Президенциализм и политический режим: авторитарные тенденции

 К этой же группе, исследователь  относит Россию, Грузию, и Армению. Прогресс данных стран на пути построения демократического общества явно недостаточен. Однако, и барьеры для успешной демократизации здесь были исключительно высоки. С точки зрения перспектив рассматриваемых стран опасения вызывает негативная динамика: последние выборы во всех трех странах были по своему качеству хуже предыдущих.⁷⁷

Следующие две группы «Транзит заблокирован» и «Транзит не состоялся» автор относит фактически к одной. Различаются они тем, что в первой из них предпринимались попытки демократизировать общественную жизнь. Однако, в последние годы «имитацией» таких попыток занимаются даже самые авторитарные государства СНГ – Узбекистан, Туркменистан и Белоруссия, представившие формально плюралистические выборы президентов.

В Азербайджане и Таджикистане формальные признаки демократии также носят  «декоративный» характер. Казахстан, отличавшийся реальным, хотя и встроенным в определенные рамки плюрализмом, вообще перешел к однопартийному парламенту. В Киргизии период раздела власти после падения режима А.Акаева сменился новым моноцентризмом.

Д. Фурман анализирует процесс дивергенции  политических систем стран СНГ исходя из оценок экспертов «Freedom House» за 1991г. и  2003г.⁷⁸ Напомним, что оценки состояния политических и гражданских свобод выставляются экспертами по шкале от 1до 7, где 1 - максимальная демократия, а 7 – максимальный тоталитаризм. Самой свободной на 2003г. являлась Молдова. Не смотря на то, что она прошла через период хаоса и гражданских войн, в ней возникла система, при которой оппозиция может стать властью. К 2008 году оценки Молдовы существенно не изменились.⁷⁹

Украина, Армения и Грузия на 2003г. имели одинаковые оценки и находились на равном расстоянии и от демократического и от тоталитарного «полюсов». Однако к 2008г. Армения ухудшила свои показатели по политическим правам до оценки 6. Показатели Грузии с 1991 к 2003 году явно улучшились, и на 2008г. остались неизменными – сегодня эта страна отнесена к категории частично свободных. Несмотря на ухудшение оценок в 2003г., в период президентства Л.Кучмы, Украина, после «оранжевой» революции и перехода к парламентско-президентской республике, повысила оценки к 2008г. и перешла из частично свободных в категорию свободных стран.

Российская Федерация из категории  свободных в 1991г. перешла к 2003г. в  частично свободную, и к 2008г. в несвободную. На протяжении всего постсоветского периода ее истории  не было ни одной ротации власти. Ликвидация «очагов сопротивления» президентской власти и быстрое продвижение к однопартийной системе ухудшили ее оценки на 3 пункта.

Азербайджан также ухудшил свои оценки. Президент Г. Алиев выстроил режим «безальтернативного президентства», где безальтернативность достигалась фальсификацией результатов выборов. Новый президент И. Алиев, с уверенностью продолжил политику отца по усилению авторитарности режима.

Белоруссия, Туркмения, Казахстан, Узбекистан и Таджикистан демонстрируют  как к 2003г. так и к 2008г. ухудшение оценок на 1-3 позиции, и продолжают оставаться в категории несвободных стран. Президенты направили свои усилия на создание систем исключающих победу оппозиции путем внесения изменений в конституции, организации недемократических выборов и референдумов, фальсификации их результатов. Однако если в Таджикистане, Казахстане, и Белоруссии все же есть легальная оппозиция, то в Узбекистане и Туркменистане ее нет. Их оценки на 2008г. составляют по 7 баллов и по состоянию политических прав и гражданских свобод. Киргизия с оценок в 6 и 5 баллов после «тюльпановой» революции вернулась к оценкам 1991 года.

Таким образом, страны СНГ удалились  друг от друга по своим политическим режимам, и создали за годы после  падения СССР самые разные системы от демократии до авторитаризма. Для большинства из них характерна гипертрофированная роль президента, концентрация в руках главы государства огромных полномочий, которые практически никем и ничем не сдерживаются. Конституции этих государств дают обширный список президентских полномочий, многие из которых являются чрезвычайно весомыми.

