Виды ипотечного кредита и условия его развития в РФ

 

Заключение

 

На протяжении последних  лет развитие системы долгосрочного  жилищного ипотечного кредитования происходило в достаточно сложной экономической ситуации, решающее воздействие на которую оказал финансовый кризис 1998 года. Лишь к началу 2000 года наметился ряд позитивных тенденций и предпосылок для развития системы ипотечного кредитования. В крупных российских городах, регионах и отдельных коммерческих банках начали разрабатываться и реализовываться различные жилищные программы, опирающиеся на действующую правовую базу в области ипотеки. Однако рынок ипотечных программ развивается медленно. Несмотря на определенные позитивные сдвиги, долгосрочное ипотечное кредитование все ещё не стало стабильным самостоятельным бизнесом для российских коммерческих банков.

Ипотечное кредитование должно быть доступно не только крупным  потенциальным инвесторам - юридическим лицам, но и широким массам населения - рядовым потребителям. Каждый гражданин России должен знать, что он имеет реальную возможность ипотечного кредитования: с целью покупки жилья, инвестирования своей предпринимательской деятельности. Доступность ипотечного кредитования может быть достигнута многовариантностью выбора займа, например, под фиксированные проценты. Для отдельных категорий населения целесообразно создать льготные условия получения ипотечного кредита.

Если оформить ипотеку по американской модели, то надо начинать с создания системы институциональных инвесторов, т.е. развивать деятельность негосударственных пенсионных фондов, компаний по долгосрочному страхованию жизни и т.д. Кроме того, надо сделать так, чтобы эти организации были заинтересованы в приобретении ценных бумаг ипотечных агентств при их невысокой доходности (5-10%). А это возможно только в случае, если доходность по государственным ценным бумагам установится на ещё более низком уровне. Пока это не произойдет, т.е. пока не вырастет и не станет стабильным кредитный рейтинг России, ипотечные агентства будут продолжать надеяться на зарубежных политико-ориентированных инвесторов, оставаясь полностью зависящими от интересов и воли правительств западных стран. При этом надо отдавать себе отчет, что наличие источников финансовых ресурсов всех проблем не решит.

Реально ипотека сможет развиваться только тогда, когда  помимо возможности выдать деньги у  кредитных организаций появится уверенность в том, что эти  деньги они смогут получить обратно. Иными словами, когда будет, наконец, решена проблема использования жилья в качестве залога, т.е. появится реальная возможность выселения неплатежеспособных заемщиков. Пока это не станет четко отработанной рутинной процедурой, ипотечное кредитование останется высокорискованным бизнесом. Кроме этого, ипотека не станет массовой, пока не вырастет реальная кредитоспособность населения.

Это означает не только то, что должны увеличиться доходы граждан, но и то, что в стране должны сократиться темпы инфляции. В противном случае рост цен будет постоянно уменьшать ту долю заработка, которую заемщик не тратит на повседневные нужды и может направлять в погашение кредита.

Создание и развитие ипотечного кредитования поможет не только улучшить жилищные условия граждан, но и будет способствовать созданию устойчивой банковской системы.

право истории, современное сознание видит в  праве инструмент политики*(246). Наконец, множественность правовых юрисдикций и систем внутри одного правового  порядка сменяется централизацией законодательства и административного регулирования. "Право, - заключает Г.Дж. Берман, - становится более фрагментированным, субъективным, больше настроенным на удобство, чем на мораль, оно больше заботится о сиюминутных последствиях, чем о последовательности и преемственности. Так в XX в. размывается историческая почва западной традиции права, а сама традиция грозит обрушиться"*(247).

 

и экономика, право  и информационные технологии, эволюционная теория права. В проблематике правовых исследований полноправное место занял также анализ права с точки зрения литературы, музыки и театра.

 

В России данные направления пока не получили развития. В то же время российские ученые активно изучают методологию  постнеклассического правопонимания, и мы уже имеем ряд талантливых работ по данной теме*(252). Одним из возможных выходов из создавшегося кризиса, который обсуждается сегодня российскими учеными, является признание неоднородности теории государства и права и постепенная дифференциация исследований*(253).

остаться в  стороне от происходящего. Как подчеркивает Д.А. Керимов: "Чем глубже и более  всесторонне познана внешняя  среда, чем рациональнее использованы добытые знания, чем в большей  мере они отражают назревшие потребности  этой среды, тем выше теоретический уровень законотворчества, тем эффективнее действие правовых норм, тем оптимальнее достижение целей и задач правового регулирования"*(256).

