Глобализация мировой экономики как тенденция современных международных отношений: сущность, содержание, факторы влияния

Но оказалось, что и на Востоке, где Россия имела определенные основания выступать в качестве ведущей силы, существуют свои проблемы. Во-первых, Россия является конкурентом других стран-членов этой группы как страна, нуждающаяся в импорте западных технологий и инвестиций. Все они решают проблемы своего развития за счет импорта западных технологий и капиталов, и поэтому каждый миллиард долларов, вложенный странами Запада, к примеру, в Китай, окажется потерей для остальных стран, и наоборот. Во-вторых, темпы преобразований и реформирования в Китае, Индии и Бразилии намного выше, чем в России. Поэтому с каждым годом они не только обгоняют Россию по росту ВВП, но и заставляют ее демонстрировать слабость своей политики перемен, что более всего прочего убеждает западных инвесторов не вкладывать в Россию и предпочесть иные рынки. В-третьих, даже в тех отраслях, в которых Россия до последнего времени могла бы сыграть роль лидера (космос, машиностроение, авиастроение, производство вооружения), быстрорастущие экономики начинают ее теснить.67 В целом, пока имеется достаточное число факторов, содействующих взаимному сближению стран с быстрорастущей экономикой и координации между ними, поскольку всем им противостоит созданная под решение своих нужд и хорошо отлаженная мировая система развитых стран Запада. До тех пор, пока в отношениях между Западом и «новичками» не возникла ситуация игры с нулевой суммой (или антагонистического конфликта), их противостояние с более развитыми странами имеет своей целью не разгром и не поражение другой стороны, а, напротив, присоединение менее развитых стран к группе более развитых на подходящих им условиях. Поэтому их координация между собой не может длиться вечно или даже долго: как только Китай или Индия, или Бразилия, или же, наконец, Россия сочтут свои индивидуальные амбиции на рынках развитых стран удовлетворенными, их стремление сотрудничать с «братьями по классу» тут же исчезнет. Вторая сторона прекрасно понимает это и активно использует в своих интересах. Ей как раз не очень нужна консолидированная группировка стран с быстрорастущей экономикой, которая может попытаться изменить правила игры в международных отношениях. Западу лучше и проще иметь дело с каждой страной по отдельности. 
Могло бы показаться уместным провести историческую параллель с конфронтацией в 1970-х годах по линии Север-Юг, однако на самом деле здесь складывается совсем иная ситуация: Юг очень хочет стать частью Севера и добивается не капитуляции противоположной стороны, а допуска в ее ряды. Следовательно, имеются все основания считать нынешнее состояние отношений между БРИКС и развитыми странами исключительно как временное, преходящее. Разумеется, если развитые страны станут затягивать процесс допуска в свои ряды быстрорастущих экономик, если те почувствуют, что на принятие странами Запада решений влияют расистские соображения или же если процесс интеграции быстрорастущих экономик натолкнется на какие-либо надуманные и непреодолимые препятствия, то подходы могут измениться. Тогда появится смысл в возобновлении конфронтации между Севером и Югом, и мировая политика может вернуться к двуполярной конфигурации.

В этом случае многие российские активы будут иметь другой вес. Во-первых, ее ядерный потенциал, сдерживающий военную мощь НАТО и других развитых стран. Во-вторых, ее оборонно-промышленный комплекс, который будет оставаться необходимым для перевооружения Китая, Индии, Ирана, Вьетнама. В-третьих, ее ресурсы, без которых экономики стран БРИКС не сумеют выжить в конкуренции с более развитыми странами. В-четвертых, ее способность вести содержательный диалог как с Севером, так и с Югом и играть роль посредника в конфликте. В целом, если перспективы России на Западе окажутся совсем безрадостными, для нее появится смысл в создании некой пророссийской группировки в «третьем мире», хотя надо признать, что претендентов на эту роль более чем достаточно, первый среди них – мощный Китай.

В ситуации со сближением между Россией и Востоком наблюдается почти то же, что и в ее отношениях с Западом. Имеются достаточно серьезные предпосылки для формирования определенной структуры быстро развивающихся экономик, которая занималась бы переговорами либо об их возможном присоединении к Северу (в основном на его условиях), либо о правилах взаимодействия, либо о формировании гибкого формата партнерства группы развивающихся стран с Западом. Россия, у которой имеются важные для Запада активы (например, ядерное оружие), могла бы взять на себя роль связующего звена. Как вариант, она могла бы начать играть роль лидера группы развивающихся стран и тем самым еще больше повысить свой международный статус. Но это пока не входит в повестку дня российской политики, и она просто как бы сигнализирует Западу о том, что она могла бы сделать, не предпринимая в реальности никаких шагов, которые могли бы убедить Запад в серьезности ее намерений. Самые серьезные намерения России состоят в том, чтобы склонить Запад к сближению с Россией, но на ее условиях, как это произошло в 1930-х годах, когда страны Запада, в основном США, оказывали помощь индустриализации СССР, не вмешиваясь в его внутренние дела.

