Зарождение феодальных отношений

князю.  Следует,  однако,  подчеркнуть,  что эта победа —  не  только итог

расчетливой политики митрополита,  заставившей суздальского князя  принять

подобное  решение.   Москва  уже  определилась  в  роли  руководящей  силы

Великороссии.   Она  настолько  выделялась  среди  других  княжеств,   что

владимирцы в своей  ориентации на сильного не желали иных князей,  кроме их

московских  «природных  государей».  Московские князья,  в  свою  очередь,

привыкали смотреть на Великое  княжение как на наследное.

     Это  явное   возвышение  Москвы  вызвало   опасения  в   Золотой  Орде.

Наметилось сближение  Орды, Литвы и тверских князей. Союз этот был непрочен

и  внутренне противоречив.  Но  тем не менее он грозил Дмитрию  Ивановичу и

Алексею большими бедами.  В этих условиях Алексей настоял  на умеренности и

осторожности.  В 1371 г.  московский князь отправился с поклоном в Золотую

Орду  к  захватившему власть  Мамаю.  Мамай  отступился от  князя  Михаила

Тверского.  Опасное сближение  удалось нейтрализовать,  и  Твери  пришлось в

дальнейшем в одиночестве  завершать борьбу. Но силы были слишком  неравны. В

1375 г.  московский князь с союзниками, получив благословение митрополита,

осадил Тверь. Михаил Тверской сдался. Мирный договор зафиксировал неравное

положение  сторон.  Тверской  князь  признавал Дмитрия  Ивановича  «старшим

братом» и  отказывался  от  Великого княжения даже в  том  случае,  если его

станет жаловать сам хан.

     Отношения Алексея  с  повзрослевшим Дмитрием  Ивановичем были далеко не

такими  безоблачными,  как  обыкновенно представляются историками  церкви.

Митрополит  был   противником  обострения  отношений  с   Золотой   Ордой.

Московский  князь  все  более  склонялся  к  мысли  о  выступлении  против

правителей   Орды.    Тяготился,    по-видимому,    Дмитрий   Иванович   и

теократическими  наклонностями  митрополита.   Возникшие  трения  отражали

различия в  положении  и  целях светской и духовных властей,  государства и

церкви  в  период  собирания  земель.  Дмитрий  Иванович  даже  требовал от

стареющего  митрополита  назначить   себе   преемника,   Митяя,   человека

незаурядного,  близкого  к  московскому князю.  Алексей  противился  этому

желанию,  опасаясь,  что  Митяй не  сумеет отстоять перед  светской властью

интересы  митрополии.  Он  даже  попытался  противопоставить Митяю  Сергия

Радонежского,   которого  прочил  в  митрополиты.  Однако  Сергий  наотрез

отказался от митрополичьего сана.

     В середине XIV в.  возникло течение, направленное на улучшение нравов

духовенства  и  рост  авторитета  церкви.  Главой  его   и   стал   Сергий

Радонежский,  основатель  Троицкого  монастыря.  В  его  обители утвердился

общежитийный устав, согласно которому монахи отказывались от всякой личной

собственности  (в  противоположность  ранее  распространенному келиотскому

уставу,  по которому каждый монах жил особо,  своим хозяйством, не являясь

собственником  монастыря  в  целом).  Аскет,  человек  твердых  религиозных

убеждений и правил,  Сергий своим благочестивым поведением утверждал новый

тип  церковного  деятеля-подвижника,  который служил живым укором высшему,

мало радеющему о спасении ближних,  клиру.  Алексей сумел  оценить всю силу

духовного  воздействия  Сергия.  При  этом  митрополит  проявил  себя  как

дальновидный церковный  политик, который использовал авторитет  Сергия и его

последователей для упрочения  позиций церкви.

     После  смерти  Алексея  за  митрополичий престол   разгорелась упорная

борьба.   Московским  князьям  на   этот  раз  уже  не  удалось  поставить

безусловного своего сторонника. Преемники Алексея, болгарин Киприян  и грек

Фотий,  проводили  достаточно независимую политику,  заботясь  о  единстве

своей   митрополии  и   не   допуская   откровенной  поддержки  московских

правителей.  Но к этому  времени Москва уже превратилась в признанный центр

Северо-Восточной Руси, вокруг которого шел процесс «собирания земель».

     Смерть  Фотия   положила начало  длительной борьбе  за  освободившуюся

кафедру между московскими  и литовскими ставленниками.  В  этой затянувшейся

церковной смуте ни одна из сторон не достигла решающего успеха — в 1437 г.