В отечественной  правовой литературе последнего десятилетия  утвердилось понимание правовой парадигмы как парадигмы правовой теории или философии права. Мы же будем говорить о смене парадигмы права, понимая под этим изменение в теории и практике, вызванные кардинальным изменением общей ситуации вне права - социально-политического и экономического контекста.

имело место в случае с разработкой и принятием четвертой части Гражданского кодекса*(257). Однако даже в этом случае принятие закона с таким количеством нововведений никогда не могло бы состояться, если бы определенная часть научного сообщества не взяла на себя инициативу апробировать новый теоретический подход.

 

Является ли такое определение универсальным? В своей книге "Западная традиция права: эпоха формирования"*(259) (1983) известный американский ученый, профессор  университета Эмори Гарольд Джон Берман (Harold John Berman) высказывает иную точку зрения: "Говорить о западной традиции права - значит постулировать понятие права не как корпуса правил, но как процесса, предприятия, в котором правила имеют смысл только в контексте институтов и процедур, ценностей и образа мышления. При таком более широком взгляде источники права включают не только волю законодателя, но также разум и совесть общества и его обычаи и привычки"*(260).

 

юридические исследования. Очень важной заслугой современного права является восприимчивость к достижениям иных научных дисциплин. Общим местом стали исследования в области права и экономики, социологии права, юридической антропологии, права и языка, права и литературы.

 

Имея в виду ситуацию неопределенности, которая  сложилась в российской науке права, мы не считаем, что сохранение в неприкосновенности общепринятых догматов, может решить назревшие проблемы. Поскольку любая наука, включая право, развивается, отказ от переосмысления, а в некоторых случаях и пересмотра правовых понятий, принципов и методов исследования нельзя считать единственно возможной и правильной стратегией.

Еще раз подчеркнем следующий момент. В основе поисков  новой правовой парадигмы лежит  не произвольное и абстрактное теоретизирование, не искусственное перенесение на почву права методов смежных дисциплин, а глубинные процессы в развитии общества и культуры, которые оказывают неизбежное давление на правовую практику, которая, в свою очередь, заставляет менять устоявшиеся теоретические воззрения.

 

Глава 3. Становление  права интеллектуальной собственности: уроки истории

 

Неважно, насколько  привлекательным может быть освобождающее  обаяние оцифрованного, организованного  будущего, поскольку спорные понятия  и язык, на котором излагаются эти  аргументы, опосредованы будущим, даже самые радикальные из мнений остаются в долгу у традиции, от которой они пытаются отделаться. Парадоксально, но чем больше пренебрегают прошлым, тем большим контролем оно способно обладать над будущим.

Брэд Шерман и Лионель Бентли*(263)

 

 

Парадигмальный  подход к изучению права интеллектуальной собственности тесно связан с исторической тематикой. Любая отраслевая и научная парадигма локализована в определенном историческом периоде, и каждая проходит этапы созревания, расцвета и упадка, когда она вынуждена уступить место новой парадигме.

Связь парадигмы  с историей преобразует последнюю  из хронологии фактов в историю сменяющих  друг друга систем отношения к  миру и знанию. Чтобы увидеть парадигмы, необходим особый взгляд, улавливающий в фактах мировоззренческие закономерности. Такие закономерности, хотя и определяют границы возможных мыслительных построений и действий, сами по себе не осознаются, поэтому их экспликация требует специальной методологии. Как раз этого воздействия, неосознаваемого воздействия определенной установки, которую нам навязывает современность, включая те границы, в которых мы воспринимаем и интерпретируем исторические события, нам бы хотелось по возможности избежать в настоящем исследовании.

Дискурсивные  практики, описанные Фуко, - другое название для парадигмы знания. Хотя метод археологии знания является крайне продуктивным, он намеренно оставляет вне сферы рассмотрения процесс смены парадигмы, совокупности условий и инструментов, которые приводят или могут привести к замене парадигмы. Поэтому, продолжая оставаться сторонниками куновского взгляда на историю науки, со всеми теми особенностями, которые свойственны праву как теоретической дисциплине и сфере практики, мы рассмотрим некоторые события из истории права интеллектуальной собственности и выводы, которые из них следуют.

 

Однако отсылка  к экономическим и даже социальным причинам вряд ли может служить единственной причиной возникновения права интеллектуальной собственности. Особенно показательным  в этом отношении является пример античности.

