Глобализация мировой экономики как тенденция современных международных отношений: сущность, содержание, факторы влияния

Тем более, что «социальная нестабильность, экстремизм и терроризм, незаконная миграция, пиратство, организованная преступность – все эти явления возникают в том случае, если государство, в силу каких-то своих причин не справляется со своими функциями, не справляется со своими обязанностями».62

Стратегия модернизации требует принципиального консенсуса в обществе в ценностях, мировоззрении и политических взглядах, каковых в России пока не наблюдается. В настоящее время у руководства страны и ее граждан сложились разные представления о том, с чего надо начинать модернизацию. Если президентская комиссия по модернизации экономики сосредоточилась на пяти технологических направлениях модернизации: энергоэффективности, ядерных и космических, а также медицинских и информационных технологиях; то среди приоритетов россиян иное: сокращение госаппарата, независимость судов, честная конкуренция и выборы губернаторов. «В понимании большинства, модернизация – абстрактное слово».63

Но благополучие страны напрямую связано с эффективностью действий институтов власти. Особенно в контексте нынешнего уровня состояния как политического процесса в стране – внутренне связанной последовательной смены состояний социально-политической действительности (в первую очередь ввиду возможной ибилизации политической системы страны)64, так и социальной ситуации – имманентности65 социальной системы, происходящих в результате совокупной деятельности социально-политических субъектов, направленной на удержание и использование политической власти, но усугубленных влиянием мирового финансово-экономического кризиса.

3.2. Политическое развитие  России в рамках глобальной  системы и с учетом ее эволюции

Вопрос о месте России в современноймировой политике не теряет своей актуальности уже более двадцати лет. В мировой политике на месте СССР образовался вакуум, который не смогли заполнить отдельно взятые республики и самая крупная и влиятельная из них, Российская Федерация. В свою очередь, перед Россией, перед ее правительственными кругами и обществом стоит проблема поиска собственного места в структуре мира – в данном случае не столь важно, однополюсной или многополюсной – и определения своего ранга и статуса.

Все державы, в силу разных причин терявшие статусимперий, например, Великобритания или Франция, искали свой, особый подход к определению национальной идентичности в новых условиях. Искать его предстоит и России, и то, как именно она его решит, зависит от многих слагаемых: от способности ее правящего класса сформулировать общенациональные задачи и подходы к их решению, от понимания того, насколько окружающий мир, другие страны готовы принять или не принять ее желание обрести определенный статус, от успеха или провала ее попыток выйти на плато поступательного развития. Так или иначе, но до сих пор этот вопрос не решен.

Место России в современном мире – не самый острый вопрос ее существования. С учетом ее возможностей и общего потенциала какой-то статус она все равно завоюет. Вопрос об идентичности России не должны заслонять собой другие, более насущные и острые вопросы: сохранение целостности страны и ее территории, развитие хозяйства и повышение благосостояния общества, построение современной инфраструктуры. Уровень жизни населения и его рост будут зависеть не от того, добьется Россия какого-то особого статуса в международных отношениях или нет. Престиж страны, ее положение, а не дутое «величие» будут определяться тем, как скоро и эффективно она решит свои вековечные проблемы отсталости и нищеты части населения, бездорожья, нехватки жилья, неразвитого здравоохранения и проблемы, связанные с другими сторонами жизни народа.

Между тем существует по меньшей мере двевеские причины, по которым вопрос о месте России в современном мире не уходит из списка ее формальных приоритетов. Во-первых, это психология элиты. И докоммунистическая, и коммунистическая, и нынешняя элиты придают вопросу о «величии» России первостепенное значение. Трудно найти ответственного политического деятеля в России, который осмелился бы заявить публично, что вопрос мирового статуса России второстепенен по отношению к острейшим внутренним проблемам. 

Во-вторых, без решения вопроса о месте России в современном мире не могут быть решены многие задачи ее развития: обеспечение безопасности, доступ к рынкам и ресурсам, импорт необходимых технологий, возможность элиты самостоятельно и без давления извне формулировать свои приоритеты. 
 Таким образом, вопрос об определении желаемого места дляРоссии в мировой иерархии остается в числе первостепенных и объективно требует осмысленного решения и ответственной стратегии действий. Тем более что от своего предшественника, СССР, Россия унаследовала внушительный ядерный потенциал (имеющий, правда, нулевую практическую отдачу и отвлекающий огромные ресурсы на свое содержание), место постоянного члена Совета Безопасности ООН, огромную территорию с богатейшими природными ресурсами. Все это – реальные предпосылки оформления международного статуса страны.