в  Москве  появился  присланный  из  Константинополя  Исидор,   ставленник

патриарха, последний русский  митрополит из греков. Вскоре он отправился на

Флорентийский собор,  где  вошел в  число активных сторонников  объединения

восточной и западной церквей,  признания власти Папы Римского.  В Византии

на  Флорентийскую унию  (1439 г.)  смотрели как  на  средство,  призванное

объединить усилия с  Западом  и  остановить продвижение турок.  На  Руси же

решение восточных иерархов было воспринято как отступление  от православия.

Уния  была решительно отвергнута.  Возвратившийся в  сане кардинала  Исидор

был арестован и заключен в Чудов монастырь «яко отступник  веры».

     Уния, а  затем   и  последовавшее  в  1453 г.  падение Константинополя

подорвали авторитет греческой  церкви. Это нашло свое выражение  в изменении

положения  русской  церкви:  Московская  митрополия  стала  автокефальной,

отделившейся   от   константинопольского   патриарха.    Первым    русским

автокефальным  митрополитом стал рязанский епископ Иона,  который,  не без

колебаний,  поддержал  Василия II в феодальной войне. Митрополичья кафедра,

таким  образом,  приобретала  национальное значение.  Следствием этого была

возросшая зависимость митрополита  от великокняжеской светской власти.

 

 

                                 Глава V

 

                      ЕДИНОЕ РОССИЙСКОЕ ГОСУДАРСТВО

                       ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ XV — XVI в.

 

              § 1. ЗАВЕРШЕНИЕ ПОЛИТИЧЕСКОГО  ОБЪЕДИНЕНИЯ РУСИ

               ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ XV — ПЕРВОЙ ТРЕТИ XVI в.

 

     Почти  два   века  занял  процесс  превращения  самостоятельных русских

княжеств в единое государство. Но чем ближе была конечная цель, тем больше

ускорялся  ход   событий.   Московские  князья,   поначалу  верные   слуги

золотоордынского хана,  по  мере роста своего могущества и  упадка Золотой

Орды  заняли  лидирующее положение в  освободительной  борьбе  с  иноземным

игом.  Со временем противники потомков Калиты стали силой,  препятствующей

«собиранию» земель,  и  по логике внутренней борьбы принуждены были искать

помощи на стороне, чаще всего  в Литве, что в конечном счете  лишь ослабляло

их   позиции.   Став  центром  антиордынского  движения  и   политического

объединения северо-восточных  земель,  добившись решительного перевеса  над

своими  соперниками,  московские  князья  еще  могли  проиграть  отдельные

столкновения, но исход борьбы был уже во многом предрешен.

     Из этого  вовсе не  следует,  что  победа  достигалась  автоматически:

фактор  политический,  точное  осознание целей и выбор  оптимальных средств

для их достижения,  напротив,  возрастал.  Связано это  было  с  тем,  что

внешняя   угроза —   татаро-монгольское  иго  и  соперничество  с  Великим

княжеством  Литовским —  побуждали  к  объединению,  которое   значительно

опережало  процессы  экономической  и государственной интеграции.  Владения

московского княжеского дома стремительно росли, на месте удельных княжеств

возникало   единое   Русское   государство,   но   это   было   вовсе   не

централизованное государство — подобную систему управления  и  организации

власти  еще  предстояло  создать,  а  для  этого  еще  должны были вызреть

предпосылки. Политическое объединение, выстроенное на недостаточно прочной

основе, в известной мере компенсировалось усиливающейся княжеской  властью,

призванной сконцентрировать  скудные  ресурсы  страны  для  окончательного

утверждения  независимости,  решения  основных  внешнеполитических  задач.

Поэтому  субъективный  фактор —  личность  князя —   приобретал   огромное

значение.  В этом смысле показательна судьба Василия III.  Выше мы писали,

насколько неудачлив и  малоталантлив был этот князь,  напрочь проигрывавший

своим   двоюродным   братьям-соперникам,   бывшими  яркими,  авторитетными

фигурами.  Но он уже стал  символом  единой  Руси,  и  правящие  круги  не

пожелали   менять   его   на  представителей  младших  ветвей  московского

княжеского дома.  Заурядность  выиграла,  и это свидетельствовало  насколько

далеко  зашел  процесс  возвышения московских князей.  Но феодальная война

доказывала,  сколь  опасны  для  процесса  собирания  фигуры   бесцветные,

лишенные   государственного  кругозора,  способные  мыслить  лишь  старыми

представлениями.