 

 

В Древнем Риме эквивалентом системы вознаграждения авторов в современном смысле был институт патронажа. Ричард Саллер (Richard Sailer) так характеризует римский патронаж: "Прежде всего, он предполагает взаимный обмен товарами и услугами. Во-вторых, в отличие от коммерческой сделки на рынке, отношения должны быть личными и достаточно продолжительными. В-третьих, они должны быть асимметричными в том смысле, что обе стороны не равны по статусу и предоставляют в обмен различные виды товаров и услуг - это то качество, которое отделяет патронаж от дружбы между равными"*(269). И, конечно, отношения между патроном и его клиентом нельзя свести к чисто коммерческим, или иначе - такие отношения свидетельствуют об ином понимании экономики.

отражающего более  совершенные этические ценности.

Но объективна ли данная точка зрения? Действительно  ли исключительное право в том  виде, как оно закреплено в действующем  национальном законодательстве большинства  стран и в международных актах, таких как Соглашение по торговым аспектам прав интеллектуальной собственности (ТРИПС), является необходимым условием, гарантом дальнейшего экономического роста и воспроизводства культурных ценностей? Или, возможно, обоснование интеллектуальной собственности нужно искать в самом праве, как это делают сторонники правового позитивизма?

 

§ 1. Привилегии: у истоков патентного и авторского права

 

Современное деление  права интеллектуальной собственности  на авторское право и промышленную собственность начало формироваться  только с середины 18 века и окончательно утвердилось лишь с принятием в 1883 году Парижской и в 1886 году Бернской конвенций. Как разъясняет Джоанна Костило (Joanna Kostylo): "Хотя признание исторического вклада патентов в развитие литературной собственности быстро затмило их последующее выделение из авторского права, фактическое взаимное обогащение этих двух институтов сформировало социальный и философский смысл интеллектуальной собственности, который послужил прообразом ее легального определения и применения в традиции авторского права"*(272).

как в 14-15 веках  этот город становится родиной первых привилегий.

Привилегии можно  по праву считать первым правовым инструментом регулирования отношений  по поводу результатов интеллектуальной деятельности. Их выдавало государство, предоставляя конкретным лицам (физическим лицам или целым предприятиям) права на определенную деятельность. Привилегии, с которых начиналось право интеллектуальной собственности, не наделяли автора каким-либо неотъемлемым правом, а рассматривались как необходимые, но все же исключения из общего правила. В переводе с латыни привилегия означает "личное право" (priva lex), т.е. право, которое даруется лицу за какие-то особые личные заслуги.

Ранние привилегии на книгопечатание и на механические изобретения были практически неразличимы, как с точки зрения процедуры их получения, так и по сути предоставляемых полномочий (защита от конкурентов), что объясняется тем, что авторско-правовая защита первоначально касалась исключительно самих технологий книгопечатания*(275). Точно так же важно помнить, что понятие невещественного объекта права собственности исторически восходит к материальным продуктам ремесленного производства.

режим привилегий побудил книгопечатников искать новый материал для публикаций и  определил развитие рынка в направлении "новых" и "оригинальных" произведений. Вместе с переходом к современным текстам и авторским произведениям все больший вес начал приобретать вопрос о защите, скорее, содержания книги, чем ее формата"*(277).

книгопечатания  и осознавались как традиционная торговая привилегия издателя, распространяемая на автора"*(278).

индивидуальным  авторством и общей собственностью на знания, которой могло обладать такое сообщество, как гильдия  ремесленников.

выданного патента  зависела от обоснованности и легитимности связанной с ним государственной защиты, которая давалась с учетом всех соответствующих обстоятельств и интересов, чтобы такая выдача служила общему благу. Более того, "общее благо" в данном контексте не ограничивалось узкой концепцией экономической или технической инновации. Патентные привилегии существовали в век, когда не было строгого различения между "экономическим" (в современном смысле) и иными "общественными" интересами"*(282).

 

 

§ 2. История принятия первых законов

 

 

Веницианский  патентный закон 1474 года. Первый в  истории патентный закон был  принят сенатом Венеции в 1474 году. Умещающийся на одной странице закон  вместил в себя многое из того, что  в последующем разовьется в систему патентного права. Действие закона распространялось как на граждан Венеции, так и на приезжих, которые изобрели нечто новое и оригинальное, которое может быть использовано. Изобретатели могли зарегистрировать свои изобретения, и в этом случае в течение 10 лет любое изготовление аналогичной продукции могло осуществляться только с их согласия и специального разрешения (consentimento et licentia). Нарушитель должен был не только уплатить штраф в сто дукатов, но и уничтожить воспроизведенное изобретение.