Автор работы: Пользователь скрыл имя, 19 Апреля 2013 в 08:10, доклад
Если вам на самом деле хочется услышать эту историю, вы, наверно,
прежде всего захотите узнать, где я родился, как провел свое дурацкое
детство, что делали мои родители до моего рождения, - словом, всю эту
давид-копперфилдовскую муть. Но, по правде говоря, мне неохота в этом
копаться. Во-первых, скучно, а во-вторых, у моих предков, наверно,
случилось бы по два инфаркта на брата, если б я стал болтать про их личные
дела. Они этого терпеть не могут, особенно отец.
вытурили из школы. Так что я только надел чистую рубашку, а когда
переоделся, спустился в лифте в холл посмотреть, что там делается.
Но там почти никого не было, кроме каких-то сутенеристых типов и
шлюховатых блондинок. Слышно было, как в "Сиреневом зале" играет оркестр,
и я пошел туда. И хотя там было пусто, мне дали дрянной стол - где-то на
задворках. Надо было сунуть официанту доллар. В Нью-Йорке за деньги все
можно, это я знаю.
Оркестр был гнусный, Бадди Сингера. Ужасно громкий - но не по-
хорошему громкий, а безобразно громкий. И в зале было совсем мало моих
сверстников. По правде говоря, там их и вовсе не было - все больше
какие-то расфуфыренные старикашки со своими дамами. И только за соседним
столиком посетители были совсем другие. За соседним столиком сидели три
девицы лет под тридцать. Все три были довольно уродливые, и по их шляпкам
сразу было видно, что они приезжие. Но одна, блондинка, была не так уж
плоха. Что-то в ней было забавное, но, только я стал на нее поглядывать,
подошел официант. Я заказал виски с содовой, но велел не разбавлять -
говорил я нарочно быстро, а то, когда мнешься и мямлишь, можно подумать,
что ты несовершеннолетний, и тогда тебе спиртного не дадут. И все равно он
стал придираться.
- Простите, сэр, - говорит, - но нет ли у вас какого-нибудь
удостоверения, что вы совершеннолетний? Может быть, у вас при себе
шоферские права?
Я посмотрел на него ледяным взглядом, как будто он меня смертельно
оскорбил, и говорю:
- Разве я похож на несовершеннолетнего?
- Простите, сэр, но у нас есть распоряжение...
- Ладно, ладно, - говорю, а сам думаю: "Ну его к черту!" - Дайте мне
кока-колы.
Он стал уходить, но я его позвал:
- Вы не можете подбавить капельку рома? - Я его попросил очень
вежливо, ласково. - Как я могу сидеть в таком месте трезвый? Вы не можете
подбавить хоть капельку рома?
- Простите, сэр, никак нельзя! - И ушел. Но он не виноват. Он может
потерять работу, если подаст спиртное несовершеннолетнему. А я, к
несчастью, несовершеннолетний.
Опять я стал посматривать на этих ведьм за соседним столиком. Вернее,
на блондинку. Те две были страшные, как смертный грех. Но я не глазел как
дурак. Наоборот, я их окинул равнодушным взором. И что же, по-вашему, они
сделали? Стали хихикать как идиотки! Наверно, решили, что я слишком молод,
чтобы строить глазки. Мне стало ужасно досадно - жениться я хочу на них,
что ли? Надо было бы обдать их презрением, но мне страшно хотелось
танцевать. Иногда мне ужасно хочется потанцевать - и тут захотелось. Я
наклонился к ним и говорю:
- Девушки, не хотите ли потанцевать? - Вежливо спросил, очень
светским тоном. А они, дуры, всполошились. И опять захихикали. Честное
слово, форменные идиотки. - Пойдемте потанцуем! - говорю. - Давайте по
очереди. Ну как? Потанцуем? - Ужасно мне хотелось танцевать.
В конце концов блондинка встала, видно, поняла, что я обращаюсь
главным образом к ней. Мы вышли на площадку. А те две чучелы закатились
как в истерике. С такими только с горя свяжешься.
Но игра стоила свеч. Как эта блондинка танцевала! Лучшей танцорки я в
жизни не встречал. Знаете, иногда она - дура, а танцует, как бог. А
бывает, что умная девчонка либо сама норовит тебя вести, либо так плохо
танцует, что только и остается сидеть с ней за столиком и напиваться.
