмешательстве Провидения извне, а о том, что люди реализуют некий идеальный проект, утверждают своим историческим бытием идеальные ценности – справедливость, доброту, гуманность и т. д. Люди иногда отступают от данного проекта, но провозглашаемые им идеалы не в их власти. Исторические изменения никем никому не навязываются, но в них присутствует объективная необходимость: из варварского состояния следует встать на путь цивилизации. Не всем народам удается сделать это, так что история не является прогрессом, в ходе которого нет места ошибкам и регрессу. В истории не все и не всегда идет от негативного к позитивному. Она не доказывает, а наказывает. Идея Вико, что божественный (“идеальный”) план развития человечества реализуется руками самого человека, способного ошибаться и отходить от этого плана, во многом предварила социальную философию Г. Гегеля. Мысли Вико о своеобразии исторического познания явились первым шагом к подразделению в конце XIX в. всех наук по применяемому ими методу на науки о природе и науки о культуре.

Эпоха Просвещения с ее девизом “Имей мужество пользоваться собственным разумом” радикально изменила общую атмосферу в социальной философии. “Просвещение, – пишут М. Хоркхаймер и Т. Адорно, – пропагандировало постоянное развитие мышления, всегда преследовало цель вырвать людей из состояния страха и превратить их в хозяев своей судьбы.... Программой просветителей было избавление мира от чар; они намеревались развеять мифы и с помощью научных знаний полностью изменить человеческое воображение”. Просвещение являлось оптимистической философией крепнущего капитализма. Основой духовного, материального и политического прогресса просветители считали конструктивно-критическое применение разума. Наследуя идеи Р. Декарта, Б. Спинозы, Г. В. Лейбница, просветители говорили, однако, не о разуме вообще, а о разуме, контролируемом опытом. Образцом такого применения разума для них служила физика Ньютона, в которой на основе эмпирических данных устанавливаются законы связи вещей. Сущность Просвещения И. Кант усматривал в широком использовании человеческого разума для реализации социального прогресса.

Просвещение сформулировало концепцию естественного права, т. е. права, законы которого поверены разумом и потому являются универсальными. Эти законы объективны и неизменны, как и законы математики.Вольтер (1694–1778), признавая разнообразие обычаев, вместе с тем настаивал, что существуют естественные законы, с которыми должны соглашаться люди всех частей света. Эти законы опираются на неизменную природу человека. Нравственные инстинкты, как подчеркивал Д. Дидро (1713–1784), вовсе не являются замаскированным эгоизмом.

Идеи Просвещения буржуазия  превратила в механизм, разрушивший  старые политические и юридические  учреждения. На основе теории естественного  права сформировалась концепция  прав человека и гражданина. Она была принята в 1789 г. в качестве манифеста Французской революции. К естественным правам относились: свобода, равенство в правах, собственность, безопасность и сопротивление угнетению. Но еще тремя годами раньше в американской “Декларации прав” говорилось: “Все люди рождаются свободными и остаются свободными и равными в правах, которые не могут быть ни отчуждены, ни отняты ни при каких условиях (ни в настоящем, ни в будущем) у граждан общества, а именно: право на жизнь и собственность, право добиваться и достигать благополучия и безопасности”. Согласно “Декларации”, вся власть находится в руках народа и вследствие этого исходит от народа; правительство учреждается для общей пользы, защиты и безопасности народа; никто не имеет права на выгоды и привилегии; законодательная, исполнительная и судебная власти должны быть отделены друг от друга. Эти принципы легли в основу конституционного строя демократических государств, стали теорией и практикой правового государства.

Ш. Л. Монтескье (1689–1755) считается основоположником так называемой географической школы в социальной философии. Климат, природа, почва и состояние земной поверхности определяют, по Монтескье, дух народа и характер общественного развития. Однако общие законы истории зависят также от социальных факторов: производства, собственности, принципов правления, обычаев и религий. Вслед за Локком Монтескье настаивает на разделении властей – законодательной, исполнительной и судебной,– являющихся опорой правового государства и практики демократической жизни. Свобода, по Монтескье,– это право делать все, что позволено законами. Разделение властей является политическим и юридическим условием свободы. Чтобы исключить злоупотребления властью, необходимы разные, не зависящие друг от друга ее органы, способные “тормозить” и “умерять” один другого.