По мере того как становится ясно, что по разным причинам Россия не может в отсутствие решения сложных проблем присоединиться ни к Западу, ни к Востоку, все большее внимание начинают привлекать идеи восстановления, пусть и в ограниченном масштабе, самостоятельного русского пространства на стыке между Востоком и Западом. Причем именно «пространства», а не формальной группировки (хотя об этом также ведется речь на уровне руководства), которое охватило бы связями разного типа русскоговорящие народы и этносы, отдельные бывшие советские республики, страны, традиционно тяготевшие к России (например, Болгария или Сербия), а также страны, заинтересованные в доступе к российскому рынку (например, Финляндия). Иными словами, создание сложной региональной структуры, центром которой была бы Россия и, возможно, две другие восточно-славянские республики – Украина и Белоруссия, а вокруг которых была бы сложная система ориентирующихся на Россию стран, политических партий и движений.

Определенные националистически ориентированные круги в России не исключают возможности постановки в качестве реальной задачи ее внешней политики возрождение «усеченного» Советского Союза (например, Евразийский Союз). В пользу этой возможности говорят многочисленные факты все еще сохраняющейся зависимости бывших советских республик от России: ее ресурсов, промышленности, финансов. Конечно, это отнюдь не означает, что они готовы поступиться своим суверенитетом. Однако многие из бывших советских республик хотели бы в какой-то степени восстановить имперскую «циркуляцию» ресурсов от центра к периферии, не теряя при этом своей независимости. В определенной степени эти настроения оказались навеяны признанием несостоятельности ожиданий того, будто страны Запада очень хотели заполучить в свое распоряжение ресурсы бывших советских республик в обмен на помощь в модернизации, в приобщении к стандартам жизни вестернизированного общества. 
На умонастроения в России также оказали сильное влияние перспективы конкуренции со странами Запада в постсоветском пространстве. В самом деле, в 1990-х годах и в США, и в странах ЕС высказывались идеи установить контроль над бывшими республиками СССР как для их вывода из кризиса, последовавшего за развалом Союза, так и для «сдерживания» имперских интенций Москвы. Достаточно вспомнить масштабные планы администрации У. Клинтона по восстановлению экономической зоны Великого шелкового пути или его же декларацию о «жизненно важном» значении Каспийского региона для США. Отзвуком тех настроений стал так и не материализовавшийся проект газопровода между странами Южной Европы и Каспийского региона («Набукко»). Со временем оказалось, что все эти планы и проекты были явно преждевременными. У стран Запада появились более интересные и перспективные партнеры из числа стран БРИКС. В самих постсоветских республиках так и не сформировался позитивный деловой климат, который благоприятствовал бы проникновению на эти рынки. Россия, особенно после войны с Грузией 2008 года, сумела убедить западных партнеров больше считаться с ее интересами. Настал момент, когда российские политики открыто заговорили о зоне своих «преимущественных», привилегированных интересов, имея в виду республики бывшего СССР, и о том, чтобы партнеры России как на Западе (США), так и на Востоке (Китай), стали более уважительно относиться к ее интересам.

Этот поворот в политике России вызвалразличные реакции. Во-первых, опыт первых двух десятилетий после распада Советского Союза показал, что постсоветский мир нуждается в руководящем центре. Ни Запад, ни Восток, при том что у них имеются частные интересы в этом регионе, не способны и не желают брать на себя такое бремя. Россия, напротив, от него никогда не отказывалась и сейчас вновь подтверждает свою готовность вернуться к роли организатора пространства. Во-вторых, ситуация в некоторых из бывших советских республик, прежде всего в Киргизстане, но также Узбекистане и Таджикистане, продолжает оставаться напряженной, и кто-то должен взять на себя ответственность наблюдать за этим пространством. В-третьих, ни у кого, в том числе и у многих русских политиков, нет уверенности в том, что Россия справится с этой задачей. 
Важно подчеркнуть, что речь не идет о всем постсоветском пространстве. Страны Балтии давно и безболезненно ушли из него и теперь являются членами НАТО и ЕС. Следовательно, они никоим образом не могут рассматриваться как объект возможной российской экспансии (несмотря даже на то, что экономически по-прежнему во многом завязаны на Россию). Грузия и Украина, каждая по-своему, дорожат отношениями с Западом и не намерены допускать Москву к участию в этих отношениях. После войны 2008 г. Грузия в большой части стала причислять себя к членам западных институтов. Азербайджан спокойно и «без большого шума» ведет линию на укрепление связей с Турцией и считает, что его свобода действий обеспечивается НАТО. Туркменистан, благодаря своим огромным доходам от экспорта газа, особенно в Китай, также занимает довольно сдержанную позицию по отношению к планам Москвы. Остается группа республик: Армения, Казахстан, Киргизстан, Таджикистан и, в меньшей степени, Узбекистан – которые способны войти в Евразийский союз, если он из голословной идеи начнет превращаться в реальность. Такой союз вряд ли вызовет негативную реакцию на Западе или на Востоке и скорее всего получит благословение со стороны крупных держав региона (в частности, Ирана, Пакистана, Индии).

