Механизмы психологической защиты: генезис, функционирование, диагностика

Переходя к вопросу о продуктивности конфликта, целесообразно рассмотреть  соотношение между понятиями «конфликт» и «противоречие». Противоречие — одна из фундаментальных категорий диалектики, выражающая принцип развития из сущности самих предметов и явлений. В психологической науке она обладает собственным онтологическим статусом, специфичностью своего проявления. Поскольку психическое является многогранным и многоуровневым феноменом, противоречие проявляется по-разному на всех уровнях генеза живых систем, обладающих психикой.

Фундаментальным противоречием онтогенетической эволюции Б.Г.Ананьев считал «неравномерность развития различных систем и их регуляторов» [1, с. 103]. Он писал, что «если у всех животных, включая приматов, физическая зрелость означает глобальную зрелость всего организма — его жизнедеятельности и механизмов поведения, то у человека нервно-психическое развитие не укладывается в рамки физического созревания и зрелости» [1, с. 109]. Это общее противоречие выражается, в частности, в противоречии между спонтанной, не согласованной со всеми реалиями окружающей среды, активностью индивида и гетерономным, противоположно направленным «ответом» некоторых аспектов среды. Деструктивные последствия длительного взаимодействия подобного рода предупреждаются на внешнем уровне целенаправленной социализацией, а на внутреннем — образованием специфических регулятивных систем, например, психологической защиты.

На уровне уже не индивидуального онтогенеза, а конкретной жизненной ситуации противоречие выражается самыми различными способами, такими как противоречие между желанием и возможностью, желанием и долгом, желанием и запретом, между целью и инструментальной недостаточностью; как борьба мотивов, как двойственное отношение к объекту, как нечеткость условий и т.д.

Однако не сами по себе противоречия являются источником развития, не их накопление и нагнетание, не их острота, а процесс их разрешения, новообразования, как результат этого процесса. Механизмы психологической защиты организуются как важнейшие новообразования на определенных этапах онтогенеза. Они, накладываясь на динамические особенности психики индивида, определяют основные черты его характера и, в большой мере, становление всей системы его отношений с окружающим миром.

В свете вышеизложенного конфликт можно определить как интрапсихическую и интерпсихическую презентацию назревшего противоречия, которое предельно обострено и требует своего снятия, а характер его разрешения определяет направление в развитии индивида. Однако развитие, осуществляемое в данном процессе, «включает не только линию прогресса, (восходящее развитие от низшего к высшему), но и регресса (от высшего к низшему), а также тупиковые линии» [52, с. 104]. Относительно психического развития Г.Д.Шмидт отмечает, что оно представляет собой сложную картину прогрессивного и регрессивного развития, а также моменты застоя и даже возможность патологического развития [163].

Блокировка психического акта также  имеет амбивалентное значение: с  одной стороны, она представляет возможность для развития индивидуальных свойств при разрешении противоречия, т.е. перехода на более высокий уровень отражения и регуляции и, тем самым, совершенствования адаптивных способностей. С другой стороны, если эмоциональная напряженность достигает чрезвычайно сильной выраженности, то это может привести к дезинтеграции всех функций и даже к патологической деструкции субъекта, «стадии истощения» по Г.Селье [77].

При бесспорной теоретической возможности  последнего варианта подобное чрезвычайно сильное и длительное напряжение очень редко встречается в практике повседневной жизни. Поэтому, большинство индивидов, попадая в конфликтные ситуации, способно разработать и использовать более или менее конструктивные стратегии защиты для снятия эмоционального напряжения и разрешения внешнего конфликта. Именно этот факт находит отражение в таких понятиях как относительная адаптированность и дезадаптированность или близких к ним, но не тождественных понятиях нормы и девиантности в широком релятивистском понимании терминов [111].

Следовательно, в подавляющем большинстве конфликты функциональны и продуктивны. Функциональность конфликта для групп и организаций выражается в том, что он сигнализирует о смещении баланса противоположных сил и необходимости перестройки структуры взаимодействий; а для индивида — в том, что он корректирует жизненный опыт, указывая на слабые места адаптивных систем. Конфликт продуктивен, поскольку в ходе его организуются и актуализируются механизмы защиты как ментальные процессы, и происходит научение способам защитного поведения на интрапсихическом и интерпсихическом уровнях соответственно.