На практике власть лидеров многократно усиливается. Сверхпрезидентство проявляется как в сильном дисбалансе ветвей власти, так и в попытках лидера продлить свое пребывание в должности сверхустановленных сроков или сохранить свою власть пожизненно. Стремление президентов продлить свои полномочия и отсутствие устойчивых правил и процедур  передачи власти, манипуляции с результатами выборов демонстрирует негативные последствия для обществ транзитного типа на примере Украины, Грузии и Киргизии. Окончание президентского цикла в странах СНГ ставит под удар их политические и социально-экономические системы. Ситуация при которой смена власти превращается в кризис является типологической особенностью президентских республик СНГ, поскольку смена одного руководителя другим на посту главы государства составляет огромный политический риск для всех сегментов элиты.

Процедура смены власти через демократические  выборы прописанная в конституциях стран СНГ утверждается в политической практике сугубо формально. Выборы, фактически приобретают безальтернативный характер, лишь осуществляя легализацию и легитимацию уже решенного вопроса о будущем президенте каждой из стран. В действительности этот вопрос решается в результате достижения неформальных внутриэлитных договоренностей, которые имеют закрытый и непубличный характер.

Процесс консолидации демократии, подразумевающий упорную и целенаправленную работу по конституированию и укоренению демократических институтов в обществе, в государствах бывшего Советского Союза становится все менее вероятным. Злоупотребление президентской властью поворачивает демократический вектор в сторону авторитаризма. Ослабление всех демократических институтов, кроме президентства, заставляет опираться лидеров на неформальные группы влияния. В свою очередь, выявляется нежелание политических элит действовать, опираясь на неопределенность политических результатов при определенности политических процедур. Рамки публичной политики стран СНГ сужаются, а политическая борьба переносится из институциональной сферы в закулисную.

3.2. Другие факторы роста авторитарных тенденций

Результатом демократических переходов не всегда оказывается демократическая консолидация и стабильное функционирование демократии. Процесс демократизации может вести также и к режимам смешанного типа, и к авторитарным формам правления. Режим, находящийся на пути консолидации, может внезапно утратить те достижения, которые многими воспринимались как необратимые. Демократический в своей основе режим может смениться смешанным, а смешанный — неоавторитарным или даже тоталитарным. Эволюция посткоммунистических режимов к авторитарным после установления ряда демократических институтов в начале 1990-х гг. ставит исследователей перед необходимостью более тщательного изучения постсоветской политики.

Можно говорить о том, что посткоммунистическое пространство предстало некой «аномальной зоной», «бермудским треугольником», где общие законы не действуют или приводят к уникальным, совершенно неожиданным последствиям.⁸⁰ При анализе трансформации политического режима в постсоветских обществах политологи приходят к мнению, что Россия и другие постсоветские общества находятся по другую сторону общепринятых представлений о «переходах к демократии» и общепринятые категории, которые используются для анализа переходов в Восточной Европе, в бывших государствах СССР не действуют.

Так В.Я. Гельман полагает, что структурный  и процедурный подходы оказываются недостаточно эффективным познавательным инструментом при анализе постсоветских переходов, и ставит задачу синтезировать эти подходы, и исключить их недостатки.

 В статье «Постсоветские  политические трансформации: наброски  к теории» В.Я. Гельман анализирует ряд вопросов, связанных с концепциями демократии и демократизации в свете опыта политического развития постсоветских стран. Рассматривая демократизацию как переход к политической конкуренции в рамках формальных институтов, под которыми понимается верховенство права, следование универсальным нормам и правилам со стороны основных акторов политического режима, автор ищет источники возникновения и выживания этих феноменов. Следуя этой логике, постсоветские режимы Украины и России могут быть классифицированы как конкурентные при преобладании неформальных институтов, в отличие от неконкурентных  режимов, например в Белоруссии и в Казахстане, где также преобладают неформальные институты.⁸¹

В постсоветских обществах политическая конкуренция зависит от влияния со стороны элит и со стороны властных структур. Зачастую многие политические лидеры переходят в партии власти, чтобы показать свою преданность режиму и тем самым сохранить свои государственные должности. Все это приводит к ослаблению политической конкуренции и сводит ее к минимуму. Таким образом, источником формирования политической конкуренции в постсоветском обществе, согласно В.Я. Гельману, служат расколы элит. Это конфликты, как на уровне отдельных персон, так и на уровне властных группировок. При чем разрешение этих конфликтов происходит всегда в пользу того, кто в большей степени монополизирует власть.