Идея союза не исчерпывает всю полноту замысла «русского пространства». Ядром этого замысла, конечно же, должно стать какое-то формальное образование, возможно, на основе существующих механизмов (СНГ, ЕврАзЭС, ОДКБ) или, на основе новых структур. Но в более общем плане, хотя и весьма неопределенно, идея подразумевает возможность широкой организации пространства вокруг России, которая позволила бы объединить все имеющиеся преимущества постсоветского наследия, такие как культура, литература, общее образовательное прошлое, технологические особенности, транспортная система, включая трубопроводы, межличностные и семейные отношения в смешанных браках и многое другое. Главное в этом смысле не упустить из-за деталей самое важное наследие и российской империи, и Советского Союза, состоящее в том, что в течение длительного времени все это было единым политическим и социальным пространством, которое во многом пострадало отнюдь не из-за системных ошибок, а из-за некомпетентной и непросвещенной власти, оказавшейся неспособной сохранить и приумножить наследие Петра Великого.

Отказ от сближения с Западом и Востоком объясняется во многом тем, что нынешняя Россия не может в силу разных причин ни разрешить свои проблемы в отношениях с ними, ни разработать алгоритм движения в сторону интеграции с глобальным сообществом. Это крайне опасная ситуация, которая угрожает выбросить Россию на обочину мировой политики и экономики, как в свое время в XIX веке были выброшены страны Латинской Америки. Освободившись от испанского колониального владычества, они не нашли способа заменить колониальную форму участия в мировом рынке какой-то иной и более ста лет оставались глобальной периферией. То же может произойти с Россией, если она не приложит усилий к воссозданию «русского мира», который может стать важным звеном связи между передовой Евроатлантикой и динамично развивающимся Востоком.

Вопрос о месте России всовременном мире не решен, хотя российская элита придает ему исключительно большое значение. В этом свете уместно спросить, можно ли в принципе решить его положительно и что необходимо предпринять. Первая часть ответа даже не требует особой аргументации: конечно, вопрос может и должен быть решен. Однако чтобы его решить, необходимо определить пути его оптимального решения и наличие у России соответствующих ресурсов. Для того чтобы выявить наиболее оптимальное решение, необходимо строить «дерево стратегий», поскольку все три сценария, рассмотренных выше, по-своему привлекательны, имеют свои положительные (и отрицательные) стороны, представляют собой комбинацию действий и противодействий. Следует провести анализ и перекрестное сравнение достоинств и недостатков каждого сценария и анализ необходимых усилий.

Первый сценарий кажется наиболеепривлекательным, ибо он обещает вхождение России в группу высокоразвитых демократических государств, решение ее наиболее острых проблем развития (модернизация), обеспечение безопасности в отношениях с НАТО, членство во всех экономических (ОЭСР) и торговых (ВТО) организациях, возможность со временем добиться существенного увеличения объемов иностранных инвестиций. Вместе с тем этот сценарий является наиболее «неудобным» для российской элиты, поскольку он требует продолжения процесса демократизации, внедрения состязательности в политические процессы, выделения независимой судебной власти в качестве партнера исполнительной и законодательной властей, равного им по положению, и других мер по ликвидации наследия И.В.Сталина и его режима. 
Сумеет ли российская элита ради достижения этой цели пойти на весьма серьезные и даже в чем-то опасные для себя реформы внутри страны, эффективно бороться с коррупцией, избавиться от наиболее тяжелых и тянущих назад элементов прошлого? Ответ на этот вопрос состоит из двух пунктов. Первый касается того, насколько нынешний режим России сумеет провести в жизнь программу дальнейших реформ. Второй, внешний, связан с тем, как будет понята и будет ли принята попытка России повысить свой мировой статус окружающим миром.

Успешность реализации второго сценария также зависит от российской элиты, но не в смысле ее способности стать частью Запада, а в смысле ее способности разработать и внедрить стратегию реформ, которая будет уравновешивать возможности России с возможностями других стран БРИКС, а также будет ориентировать всю группу на решение задач по расширению круга развитых стран за счет развивающихся. В этом смысле у российской элиты, безусловно, больше простора для маневра, потому что от нее не будут требоваться усилия по перестройке механизма политического контроля над страной. Тем не менее от нее потребуется высокая степень гибкости и эффективности в разработке стратегии преобразований, мобилизации инвестиций и участия населения, а также обеспечение поддержки со стороны более развитых стран в привлечении необходимых технологий. 
Если же результат анализа первых двух сценариев продемонстрирует их неэффективность, останется пойти по третьему пути, что потребует новаторского подхода, теоретической разработки понятия «пространства» и механизмов его построения, а также совершенно другого самоощущения российского правящего класса, в том числе бизнес-элиты. Третий сценарий может быть реализован, если российская власть и те, кто от ее имени принимает решения, расстанутся с ностальгией по периоду сталинизма и поймут, что история дает России шанс подойти к вопросу о миростроительстве совершенно по-новому в отличие от тех, кто создавал Европейский Cоюз и другие современные интеграционные системы. Россия вполне способна построить вокруг себя пространство, которое будет играть роль «муфты сцепления» между Востоком и Западом, но для этого потребуются нестандартные решения и новое видение перспективы, то есть нечто подобное «новому политическому мышлению».