Полностью признавая онтогенетическую ценность, продуктивность и функциональный смысл большинства конфликтов, исследователи данного феномена, как правило, не склонны оценивать изменения, привносимые конфликтами в структуры личности и организации как однозначно позитивные. В основе этой неоднозначности лежит тот факт, что механизмы защиты, являясь продуктами конфликтов раннего онтогенеза и функционируя затем бессознательно, могут как способствовать, так и препятствовать эффективной адаптации индивида в расширенном социальном контексте. Это зависит, как уже отмечалось в разделе 2.1., от силы, характера, и времени гетерономного воздействия, которое оказывают на индивида предшествующие психосоциальные посредники общества и, в первую очередь, семья. Будучи изначально беспомощным, зависимым от взрослых, подверженным их влиянию, ребенок вынужден адаптироваться к практически любому воздействию и интериоризировать соответствующие установки. При этом воздействие может быть прямо противоположным основным тенденциям его развития на том или ином этапе, а установки — не совпадать с нормами и установками внесемейных социальных групп. Адаптация в этом случае осуществляется при помощи образования и очень интенсивного использования онтогенетически ранних и наиболее примитивных механизмов защиты, таких как отрицание, проекция или регрессия и фиксации соответствующих инвариантов защитного поведения. Попадая в отличные от семейных социальные условия (детский сад, школа, двор и т.д.), такой ребенок рано или поздно оказывается в ситуации перманентного внешнего конфликта, поскольку его поведение будет значимо отличаться от поведения большинства членов референтной группы. Суть конфликта определяется нестандартными реакциями индивида на стандартные стимулы, что практически означает невозможность позитивного решения универсальных проблем адаптации, прежде всего проблемы идентичности. Индивид воспринимается окружающими как «странный» или «опасный» и вызывает эмоции отвержения, страха в чистом виде или в сочетаниях, например, с эмоциями ожидания, любопытства и т.п. Внешний конфликт переводится во внутренний план и редуцируется с помощью все тех же защитных механизмов, функционирующих еще более интенсивно, автоматично и имеющих силу привычки. Затем к ним добавляются онтогенетически более поздние механизмы защиты, образуя в совокупности так называемый «деструктивный защитно-адаптивный комплекс» [59]. В качестве примера поведенческих проявлений этого феномена можно привести компенсаторную агрессивность, сверхкомпенсаторную демонстративность, склонность к проективной рационализации, рационализированный инфантилизм и т.д. Подобное защитное поведение становится, в свою очередь, еще менее социально одобряемым и ожидаемым и на этих основаниях часто определяется обществом как девиантное.

Отсюда можно сделать следующие  выводы. Во-первых, механизмы защиты, развивающиеся в онтогенезе как средства адаптации и разрешения конфликта, могут при определенных условиях обеспечивать прямо противоположные состояния дезадаптации и перманентного конфликта. Теоретически это означает наличие связи между ненормативным, сверхинтенсивным использованием защиты и высоким уровнем внутриличностного конфликта, для редукции которого и применяется защита. Следовательно, данный индивид должен находиться в состоянии также и внешнего конфликта, латентного, актуального или перманентного, который, с одной стороны, определяет внутренний конфликт, а с другой — через защитное поведение — сам определяется им. Этот вывод полностью подтвержден результатами описанного в главе 2 экспериментального исследования, в ходе которого сравнивались показатели по использованию механизмов защиты лицами с наличием и отсутствием объективных девиаций поведения. Полученные результаты свидетельствуют о существовании статистически значимых различий между функционированием защитных механизмов у лиц, осужденных за правонарушения и страдающих алкоголизмом, и соответствующими показателями по выборке стандартизации. Они же отражают отсутствие таких различий при исследовании групп учащихся, рабочих, воспитателей.

