История социальной философии

Н. Я. Данилевский (1822–1885) развил славянофильскую идею противостояния “мессианской” культуры России культурам Запада. В книге “Россия и Европа” (1869) он утверждает, что это противостояние должно привести к созданию самобытной “славянской цивилизации” во главе с Россией. В отличие от европейских государств, являющихся “механическими”, русское государство – “органическое” целое. “Нравственная особенность русского государственного строя заключается в том,– пишет Данилевский,– что русский народ есть цельный организм, естественным образом, не посредством более или менее искусственного государственного механизма только, а по глубокому вкорененному народному пониманию, сосредоточенный в его Государе, который вследствие этого есть живое осуществление политического самосознания и воли народной, так что мысль, чувство и воля его сообщаются всему народу процессом, подобным тому, как это совершается в личном самосозерцательном существе”.

Подобное восхваление  русской абсолютной монархии в конце XIX в. кажется явным анахронизмом. Непонятно также, почему демократические западноевропейские государства уподобляются механизму, а полицейское российское государство – живому организму. Декларация же тезиса об особой связи русского народа со своим государем звучит как явная натяжка.

Для обоснования утверждения  о скором появлении утопической  “славянской цивилизации” Данилевский  разработал оригинальную теорию обособленных, локальных “культурно-исторических типов” (цивилизаций). Каждая из цивилизаций подобна живому организму. Разные цивилизации находятся в состоянии непрерывной борьбы не только с внешней средой, но и друг с другом. Они проходят естественно предопределенные стадии возмужания, дряхления и гибели.

Данилевский выделяет десять “культурно-исторических типов”, полностью или частично исчерпавших возможности своего развития, и исторически перспективный “славянский тип”. Как формы растительного и животного мира, как формы человеческого искусства (стили архитектуры, школы живописи), как формы языков, говорит Данилевский, так и проявления самого духа, стремящегося осуществить типы добра, истины и красоты не только изменяются и совершенствуются повозрастно, но еще и разнообразятся по культурно-историческим типам.

Идеи Данилевского явились первым развернутым выражением Цивилизационного подхода к истории и предвосхитили аналогичные построения О. Шпенглера и А. Тойнби.

О. Шпенглер

История общества слагается, по О. Шпенглеру, из историй отдельных, совершенно независимых друг от друга культур, каждую из которых отличает свое собственное видение мира, или собственный стиль, сказывающийся на всех сторонах ее жизни. Шпенглер выделяет восемь основных культур (египетская, китайская, индийская, античная, западная и др.) и соответственно восемь великих стилей, каждый из которых подобен живому организму, проходящему путь от неуловимого начала и медленного роста до блистательного мига своего совершенства и последующего быстрого спада и разрушения. “Стили следуют друг за другом подобно волнам и ударам пульса. С личностью отдельных художников, их волей и сознанием, у них нет ничего общего. Напротив, именно стиль и творит самый тип художника. Стиль, как и культура, есть первофеномен в строжайшем гётевском смысле, все равно стиль искусств, религий, мыслей или стиль самой жизни... В общей исторической картине какой-либо культуры может наличествовать только один стиль – стиль этой культуры”'. Романтика, готика, барокко, рококо, ампир не являются самостоятельными стилями, их нельзя сравнивать с египетским или китайским стилями. Готика и барокко – это юность и старость одной и той же совокупности форм: зреющий и созревающий стиль Запада.

Прасимволом культуры является пространство, или способ протяженности. Из него можно вывести весь язык форм культуры, отличающий ее от всякой другой культуры. Для Античности “протяженный прасимвол” – это близлежащее, точно определенное, замкнутое в себе тело, для западной культуры – бесконечное пространство с глубинным натиском третьего измерения, для арабской – мир-пещера и т. д. Сам прасимвол неосуществим, он пульсирует в чувстве формы каждого человека, каждой общности, стадии, эпохи и диктует им стиль всей совокупности жизненных проявлений. Он кроется в форме государства, в религиозных мифах и культах, в идеалах этики, формах живописи, музыки и поэзии, в основных понятиях всякой науки, но не исчерпывается ими. Следовательно, его нельзя понятийно изложить и в словах, ибо язык и формы познания сами суть производныесимволы. Ссылка на то, что прасимвол античной души – отдельное материальное тело, а прасимвол западной – чистое, бесконечное, пространство, не является попыткой определения прасимвола, а призвана лишь пробудить ощущение его значимости.