- Вы здорово танцуете! - говорю я блондинке. - Вам надо бы стать
профессиональной танцоркой. Честное слово! Я как-то раз танцевал с
профессионалкой, но вы во сто раз лучше. Слыхали про Марко и Миранду?
- Что? - Она даже не слушала меня. Все время озиралась.
- Я спросил, вы слыхали про Марко и Миранду?
- Не знаю. Нет. Не слыхала.
- Они танцоры. Она танцовщица. Не очень хорошая. То есть она делает
что полагается, и все-таки это не очень здорово. Знаете, как
почувствовать, что твоя дама здорово танцует?
- Чего это? - переспросила она. Она совершенно меня не слушала,
внимания не обращала.
- Я говорю, знаете, как
почувствовать, что дама
- Ага...
- Видите, я держу руку у вас на спине. Так вот, если забываешь, что у
тебя под рукой и где у твоей дамы ноги, руки и все вообще, значит, она
здорово танцует!
Она и не слыхала, что я говорю. Я решил замолчать. Мы просто
танцевали - и все. Ох, как эта дура танцевала! Бадди Сингер и его дрянной
оркестр играли "Есть лишь одно на свете..." - и даже они не смогли
испортить эту вещь. Танцевал я просто, без фокусов - ненавижу, когда
вытворяют всякие фокусы во время танцев, - но я ее совсем закружил, и она
слушалась отлично. Я-то по глупости думал, что ей тоже приятно танцевать,
и вдруг она стала пороть какую-то чушь.
- Знаете, мы с подругами вчера вечером видели Питера Лорре, -
говорит. - Киноактера. Живого! Он покупал газету. Такой хорошенький!
- Вам повезло, - говорю, - да, вам крупно повезло. Вы это
понимаете? - Настоящая идиотка. Но как танцует! Я не удержался и поцеловал
ее в макушку, эту дуру, прямо в пробор. А она обиделась!
- Это еще что такое?
- Ничего. Просто так. Вы здорово танцуете, - сказал я. - У меня есть
сестренка, она, чертенок, только в четвертом классе. Вы не хуже ее
танцуете, а уж она танцует - чертям тошно!
- Пожалуйста, не выражайтесь!
Тоже мне леди! Королева, черт побери!
- Откуда вы приехали? - спрашиваю. Не отвечает. Глазеет во все
стороны - видно, ждет, что явится сам Питер Лорре.
- Откуда вы приехали? - повторяю.
- Чего?
- Откуда вы все приехали! Вы не отвечайте, если вам не хочется. Не
утруждайтесь, прошу вас!
- Из Сиэтла, штат Вашингтон, - говорит. Снизошла, сделала мне
одолжение!
- Вы отличная собеседница, - говорю. - Вам это известно?
- Чего это?
Я не стал повторять. Все равно до нее не доходит.
- Хотите станцевать джиттербаг, если будет быстрая музыка? Настоящий
честный джиттербаг, без глупостей - не скакать, а просто потанцевать. Если
сыграют быструю, все сядут, кроме старичков и толстячков, нам места
хватит. Ладно?
- Да мне все одно, - говорит. - Слушьте, а сколько вам лет?
Мне вдруг стало досадно.
- О черт, зачем все портить? - говорю. - Мне уже двенадцать. Я
только дьявольски большого роста.
- Слушьте, я вас просила не чертыхаться. Ежели будете чертыхаться, я
могу уйти к своим подругам, поняли?
Я стал извиняться как сумасшедший, оттого что оркестр заиграл быстрый
танец. Она пошла со мной танцевать джиттербаг - очень пристойно, легко.
Здорово она танцевала, честное слово. Слушалась - чуть дотронешься. А
когда она крутилась, у нее так мило вертелся задик, просто прелесть.
Здорово, ей-богу. Я чуть в нее не влюбился, пока мы танцевали. Беда мне с
этими девчонками. Иногда на нее и смотреть не хочется, видишь, что она
дура дурой, но стоит ей сделать что-нибудь мило, я уже влюбляюсь. Ох эти
девчонки, черт бы их подрал. С ума могут свести.