Во-вторых, обоснованные нами теоретические  положения и результаты проведенного экспериментального исследования находятся в соответствии с функционалистской концепцией девиантности и опровергают позитивистские (биологические, психологические и др.) объяснения данного феномена [111]. Девиантное поведение является функциональным как для общества (устанавливая границы между приемлемыми и неприемлемыми формами поведения), так и для индивида (являясь адаптивным). Рассмотрение девиантного поведения как одного из проявлений неэффективной «вторичной» адаптации к изменившейся внешней реальности с помощью ригидных и интенсивных средств психологической защиты (можно также предположить, что психосоматические заболевания — это еще одно из таких проявлений) может привести к решению очень важных практических задач возрастной и педагогической психологии. Главные из них — это проблема репродукции девиантности в системе семья — ребенок — общество или, другими словами, нахождение эффективных способов превентивного вмешательства в ситуацию вероятного формирования субъекта девиантного поведения. Другая чрезвычайно актуальная проблема — это проблема воздействия на субъектов девиантного поведения, воздействия, которое решало бы не только их внешний конфликт с обществом, но снимало бы также и внутриличностный конфликт. Оно, как показывает практика, невозможно без знания глубинных, психологических причин девиации, логики развития конфликта, диагностики индивидуальной структуры защит.

ВЫВОДЫ ПО ГЛАВЕ 1

Интеграция значительной части  теоретического знания о психологической  защите обусловливает попытку системного подхода к данной проблеме. Системный  подход включает аспекты генезиса механизмов защиты и закономерности их функционирования на интра- и интерпсихических уровнях; на основании структурной теории защиты разработана модель основных защитных механизмов; обосновывается возможность их эффективной диагностики.

В главе 1 предлагается определение защиты, включающее общие, особенные и единичные характеристики отражаемого содержания. Психологическая защита определяется нами как совокупность способов последовательного искажения когнитивной и аффективной составляющих образа реальной ситуации. Это искажение достигается за счет индивидуальных изменений в протекании психических процессов и имеет нейрофизиологическую основу.

Механизмы психологической защиты являются продуктами онтогенетического развития и научения. Они развиваются как специфические средства социально-психической адаптации и предназначены для совладения с эмоциями различной модальности в тех случаях, когда опыт индивида сигнализирует ему о вероятных негативных последствиях их переживания и непосредственного выражения. Механизмы защиты предотвращают развитие внутриличностного конфликта между первоначальной эмоцией и эмоцией страха или его производных. Страх, выступая как блокировка энергетически обеспеченного психического и поведенческого акта, может привести к нарушению гомеостаза на всех уровнях функционирования энергетической системы. Различные способы искажения когнитивной оценки и аффективной нагрузки образа психотравмирующей ситуации, наиболее удобные и привычные для индивида, исходя из динамических особенностей его психики и особенностей ранних межличностных отношений, способствуют косвенному, опосредованному, отсроченному и т.п. реагированию, снимая напряжение и обеспечивая социально-психическую адаптацию.

Механизмы защиты обладают свойствами смежности, полярности и интенсивности  и различаются по критерию примитивности — сложности в зависимости от времени образования в онтогенезе и участия сознания в актуальном функционировании; а соответствующее защитное поведение — по критерию конструктивности — деструктивности в зависимости от соответствия социальным ожиданиям. При этом, поскольку превратности жизни обеспечивают комплексы смешанных эмоциональных конфликтов, они должны также вести к образованию комплекса разных механизмов защиты, необходимых для совладания с ними.

Механизмы защиты, развивающиеся в  онтогенезе как средства адаптации и разрешения конфликта могут при определенных условиях обеспечивать прямо противоположные состояния дезадаптации и перманентного конфликта. В основе этой неоднозначности лежит тот факт, что механизмы защиты являются в своем большинстве продуктами конфликтов раннего онтогенеза. В зависимости от интенсивности этих конфликтов (интенсивности воздействия и соответствующей психической адаптации), они могут быть более примитивными или более сложными, более автоматичными или более осознанными, более или менее интенсивными и адекватными общественно заданным стандартам поведения. Поэтому они могут как способствовать, так и препятствовать эффективной адаптации индивида в новом, расширенном социальном контексте.