Культуры непроницаемы друг для друга: они способны понять одна другую только внешним образом. Каждой из великих культур присущ тайный язык мирочувствования, вполне понятный лишь тому, чья душа принадлежит этой культуре. Например, западная культура представляет числа как не имеющие ни значения, ни 8 величины, ни качеств, а лишь выражающие отношения и становящиеся положительными, отрицательными, большими и малыми единствами только благодаря расстановке; индусам и грекам это совершенно непонятно: для индусов число обозначает некую иллюзорную возможность, для которой само слово “нечто” еще не действительно и лежит по ту сторону бытия и небытия, представляющих собой лишь привходящие свойства; для греков число – безусловная положительная величина.

Западное представление  о бесконечном пространстве непостижимо  для других культур точно так  же, как их прасимволы непонятны западной культуре. Когда люди западной культуры говорят о пространстве, они мыслят приблизительно одинаково, так же, как и пользуются одним и тем же языком и словесными знаками, все равно идет ли речь о пространстве математики, физики, живописи или действительности. Однако всякое философствование, которое хочет (и должно) утвердить вместо этого сродства некоторую универсальность понимания, не способно привести к Позитивному результату. Ни один эллин, ни один египтянин, ни один китаец не могли бы адекватно сопережить нечто подобное, и никакое произведение искусства или отвлеченная система не объяснили бы им раз и навсегда, что означает для нас “пространство”. С другой стороны, когда мы переводим такие греческие термины, как “начало”, “материя”, “форма” и т.п., мы делаем лишь вялую попытку проникнуть в тот мир чужих чувств, наиболее утонченные и глубинные слои которого остаются для нас все же немыми.

Это равносильно тому, как если бы вознамерились переложить скульптуры Парфенона на струнную музыку или отлить Бога Вольтера из бронзы.

Шпенглер делает необычный  шаг и связывает проблему пространства со смертью, а глубину пространства со временем и судьбой. “То, что вступает в сферу протяженного,– пишет  он,– вместе с началом получает и конец. Существует какая-то глубинная и рано прочувствованная связь между пространством и смертью'. Человек – единственное существо, знакомое со смертью. Он сам является временем и обладает картиной истории.

В силу этого он ощущает  себя одиноким существом в каком-то чужом, протяженном мире. Становясь взрослым, он узнает свое чудовищное одиночество во вселенной и начинает испытывать “чисто человеческий страх перед смертью, границей в мире света, неподвижным пространством. Здесь берет начало высшее мышление, которое прежде всего есть размышление о смерти” И религия, и познание природы, и философия проистекают из этого пункта. Сущность всякой подлинной, т.е. бессознательной и внутренне необходимой символики, проступает из знания смерти, в котором раскрывается тайна пространства.

П.А. Сорокин

Оригинальную теорию человеческой истории как последовательной смены социокулътур, или цивилизаций, предложил П. А. Сорокин (1889–1968)'. Социокультурой Сорокин называет тот суперорганический мир, ту новую вселенную, которая создана человеком. Социокультура включает следующие составные части:

– бесконечно богатую  идеологическую совокупность смыслов, объединенных в системы языка, науки, религии, философии, права, этики, литературы, живописи, скульптуры, архитектуры, музыки, экономических, политических, социальных теорий и т. д.;

– материальную культуру, представляющую предметное воплощение этих смыслов и охватывающую все, начиная с простых средств  труда и кончая сложнейшим оборудованием;

– все действия, церемонии, ритуалы, поступки, в которых индивидами и их группами используется тот или иной набор смыслов.

Основой и фундаментом  всякой социокультуры являются, по Сорокину, ценности, определяющие ее центральный принцип. Понятие ценности Сорокин разъясняет на примере культуры Запада Средних веков. Главным принципом, или главной ценностью, этой культуры являлся Бог. Все важные ее разделы выражали данную фундаментальную ценность. Архитектура и скульптура были библией в камне, живопись, музыка, литература были насквозь пронизаны религией. Наука являлась лишь ее прислужницей. Даже семья была только священным религиозным союзом. Организация экономики контролировалась религией. Господствующие нравы и обычаи, образ жизни и мышления исходили из своего единства с Богом, а чувственный мир рассматривался только как временное прибежище человека на пути к вечной обители Бога.

Любое общество характеризуется  присущей ему системой ценностей. Она является основным регулятором человеческой деятельности, от нее зависят мысль, творчество и верования индивидов каждого общества.

Каждая из культур  неповторима, она рождается, достигает  расцвета и затем умирает. На смену  ей приходит другая культура, опирающаяся  на новую систему ценностей и  создающая свой особый мир человеческого  существования. Культура как специфический  тип исторической целостности имеет в основе несколько главных посылок: представления о природе реальности, о природе еновных потребностей человека, о степени и методах их удовлетворения. Последовательность уникальных культур и представляет собой исторический процесс.