Социальная философия Ж. Ж. Руссо (1712–1778) оказала мощное влияние не только на учение об обществе, но и на литературу, на вкусы, обычаи и политику. Руссо противоречив, он одновременно просветитель и романтик, индивидуалист и коллективист. Поэтому некоторым он представляется предшественником марксизма и защитником полного растворения индивида в общественной жизни; другие же относят его к либерализму. Первый литературный успех пришел к Руссо после сочинения “Принесли ли науки и искусства пользу человечеству?”. Руссо отвечает на этот вопрос отрицательно и утверждает, что науки и искусства являются худшими врагами морали и источниками бедности. Он восхищается “благородным дикарем”, поскольку все, что отличает цивилизованного человека от необученного варвара, есть зло. В трактате “Рассуждение о неравенстве” Руссо утверждает, что “человек по натуре своей добр, и только общество делает его плохим”. Случайные обстоятельства способствовали совершенствованию человеческого разума, но при этом ухудшили расу, сделав человека плохим из-за его тяги к общению. Руссо любит людей за природное нравственное здоровье и чувство справедливости и одновременно ненавидит их за отрыв от природы, за приобретенные ими в ходе истории наслоения ложных умствований, условностей и предрассудков. Подобно многим другим социальным философам того времени, Руссо говорит о “естественном состоянии”, в котором, возможно, когда-то пребывал человек. Естественный человек был целостным, добрым, биологически здоровым, морально честным. В ходе истории он стал злым и несправедливым. Если. раньше он жил чувствами и страстями, то затем стал жить по преимуществу разумом. Нужно отвергнуть разум в пользу сердца и вернуться к прежнему, “естественному человеку”, жившему как бы по ту сторону добра и зла. Призыв “Назад к природе!” стал популярным как раз благодаря этим идеям Руссо.

Наиболее последовательно социальная философия Руссо излагается им в  “Общественном договоре”. Но и здесь  Руссо постоянно колеблется между свободой, являющейся основной ценностью индивидуализма, и равенством, к которому стремится коллективистическая мысль и которого он готов добиваться даже за счет свободы. Книга начинается с восхваления свободы и выражения сожаления по поводу ее неполноты: “Человек рождается свободным, а между тем он везде в оковах. Иной считает себя повелителем других, а сам не перестает быть рабом в еще большей степени, чем они”. Целью общественного договора является ассоциация, защищающая и охраняющая личность и имущество каждого участника и позволяющая ему оставаться таким же свободным, каким он был в “естественном состоянии”. Но затем Руссо утверждает, что договор заключается в полном отчуждении прав каждого члена в пользу всей общины и, в сущности, в растворении индивида в коллективе. Права изымаются у всех, люди оказываются равными в своем бесправии и потому, говорит Руссо, это никого не тяготит. Общественный договор предоставляет государству абсолютную власть и означает отмену индивидуальной свободы и прав человека. Однако вслед за этим Руссо утверждает, что человеческие существа имеют естественные права как люди и что на них нельзя налагать никаких оков, если это бесполезно для общества. Под “верховной властью”, имеющей неограниченные полномочия, Руссо понимает, однако, не монарха или правительство, а общество в целом, которое издает законы и не может как таковое иметь интересов, противоречащих его планам. “Верховная власть” оказывается, таким образом, некой непогрешимой сущностью, абстрактной “всеобщей волей”, не совпадающей с государством. Каждый, кто отказывается подчиниться ей, должен быть принужден сделать это. Индивида, заключает Руссо, силой заставляют быть свободным. Гегель, на которого большое влияние оказал Руссо, так выразил эту идею “принуждения быть свободным”: свобода есть осознанная необходимость. Если, например, кого-то судят за совершенное правонарушение, то, попав в тюрьму, он оказывается вполне свободным. Руссо высказывается за демократию, но лишь для небольших государств. В средних наилучшим образом правления является аристократия, в больших – монархия. Неясны и рассуждения Руссо по поводу необходимости разделения властей.

