Образование Североатлантического союза, его задачи, стратегия

Во-вторых, много проблем возникает и в связи с деятельностью существующих европейских и евроатлантических институтов – НАТО, ЕС, ОБСЕ, которые в настоящее время продолжают переоценивать свою роль и возможности с тем, чтобы быть в состоянии решать вызовы в XXI веке столь эффективно, столь возможно. НАТО трансформировалась для решения новых вызовов, но, как показали трудности в обеспечении достаточного количества войск для известной операции в Афганистане, многие члены Североатлантического альянса ставят под вопрос целесообразность участия в миссиях за пределами зоны его ответственности. Другие же члены НАТО ставят вопрос о том, следует ли организации заниматься такими вопросами, как энергетическая безопасность, да и вообще, способна ли НАТО на это в принципе. Иными словами, вопрос состоит в том, в чем же суть деятельности НАТО в обозримом будущем, и что надо, если надо, изменить в структуре союза.

Что касается ОБСЕ, то в сентябре 2009 года был запущен так называемый «процесс Корфу», нацеленный на укрепление безопасности в евроатлантическом  регионе. Но главный вопрос остается: может и должна ли ОБСЕ стать главной  организацией безопасности в трансатлантическом регионе, и надо ли предпринимать  дополнительные меры по усилению ее военно-политического  и экономического измерений, а также  измерения в сфере охраны окружающей среды в дополнение к ее человеческому, гуманитарному измерению?

Наконец, ЕС часто подвергается критике  и в США, и в Европе за недостаток согласованности во внешней политике и сравнительно низкий уровень военных  ассигнований. Но ЕС эффективно занимается гуманитарными проблемами и подготовкой  кадров для операций в Афганистане, осуществлял миротворческие операции в Чаде, Конго и на Балканах. Но, в действительности вопрос остается, должен ли ЕС быть соответствующим  образом и обладать нужными ресурсами  для отражения новых угроз, и  действительно ли есть желании, чтобы  он решал такие задачи?

Хотя дебаты по этим вопросам внутри названных выше организациях ведутся, но мало высказывается предложений  о необходимых конкретных действиях. Одни выступают за укрепление существующих институтов, но не ясно, как это сделать, и достаточно ли этого. Другие говорят  о необходимости фундаментального переосмысления и реконструкции  того, как трансатлантическое сообщество должно отражать новые угрозы.

Подобного рода дискуссии стимулируются  возрождением России как крупного игрока в регионе. Евроатлантическое сообщество получило тяжелый урок в августе 2008 года, когда обнаружилось, что  ни один из существующих институтов оказался не в состоянии предотвратить  конфликт между Грузией и Россией. Отсюда еще один вопрос: как реагировать  на предложение России о новом  Договоре европейской безопасности в Европе?» Россия, - как подчеркивют  в этой связи некоторые эксперты, - важный участник в решении таких  вопросов, как Иран и Афганистан, нераспространение, контртерроризм. Хотя новый договор, возможно, и не нужен, но действительно ли в настоящее время открывается историческая возможность навсегда расстаться с холодной войной и построить устойчивое, крепкое партнерство в целях борьбы с новыми угрозами? Не настало ли время вновь вернуться к вопросу о вступлении России в НАТО?

Для России причина – значительная, длительная и растущая неудовлетворенность  развитием ситуации в Европе после  распада СССР. Она рассматривала  расширение НАТО, военные действия союза против Югославии, цветные  революции в Грузии и Украине, растущее военное присутствие США  в Центральной Азии и решение  США (позднее пересмотренное) разместить элементы своей национальной ПРО  в Чехии и Польше, другие акции  НАТО в качестве концентрированного курса Запада, нацеленного на ее ослабление и сдерживание. У нее  было мало возможностей, кроме как  подчиниться в первые послесоветские годы, поскольку она была действительно  слаба. Но после того, как она возродилась  в начале XXI века, Россия стала более  энергично выражать свое неудовольствие и более энергично отстаивать свои интересы. Война против Грузии в августе 2008 года была сигналом того, что у России есть воля и ресурсы  для защиты своих интересов, в  том числе и силой, если это  потребуется. Война напомнила о  нелогичности переосмысления положения  дел с безопасностью в Европе.