     Сын Василия III,   Иван III   Васильевич  (1462 —  1505)  был  полной

противоположностью своему отцу.  Это  был  один  из  немногих  правителей,

которому при жизни  удалось достичь целей, поставленных перед ним временем:

завершить объединение северо-восточных  земель, обрести суверенитет, начать

строительство  новой  государственности.  Он  был  искусным,  дальновидным

политиком,  умеющим ждать  и  при  необходимости  даже  отступать.  Хорошо

понимая значение силы,  Иван III предпочитал избегать кровопролития. Он не

чуждался  компромиссов  и  не  пренебрегал  чужими   интересами,   поэтому

население  присоединяемых  княжеств  в  большинстве случаев  без серьезного

сопротивления переходило на его сторону.

     К началу  правления Ивана III великое княжество Московское было самым

крупным, но не единственным. За четверть века московский князь  существенно

изменил  политическую  карту  Северо-Восточной Руси,  присоединив огромные

территории.  Для средневековых  темпов развития это был подлинный  взрыв  в

политических  отношениях,  превращавший  Ивана III  в глазах  подданных в

государя всея Руси.

     Территориальный  рост  Московского  княжества   начался  с  первых  лет

правления Ивана III.  В середине — второй половине 60-х годов окончательно

утратило суверенитет  Ярославское княжество, князья которого давно уже были

«подручниками» московских правителей.

     В  1474 г.  еще  спокойнее были  ликвидированы остатки  независимости

Ростовского  княжества:  у  тамошних  князей  были  выкуплены  остатки  их

княжеских прав.

     Трудной задачей  было присоединение Новгородской  земли,  где  традиции

самостоятельности  были  весьма  сильны.  Часть  новгородского  боярства во

главе с вдовой посадника («посадницей») Марфой  Борецкой  и  ее  сыновьями

стремилась  к  открытому  разрыву  с  Москвой  и  искала помощи у Великого

княжества  Литовского,  чтобы  удержать  свои  вольности.   Другие   бояре

надеялись,  что  хорошие  отношения  с  великим  князем  помогут сохранить

самостоятельность Новгорода.  В 1471 г.  Борецкие одержали верх.  Новгород

заключил   договор   с   великим   князем  литовским  и  королем  польским

Казимиром IV:  Новгород  признал Казимира  своим князем,  принимал   его

наместника,  а  «честной король» Казимир брал обязательство,  если «пойдет

князь велики Московский на Велики Новъгород»,  «всести на  конь...  против

великого князя и боронити Велики Новъгород».

     Такой договор   был  законным  поводом  для   войны  против  Новгорода.

Иван III собрал войска всех подчиненных ему князей,  в том числе тверские,

и двинулся в поход.  На реке Шелони (июль  1471 г.)  новгородцы  потерпели

поражение.  Казимир, понимая, что у него нет в Новгороде  полной поддержки,

не выполнил договора.  Новгородский архиепископ не разрешил участвовать  в

битве  своему  полку:  а  это была немалая часть ополчения.  Такая позиция

Казимира и архиепископа объяснялись тем,  что и среди  боярства, и особенно

среди городских низов  были распространены антилитовские  настроения. Победа

в Шелонской битве укрепила власть Ивана III над Новгородом. Потерпела урон

антимосковская группировка:  был казнен попавший в плен сын  Марфы посадник

Дмитрий Борецкий. Но Новгород оставался пока независимым.

     Иван III стремился не к усилению зависимости Новгорода,  а к полному

его присоединению.  Для  этого он решил сначала  укрепить  свои  позиции  в

Новгородской  земле.  В  1475 г.  он  предпринял  туда  поездку с большими

вооруженными  силами.  В  качестве  новгородского  князя  он  и  по   пути

следования,  и  в  самом  городе  принимал  многочисленные  челобитные  на

новгородских бояр.  Тем  самым он  одновременно  решал  две  задачи:  перед

черными  людьми  выступал  в  тоге  защитника  народа,  а  враждебную  ему

группировку  бояр  ослаблял.  Многие  бояре  были  арестованы,  часть   их

отправили   для  дальнейшего  расследования  в  Москву,  что  было  грубым

нарушением новгородского  права.  Вернувшись  домой,  Иван III  в   Москве

продолжат  принимать  челобитные и вызывать туда бояр для  суда,  еще более

властно действуя не как традиционный новгородский князь,  а как феодальный

монарх.

     Весной 1477 г.  новгородские  послы  в   Москве   назвали   Ивана III

господарем,  а  не,  как  было принято раньше,  господином.  Если обращение