Руссо в принципе отвергает идею исторического прогресса. Убежденный в порочности цивилизации, он считает  искусство ее порождением и требует от него только добродетели, “возвышенной науки простых душ”. Одна из наиболее влиятельных идей Руссо – утверждение суверенитета народа, принципа народоправия. Если Монтескье и Вольтер разрабатывали идею конституционной монархии, Руссо предлагает республику, в которой принцип равенства воплощен в государственном законе, а народ постоянно контролирует деятельность своих представителей. Политические и моральные критерии должны быть, по Руссо, едины. Чем выше на общественной лестнице стоит человек, чем большей властью он обладает, тем обязательнее для него требования быть справедливым, честным и не переоценивать себя.

В трактовке общественного договора, ведущего к возникновению власти и государства, Руссо колеблется между Гоббсом и Локком. Можно  сказать, что у Руссо содержится в зародыше социалистическая критика цивилизации. Он выступает от имени обездоленных элементов общества и полагает, что существующее неравенство обусловлено возникновением частной собственности. Вместе с собственностью вспыхивает и вражда между людьми. Как только один из них заметил, что лучше иметь две вещи, чем одну, – равенствоисчезло, его уничтожила частная собственность. Ни один гражданин говорит Руссо, не должен быть настолько богат, чтобы быть а состоянии купить другого, и ни один настолько беден, чтобы быть вынужденным продавать себя. Существующее (капиталистическое) общество порождает резкие общественные противоречия. Выход – в установлении мелкой частной собственности, обеспечивающей “прекрасную химеру равенства”, в простоте нравов, прямодушии, аскетизме быта.

Б. де Мандевиль (1670–1733) в стихотворной “Басне о пчелах” Надвинул парадоксальную идею, что общественное благо происходит только из зла и порока. Мандевиль описывает процветающее общество аморальных пчел, которое едва не погибает после того, как пчелы становятся добродетельными. Под пороком Мандевиль пронимает любое действие человека, направленное на удовлетворение потребностей, а под добродетелью – действие, противоположное естественным потребностям и обуздывающее поэтому страсти. Общество не может процветать и богатеть без людских пороков. Оно основано на эгоизме, а не на морали, чувстве доброжелательности, взаимопомощи и т.п. Мандевиль показывает, что в социальной жизни многое, и притом, быть может, самое лучшее, возникает неожиданно и незапланированно, а иногда вообще является результатом амбиций и других “порочных” желаний. Позднее К. Маркс, В. Парето, Ж. Сорель, 3. Фрейд и др. заострили эту мысль до вывода, что в социальной жизни вообще людьми в большей степени руководят иррациональные соображения и что свое поведение люди представляют рациональным по преимуществу задним числом.

Итальянский просветитель Ч. Беккариа (1738–1794) выдвинул веские аргументы против пыток и смертной казни. Если преступление доказано, нет нужды в пытках, как и в самом признании обвиняемого; если оно не доказано, нельзя мучить невиновного. Смертная казнь неприемлема по трем причинам: жизнь – высшее благо, насильственное прекращение не подпадает под общественный Договор, и она не может отдаваться на произвол способного ошибаться судьи; смертная казнь не удерживает от совершения преступлений, она менее страшна, чем длительное тюремное заключение; ситуация, когда закон запрещает убийство и одновременно предусматривает его в виде наказания,– это противоречие в действии. Беккариа оправдывает, однако, убийство в период анархии, когда не действует закон, и убийство тирана. Идея запрещения смертной казни вызвала в то время активную полемику. Однако только со второй половины прошлого века это запрещение было введено в Странах Западной Европы; в России был наложен мораторий на применение смертной казни. Нужно заметить, что, если бы вопрос о смертной казни решался демократическим путем, посредством голосования населения, она и сейчас продолжала бы применяться: большинство людей, как в России, так и в Западной Европе, против отмены смертной казни, во всяком случае за наиболее тяжкие преступления.