Сорокин выделяет три  основных типа культуры, или типа мировосприятия в истории человечества: идеациональную (ideational), идеалистическую (idealistic) и чувственную (sensate). Буквальный перевод нв отражает вполне смысла терминов Сорокина. Лучше переводить их как “религиозная”, “промежуточная” и “материалистическая” культура. Каждая из основных культур подчиняется одному общему фундаментальному принципу и основывается на общей фундаментальной шкале ценностей.

Основу религиозной  культуры составляет представление о Боге как всепроникающей реальности, которой подчинено земное существование человека. Примером такой культуры является западноевропейское Средневековье. Материалистическая культура основывается на противоположном принципе: реально существует только то, что поддается восприятию органами чувств. На принцип “вещности” опираются все стороны жизни данной культуры – ее политика и экономика, искусство и литература, этика и право. Даже религии в период материалистической культуры являются псевдо-религиями, имеющими дело прежде всего с земным, а не небесным содержанием. В частности, в США миллионы людей всерьез верят, что Бог может помочь разбогатеть, сделать карьеру, обойти конкурентов и т.д. тем, КТО усердно ему молится. Промежуточная культура соединяет в себе элементы как религиозной, так и материалистической культуры. Основной ее принцип: существующая реальность частично поддается восприятию органами чувств, а частично схватывается интуицией.

Всю человеческую историю  Сорокин истолковывает как смену этими тремя типами культур друг друга.

Распад каждой культуры сопровождается кризисными явлениями  во всех сферах жизни общества. Например, в заключительный период греко-римской  материалистической культуры наблюдались  падение морали и нравов, распад семейных связей, разрушение экономических устоев общества, резкий рост “кривой насилия”. Современникам представлялось, что близится конец мира и что будущего не существует.

Сорокин подробно останавливается  на кризисе современной, материалистической культуры. Ее началом была эпоха Возрождения. После аскетизма Средневековья и явного приоритета небесной жизни над земной люди заново начали открывать красоту земного мира и земной жизни, познавать окружающую их природу, расширять горизонты своего видения – географические, научные, духовные. Но постепенно творческая энергия материалистической культуры истощалась, ее ценности все более обесценивались, идеалы тускнели.

Этот кризис начался  с конца XIX в. и теперь все усиливается. Искусство современной культуры дало миру выдающихся художников, но оно же несло в себе зародыши собственной гибели, ставшие очевидными сейчас. В Средние века искусство связывало человека с Богом, в материалистической же культуре оно сделалось средством общения художника со зрителем и превратилось в рыночный товар. Кубизм, абстракционизм и т. п.– это восстание против изживших себя форм искусства, но не искусство будущего. В науке, обеспечившей блестящие технические достижения, наблюдается острый кризис материалистического подхода. С появлением теории относительности Эйнштейна, квантовой механики, принципа неопределенности понятие материи стало расплывчатым, смешалось с понятием энергии.

Раздробленность и неопределенность, царящие в науке, подталкивают к  идее, что в мире должно существовать некое направляющее начало, не поддающееся физическому восприятию. Выражением кризиса в области этики и права является снижение авторитета этических и правовых норм. Моральные ценности рационализируются, им придается утилитарный смысл. Понятие негативной моральной ценности подменяется понятием противозаконности, и дозволенным оказывается все, что не преследуется по закону. Утилитарное истолкование морали и права ведет к росту преступности, насилия и терроризма. Кризисная ситуация затронула семью, политическую организацию, экономическую структуру, международные отношения. Человек, говорит Сорокин, морально деградировал до уровня усложненного животного, оправдывающего с помощью напыщенных идеологий наихудшие из своих действий. Мир брошен в пучину катаклизмов, войн, мятежей, революций. Зажатый между двух эпох, современный человек подобен лодке без весел, которую бросают из стороны в сторону ветры его животных страстей, выскользнувших из-под контроля рациональных и сверхрациональных сил. Но мировая культура вечна, и на смену уходящей в прошлое материалистической культуре идет новая, более совершенная культура. В настоящем, и в ближайшем будущем,– мрак, но, пройдя через этот мрак, человечество опять выйдет к свету, как это уже не раз случалось в мировой истории.

Сорокин выводит общую  формулу перехода от материалистической к религиозной культуре: кризис –  крушение – очищение – переоценка ценностей – возрождение. Под  “возрождением” подразумевается появление  новой религии или возрождение  старой. “Крушение” – это осознание пустоты и тщетности материалистического подхода к жизни, завершающееся переоценкой ценностей и возникновением новых идеалов и новой философии жизни.