К этому перечню можно добавитьчленство России в «группе восьми» развитых стран и других группировках, определяющих судьбы современного мира. Россия хочет и должна быть среди тех, кто решает эти вопросы, и не ждет, когда их решат другие.

Россия выделяется среди многих других государств прежде всего своими размерами и историческим опытом мирорегулирования, и уже на этом основании не может рассматриваться как среднее заурядное государство, «нормальная страна», как об этом говорили 1990-х годах. Она действительно может сделать много положительного и хотела бы стать источником позитивных перемен.

Между тем специфика современной мировой системы состоит в том, что в ней практически нет места «одиночкам», государствам, не принадлежащим к той или иной группировке или союзу. Россия – член ООН и множества других международных организаций. Но, за исключением зависимого от нее режима А. Лукашенко в Белоруссии, она ни с кем не имеет союзнических связей, основанных на общих политических и идеологических позициях, и уже одно это вызывает целый комплекс сомнений и подозрений у ее партнеров за рубежом: почему Россия не может стать членом какой-то группировки и вести себя в соответствии с принятыми нормами? 
Она имеет развитые отношения со странами Запада, но несостоит с ними в каком-либо союзе. Она входит в довольно экзотическую группу БРИКС (Бразилия, Россия, Индия, Китай и Южная Африка), но эта группировка скорее напоминает «клуб по интересам», чем какой-либо союз, добивающийся общих целей. Иными словами, после развала мировой системы социализма Россия осталась в одиночестве (даже при наличии Содружества Независимых Государств) и не определила того оптимального места в современной расстановке сил в мировой политике, к которому она должна была бы стремиться. В современном мире, состоящем из разных цивилизационных и социально-политических групп, каждая из которых имеет свои принципы существования и систему ценностей, ради выживания и развития нужно к кому-то присоединяться (или строить свою подсистему), и это оказывается слишком сложной задачей, не имеющей простого решения для современной России.

Есть группа высокоразвитых стран. Быть среди них – большая честь. Но одновременно членство в этой группе требует большой ответственности и более высокого уровня материального благосостояния. Началом возможного соединения России с этой группой стран можно считать ее членство в «восьмерке», но за почти пятнадцать лет пребывания России в «восьмерке» в качестве полноправного члена это направление в ее политике не получило какого-либо существенного развития и не стало определять характер ее отношений с развитыми странами.

В начале 2000-х годов Россию стали считать частью группы стран с быстроразвивающейся экономикой, но после того, как в 2009 г. рост ее экономики прекратился и даже обратился вспять, членство России в этой группе оказалось под вопросом. Более того, несмотря на эпизодические встречи глав государств и правительств этих стран, до образования союза дело так и не дошло.

Россию можно было бы ассоциировать сгруппой «проблемных», плохо предсказуемых стран мира (Иран, Сирия, Пакистан, Венесуэла), поскольку в каких-то вопросах она считает себя более близкой к ним, чем к развитым странам.

Проблема выбора ориентации для России осложняетсясмешанным евро-азиатским историческим генезисом, пластичностью ее культурных традиций, сформировавшейся на стыке европейского и азиатского наследий, диверсифиционным характером ее населения, этнорелигиозными особенностями, геостратегическим положением. Если следовать логике глобализации и международной интеграции, Россия должна определиться со своей ориентацией, с кем ей быть, и на этой основе разработать соответствующую стратегию внутреннего развития и внешнеполитический курс. В зависимости от того, как Россия и руководство страны намерены решать этот вопрос, можно определить три возможных модели развития ее интеграционной политики и на их основе описать три сценария: сближение с Западом, движение на Восток (или в «третий мир») и, условно говоря, «дрейф на месте» с сохранением статуса самостоятельной величины.