В Европе и США призыв России обсудить вопросы безопасности был первоначально  встречен с большим скептицизмом и подозрением, как не более чем  завуалированная попытка подорвать  трансатлантическую солидарность и  ослабить НАТО. Однако, та же война России с Грузией положила конец легковесному суждению, которое превалировало  на западе после завершения холодной войны о том, что он может добиваться своих целей в Европе и, прежде всего, расширения НАТО вопреки мнению России, и уменьшать недовольство России символическими жестами уважения. По мере того как отношения США  и России резко обострились к  исходу 2008 года, многие европейцы пришли к выводу, что надо, наконец, прислушаться к мнению России, обсудить ее предложение  по европейской безопасности. Но была и другая, столь же важная, причина  – участие стран НАТО в Ираке  и роль НАТО в Афганистане поставили  важный вопрос о масштабах деятельности НАТО, а атаки террористов в  Мадриде (2004 г.) и Лондоне (2005 г.) свидетельствовали  о нарастании внешних угроз безопасности в Европе. Иными словами, возникла новая глобальная стратегическая ситуация, которую нельзя было полностью предвидеть при подготовке стратегической концепции  НАТО в 1999г. В этой новой реальности выявился главный элемент: кончилась не только холодная война, но завершился период и после холодной войны, представление о котором было выработано на Западе два десятилетия назад. Надежды Америки, что падение коммунизма и развал СССР означал появление длительной эры глобального продвижения демократии и рыночной экономики под американским руководством оказались иллюзорными. В большей мере такое продвижение в настоящее время приостановилось, если не обратилось вспять, и мир вступил в период крупной неустойчивости и неизвестности, который будет продолжаться до тех пор, пока не образуется новое глобальное равновесие. Нынешние тенденции и обстоятельства чреваты серьезными последствиями для европейской безопасности, которые требуют самого тщательного осмысления.

Особого внимания заслуживают три  из них.

Во-первых, самое важное в стратегическом плане, Европа, по контрасту с тем, чем она была 100-500 лет назад, не является более центром системы международных отношений, и борьба за преимущество на континенте, а в экстремальном случае – за господствующие позиции в ней, не являются более центральной драмой мировой политики. Европа, конечно, остается важной величиной, как один из мощных центров экономической мощи и влияния и останется таковым в будущем. Но совершенно очевидно, что динамизм глобального мирового развития неумолимо сдвигается от Европы  и Атлантического региона к Восточной и Южной Азии и Тихому океану. Это в наибольшей степени проявляется в сфере экономики (подъем Китая и, в меньшей степени, Индии), но упомянутый сдвиг также имеет место и в геополитике, что неизбежно затронет все другие измерения международных отношений. Нынешний экономический и финансовый кризис только подчеркнул и, наверняка, ускорил эту долгосрочную тенденцию.

Изменившийся статус Европы должен соответственно изменить и понимание  Соединенными Штатами своих интересов  в этом регионе. Поскольку Америка  стала глобальной силой немногим более столетия назад, поэтому ее интересы в Европе можно свести к  трем императивам. Первый – минимализация  обретения любой одной страной  доминирующего положения в Европе и влияния этого властителя в  Европе. Нацистская Германия и СССР являлись агрессивными режимами, по определению  имманентно враждебными американским ценностям и интересам.

В современных же международных  условиях Соединенным Штатам нужна  объединенная Европа, которая являлась бы истинным глобальным партнером в  отражении многочисленных вызовов  и управлении становящейся все более  сложной глобальной системой. Как  следствие успеха США и их союзников  в Европе на протяжении более 65 лет  в создании и расширении НАТО и  поощрении европейской экономической  интеграции, сегодня в объединенной Европе доминировать будет не одна держава, а комбинация наднациональных  федеративных и национальных властей, структур. Более того, это будет  Европа, которая разделяет американские ценности и интересы, и, в широком  смысле, американское видение мира. Наконец, объединенная Европа будет  понижать риск геополитически обусловленной нестабильности в Европе, тем самым позволяя США уделять больше внимания и ресурсов возникающим вызовам за пределами Европы, особенно на Большом Ближнем Востоке и в Южной Азии.

По этим причинам, Соединенным штатам необходимо преодолеть свою двусмысленность  по поводу европейского единства. Хотя теоретически США постоянно и  последовательно поддерживали интеграцию в Европе, и, временами, играли важную роль в закладывании ее основ с  помощью известного плана Маршалла, но проявляли нервозность, беспокойство по поводу последствий  более широкой и глубокой интеграции.

Со времени основания НАТО Вашингтон  играл на противоречиях между  государствами Европы с тем, чтобы  управлять союзом таким путем, который  продвигал бы интересы США, в последнее  же время, противопоставляя «новую»  Европу «старой Европе». Аналогичным  образом США не проявляли энтузиазма по поводу растущей роли ЕС в сфере  безопасности, опасаясь, что это  понизит роль НАТО в качестве главного института в системе евроатлантической  безопасности, а, следовательно, подорвет и влияние США на континенте.