Основания для возникновения формальных институтов в постсоветских обществах  остаются для автора неясными. Теории демократизации зачастую обходят вопрос об истоках верховенства права стороной, полагая его либо возникающим «по умолчанию», либо унаследованным от прежнего режима, либо установленным «извне». Однако постсоветский опыт в этом отношении заслуживает отдельного рассмотрения, поскольку: во-первых, наследие советского периода сформировало устойчивое преобладание неформальных институтов на уровнях, как политического управления, так и массового поведения; во-вторых, эффекты международного воздействия на становление формальных институтов весьма противоречивы; и, в-третьих, в условиях доминирования в большинстве стран  правящей группировки, стимулы к созданию ею формальных институтов, которые ограничивали бы ее собственную власть, оказались подорваны.⁸²

Преобладание неформальных институтов и постепенное замещение ими формальных институтов, а также отсутствие политической конкуренции в пост-СССР тормозит демократическое развитие. Шансы на переход к демократии в странах бывшего СССР, по мнению В.Я. Гельмана, зависят от того, как и когда может быть достигнуто преобладание формальных институтов.

Д. Фурман выделяет следующие факторы, препятствующие демократии в странах  СНГ. Во-первых, ни одна из стран СНГ, в отличие от стран Центральной  Европы, не имела в своем прошлом  практически вообще никакого опыта  современного демократического развития, на который она могла бы ориентироваться в построении постсоветской демократии. Во-вторых, ни одна из стран СНГ не имела таких моделей в культурно-родственных демократических странах, которые могли бы играть роль «референтной группы». Пример демократических стран Европы и Америки играл и играет немалую роль, но эти страны очень далеки от стран СНГ по культуре и не могли быть понятным и близким примером. И еще одним фактором, осложняющим переход к демократии, по мнению Д. Фурмана, являлся переход, во-первых, от социалистической экономики к рыночной, и, во-вторых, от советской империи к современным национальным государствам.⁸³

Несомненный интерес представляет работа Г. Голосова «Партии власти»  и российский институциональный дизайн: теоретический анализ». Опираясь на исследования Х. Линца, автор замечает, что любая политическая система с сильной президентской властью содержит в себе институциональный стимул к созданию крупной политической партии, способной поддерживать выборного носителя исполнительной власти, как на электоральной сцене, так и в парламенте. Отсутствие в российском институциональном дизайне эффективного разграничения полномочий президента и парламента в отношении исполнительной власти способствует нестабильности системы, повышая вероятность частых смен правительства и порождая постоянную угрозу роспуска парламента.

Уменьшить нестабильность президентско-парламентской  системы правления позволяет  установление президентского контроля над парламентом посредством формирования «партии большинства». Стратегия президента, направленная на создание такой партии, вполне оправдана. Во-первых, она ведет к максимизации его влияния на процесс принятия решений. Во-вторых, важной составляющей рациональной стратегии правящей группы является обеспечение дисциплинированности парламентского большинства. В-третьих, при наличии партии большинства президент избавляется от необходимости вмешиваться в законодательный процесс, реализуя свое право издавать указы. В-четвертых, снижается неопределенность по поводу характера новой Думы, созванной после роспуска прежней. И наконец, формирование «партии власти» не требует увеличения затрат правящей элиты на сохранение своих позиций. Как правительство, так и парламент подвергаются меньшему риску быть отправленными в отставку, а президент не несет издержек по формированию нового кабинета.

Создание «партий власти» происходит по аналогичному сценарию и в других странах СНГ. Однако последствия  этой стратегии имеют далеко не всегда положительный результат. Так важнейшим условием демократизации выступает расширение политического участия граждан, а это, в свою очередь, по мнению Г.В. Голосова, требует развития партий совсем иного типа. Более того, можно утверждать, что «партии власти» серьезно препятствуют становлению массового демократического участия.⁸⁴

В сущности «партия власти»  напоминает партию картельного типа, которая обладает исключительными ресурсами - административными, финансовыми, информационными. Попытки создания таких конструкций имеют своей целью создать механизм распределения государственных постов между группами административно-политической и экономической элиты, минимально зависящий от воли избирателей.