Глава 2

ЭКСПЕРИМЕНТАЛЬНОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ МЕХАНИЗМОВ ПСИХОЛОГИЧЕСКОЙ ЗАЩИТЫ

2.1. ПОДГОТОВКА МЕТОДИЧЕСКОЙ БАЗЫ  ИССЛЕДОВАНИЯ. АДАПТАЦИЯ И СТАНДАРТИЗАЦИЯ  ТЕСТА-ОПРОСНИКА

МЕХАНИЗМОВ ЗАЩИТЫ LIFE STYLE INDEX

В научных публикациях последних  лет упоминаются исследования, касающиеся проблемы оценивания защитного функционирования индивида, некоторые из них, например, содержатся в справочнике Р.Андрулиса [113]. Эти методики, как правило, характеризуются малым количеством измеряемых защит, неясностью терминологии, отсутствием теоретической структуры. В опубликованных материалах часто нет убедительных данных по валидности тестов, обычно авторы ссылаются на корреляции со шкалами MMPI либо других тестов, или же на корреляции с клиническими диагнозами.

В качестве примера можно привести один из известных опросников этого  ряда Defense Mechanism Index А.Б.Суини и М.Дж.Мэй [170]. Опросник содержит 288 стимульных утверждений, 12 шкал «Эго-конфликтов», 6 шкал «адаптивных» защит (рационализация, компенсация, негативный аффект, юмор и позитивный аффект, перцептивная защита, аутизм) и 6 шкал «неадаптивных» защит (проекция, подавление, фантазия, примитивная логика, диссоциация, реактивное образование). При этом непонятны или спорны как обозначения некоторых шкал, так и принцип деления защит на «адаптивные» и «неадаптивные». Очевидно, что все защитные механизмы являются адаптивными, если используются индивидом в пределах среднестатистических показателей по группе, к которой он принадлежит. Они же приводят к дезадаптации, если выходят за пределы нормы, поскольку в этом случае поведение индивида определяется не тем образом реальности, который является условно общим для его социального окружения. Из исследований валидности теста упоминается корреляционный анализ отношений между рейтингами защит из неопубликованной диссертации У.Хилла и показателями DMI. Коэффициенты распределились от 0,25 до 0,70 (объем выборки не указан). Говорится также о попытке сопоставления контрастных групп, но отсутствуют какие-либо цифры. Коэффициенты надежности параллельных форм теста составили для разных шкал от 0,48 до 0,86. Данные по ретестовой надежности не приводятся.

Главным недостатком этой и других методик для измерения защит  Р.Плутчик считает несерьезное отношение к теоретической, в противоположность чисто эмпирической, релевантности стимульного материала. Кроме того, поскольку в прошлом изучались некоторые защиты, автор счел необходимым создать новый тест-опросник защитных механизмов, измеряющий широкий набор защит и полностью просчитанный с психометрической точки зрения.

В определенном смысле опросник защит  выступает как противоположность проективным техникам в основном потому, что все проективные методы, находящиеся теперь в обращении, используются как средства для некой общей, абстрактной идентификации защит, но не обеспечивают получение отдельных показателей для каждой из них. Например, защитный механизм отрицания можно наблюдать при анализе рисунков, где отсутствуют зрачки в глазах персонажей или изображается известная «улыбка отрицания» на лице. В последних исследованиях Е.С.Романовой и О.Ф.Потемкиной, посвященных графическим методам в психодиагностике [71], авторы указывают на ряд особенностей выполнения рисунков, свидетельствующих об использовании испытуемыми защитного подавления, компенсации и регрессии. Однако те же самые рисуночные тесты не могут дать никакой пространной информации относительно степени использования отрицания, подавления, компенсации или регрессии. И хотя тесты Роршаха и ТАТ могут дать информацию по защите [85], они также не способны систематически и количественно оценить полный спектр защит индивида. И последнее, никакие тесты, использующиеся в настоящее время, проективные или другие, не в состоянии ни определить соотношение сфер действия механизмов защиты в терминах сходства и полярности, ни внедрить их в какой-либо более широкий контекст.