В сегодняшней ситуации США должны добиваться большего единства Европы в вопросах внешней политики и  политики безопасности. В то же время, Соединенным Штатам следует продолжать добиваться большей ответственности  со стороны Европы в решении таких  вопросов безопасности в пределах европейского континента, как продолжающиеся конфликты  и нестабильность на Балканах. По мере расширения Евросоюза подобного  рода вопросы должны приобретать  характер собственно «внутренних европейских  проблем».

Продвижение по пути большего единства в вопросах внешней политики и  политики безопасности, безусловно, займет длительное время. По мере его становления, США необходимо сохранять крупное  присутствие в Европе, особенно в  рамках НАТО с тем, чтобы не допустить  любых попыток национализировать  политику безопасности. Но Соединенные  Штаты должны и на деле содействовать  процессам интеграции и единства в Европе.

По мере изменения статуса Европы, меняется и статус России, хотя и  в более ограниченных, нестратегических, хотя и значительных масштабах. Россия оправилась от глубокого социально-экономического кризиса и национального унижения 1990-ых гг. и начала восстанавливать  свои позиции в качестве одной  из крупных держав, хотя и продолжает сталкиваться со значительными вызовами (устаревшая инфраструктура, демография, укорененная коррупция) в контексте  обеспечении устойчивого экономического роста и консолидации своего статуса  великой державы в течение  последующего десятилетия и далее. С наступлением восстановления пришла и новая ориентация в сфере внешней политики. В то время, как в годы, послужившие окончанием холодной войны, цель Москвы состояла в интеграции с Западом, но с приходом Путина эта цель была отодвинута в пользу восстановления страны в качестве самостоятельного центра глобальной мощи и влияния. Путин ясно заявил об этом в своей речи на Конференции в Мюнхене в феврале 2007 г., в которой он подверг критике якобы присущие США попытки сохранить однополярный мир, уточнил претензии России к США, НАТО и ОБСЕ, подтвердил, что Россия продолжит самостоятельную внешнюю политику, как это и было на протяжении ее истории.

В соответствии с провозглашенной  новой политикой Россия стремилась приостановить, если не повернуть вспять события, которые она рассматривала  как  противоречащие ее интересам. Это наиболее ярко проявилось в ее яростной оппозиции расширению НАТО  и, в меньшей степени. Расширению ЕС. Она также установила мораторий на соблюдение ДОВСЕ, положения которого она рассматривала как ущемление своих суверенных прав размещать свои вооруженные силы на собственной территории, а также приложила усилия по дискредитации и подрыву тех аспектов деятельности ОБСЕ, которые сопряжены с продвижением демократии и которые, по мнению Путина, самым прямым образом нацелены на внутреннюю российскую практику демократии, и легитимность регионов в России и в других бывших советских республиках. В то время, когда многие, особенно в Восточной Европе, рассматривают как попытку пересмотреть урегулирование последствий холодной войны, Россия рассматривает это как попытки восстановить свои позиции в Европе, которыми она располагала до того, как Запад извлек преимущества из временной стратегической нестабильности России в 1990-ые гг. Тем не менее, Россия не представляет стратегической угрозы Европе и Соединенным Штатам и не является стратегическим противником, как им в свое время являлся СССР. Ушла в прошлое идеологическая конфронтация времен холодной войны, остаются только внутренние трудности, которые мешают глобальному вызову интересам США и Европы. Но Россия действительно представляет две критические проблемы с точки зрения европейской безопасности, поскольку ее идентификация как великой державы связана с ролью, которую она исторически играла в Европе.

Первая проблема – как выстраивать отношения с государствами, находящимися между Россией и Евросоюзом (и НАТО), т.е. с бывшими советским пространством, в понимании Москвы, и новыми соседями, в толковании Брюсселя. Россия рассматривает преобладание в этом регионе в качестве ключевого элемента для своих устремлений великой державы. Геополитически этот регион придавал России вес в мировых делах. В представлении российской элиты, регион по-прежнему имеет критическое значение для собственной безопасности и процветания России. Более того, способность проецировать силу в соседние государства сама по себе и в себе является свидетельством статуса России как великой державы. В силу этих причин Россия заявила о «сфере привилегированных интересов» на постсоветском пространстве и негативно относится к любому на него посягательству со стороны любой внешней державы, будь то США или ЕС. Европа, однако, при поддержке Соединенных Штатов, никогда не признает такую «зону привилегированных интересов», потому что они имеют законные интересы в новых образовавшихся государствах, и в силу ее фундаментальной убежденности, что государства этого региона имеют суверенное право отстаивать свои интересы таким образом, каким они их понимаю.