Вариант сближения с Западом: в силу сложившейся за последние три столетия инерции многие в России считают свою страну частью Запада, во всяком случае потому, что на Западе находятся ее самые важные приоритеты безопасности и развития. После реформ Петра Великого, сделавшего Россию интегральным элементом европейского политического, экономического и культурного пространства, вопрос о том, кто же на самом деле русские – европейцы или азиаты – поднимается теперь только в литературе, в спорах между славянофилами и западниками. Да и то по большей части довольно карикатурно. На деле же Россия активно заимствовала в Европе не только западные технологии, методы организации и управления, моду и культурные новинки, но и разного рода теории и концепции модернизации и развития, в том числе такие важные для ее судьбы, как марксизм и социал-демократия. При всем своеобразии русской духовной и материальной жизни Россия до октября 1917 г. оставалась безусловной частью Запада, живущей по принятым в западном сообществе законам и порядкам. Пиком этого развития стало членство России в тройственном союзе с Англией и Францией («Антанта») и ее участие в Первой мировой войне на их стороне. 
 Главное, что в большой степени отличало ее от Запада, было самодержавие как форма политического устройства и управления страной, хотя аналогичные формы (правда, в несколько смягченном виде) существовали в Германии и Австро-Венгрии. И, как бы это ни выглядело комичным сегодня, размежевание в XIX и начале XX века между патриотами-славянофилами и поклонниками Запада проходило через противостояние самодержавия и конституции, в котором монархия, несмотря на частично немецкое происхождение династии, была антиподом Запада, а сторонники конституции, наоборот, следовали западным образцам. По существу, эта формула остается актуальной и сегодня: с одной стороны патриоты-державники, «почвенники», сторонники «твердой руки» и «антизападники», а с другой – либералы, сторонники права, демократии и прогресса. Несмотря на смену эпох, реальные различия между Россией и Западом в области предпочтительного политического устройства остаются неизменными.

Создание в России после революции 1917 г. государства рабочих и крестьян, объявившего себя «социалистическим», внесло в эту сложившуюся структуру отношений большую путаницу. Советский «социализм» на поверку оказался одной из жесточайших форм тирании ХХ века, расправившейся с миллионами своих граждан – не только из числа оппозиции, но и из числа верных сторонников коммунизма. Европейский социализм, торжествовавший в 1917–1918 годах победу большевиков в Москве, испытал глубочайший шок после того, как стали широко известны факты массовых репрессий в сталинском СССР. Слово «социализм» стало синонимом насилия и угнетения. Последнее не помешало либеральному Западу объединить свои усилия со сталинским СССР в борьбе против нацизма в годы Второй мировой войны, но вопроса о схожести развития обеих частей Европы это не решило. Наоборот, после того как нацизм был разгромлен, политическое и ценностное противостояние двух мировых систем, приведшее к «холодной войне», стало определять суть и ритм мировой политики.

Идеологическое и военно-политическое противоборство СССР и Запада в годы «холодной войны» было ядром международного соперничества того времени. Кроме этого противоборства были и другие виды конфликтов, основанные на религиозной ненависти (арабо-изральский, индо-пакистанский), территориальных спорах, различиях в уровнях материального прогресса. Но расхождения между советским коммунизмом и западным либерализмом доминировали над всеми остальными противоречиями и конфликтами. И когда в результате сочетания двух процессов: с одной стороны, роста угрозы случайной ядерной войны по мере накопления с обеих сторон вооружений, с другой – неизбежного истощения их экономик – СССР и США сочли возможным прекратить конфронтацию и выйти из состояния конфликта, вопросы идеологических разногласий между Востоком и Западом ушли в тень, хотя до конца не исчезли, несмотря на официальную демократическую риторику. Появились важные общие интересы, для удовлетворения которых и был поднят вопрос о необходимости сближения России и Запада. Возникли (завышенные) ожидания как совместных программ действий, так и постепенной конвергенции России и стран Запада. Забрезжила робкая надежда на союз. 
Период завершения «холодной войны» и перехода к новому мировому порядку оказался наиболее богатым как в смысле ожиданий перемен в России и других бывших социалистических странах, так и в смысле несостоявшихся надежд на решение проблемы места России в новом мире. В умах многих российских политических деятелей того времени (например, Б.Н. Ельцина) сближение России с Западом рассматривалось как нечто само собой разумеющееся и не требующее особых усилий. Почему-то доминировало убеждение, что Россия обяжет Запад, если согласится на присоединение к его структурам. Надо признать, что и на Западе были популярны подобные мысли, хотя выражались они более осторожно и дипломатично, ведь, раз победителем в «холодной войне» оказался именно Запад, не ему было нужно «подтягивать» себя под российские стандарты. По логике происходящего, переделывать себя и доказывать свою способность объединиться с Западом должна была Россия.