Меня не пригласили сесть к их столику - от невоспитанности, конечно,
а я все-таки сел. Блондинку, с которой я танцевал, звали Бернис Крабс или
Кребс. А тех, некрасивых, звали Марти и Лаверн. Я сказал, что меня зовут
Джим Стил, нарочно сказал. Попробовал я завести с ними умный разговор, но
это оказалось невозможным. Их и силком нельзя было бы заставить говорить.
Одна глупее другой. И все время озираются, как будто ждут, что сейчас в
зал ввалится толпа кинозвезд. Они, наверно, думали, что кинозвезды, когда
приезжают в Нью-Йорк, все вечера торчат в "Сиреневом зале", а не в
"Эль-Марокко" или в "Сторк-
своем Сиэтле. Оказывается, все три работали в одном страховом обществе. Я
спросил, нравится ли им их работа, но разве от этих дур можно было
чего-нибудь добиться? Я думал, что эти две уродины, Марти и Лаверн, -
сестры, но они ужасно обиделись, когда я их спросил. Понятно, что каждая
не хотела быть похожей на другую, это законно, но все-таки меня смех
разбирал.
Я со всеми тремя перетанцевал по очереди. Одна уродина, Лаверн, не
так уж плохо танцевала, но вторая, Марти, - убийственно. С ней танцевать
все равно что таскать по залу статую Свободы. Надо было что-то придумать,
чтоб не так скучно было таскать ее. И я ей сказал, что Гэри Купер,
киноартист, идет вон там по залу.
- Где, где? - Она страшно заволновалась. - Где он?
- Эх, прозевали! Он только что вышел. Почему вы сразу не посмотрели,
когда я сказал?
Она даже остановилась и стала смотреть через головы, не видно ли его.
- Да где же он? - говорит. Она чуть не плакала, вот что я наделал.
Мне ужасно стало жалко - зачем я ее надул. Есть люди, которых нельзя
обманывать, хоть они того и стоят.
А смешнее всего было, когда мы вернулись к столику. Марти сказала,
что Гэри Купер был здесь. Те две - Лаверн и Бернис - чуть не покончили с
собой, когда услыхали. Расстроились, спрашивают Марти, видела ли она его.
А Марти говорит - да, только мельком. Вот дурища!
Бар закрывался, и я им заказал по две порции спиртного на брата, а
себе две кока-колы. Весь их стол был заставлен стаканами. Одна уродина,
Лаверн, все дразнила меня, что я пью только кока-колу. Блестящий юмор. Она
и Марти пили прохладительное - в декабре, черт меня возьми! Ничего они не
понимали. А блондинка Бернис дула виски с содовой. Пила как лошадь. И все
три то и дело озирались - искали киноартистов. Они даже друг с другом не
разговаривали. Эта Марти еще говорила больше других. И все время несла
какую-то унылую пошлятину, например, уборную называла "одно местечко", а
старого облезлого кларнетиста из оркестра называла "душкой", особенно
когда он встал и пропищал что-то невнятное. А кларнет назвала "дудочкой".
Ужасная пошлячка. А вторая уродина, Лаверн, воображала, что она страшно
остроумная. Все просила меня позвонить моему папе и спросить, свободен ли
он сегодня вечером. Все спрашивала - не ушел ли мой папа на свидание.
Ч е т ы р е раза спросила - удивительно остроумно. А Бернис, блондинка,
все молчала. Спросишь ее о чем-нибудь, она только переспрашивает:
"Чего это?" Просто на нервы действует.
И вдруг они все три допили и встали, говорят - пора спать. Говорят,
им завтра рано вставать, они идут на первый сеанс в Радио-сити, в
мюзик-холл. Я просил их посидеть немножко, но они не захотели. Пришлось
попрощаться. Я им сказал, что отыщу их в Сиэтле, если туда попаду. Но вряд
ли! То есть вряд ли я их стану искать.
За все вместе с сигаретами подали счет почти на тринадцать долларов.
По-моему, они могли хотя бы сказать, что сами заплатят за все, что они
выпили до того, как я к ним подсел. Я бы, разумеется, не разрешил им
платить, но предложить они могли бы. Впрочем, это ерунда. Уж очень они
были глупы, да еще эти жалкие накрученные шляпки. У меня настроение
испортилось, когда я подумал, что они хотят рано встать, чтобы попасть на
первый сеанс в Радио-сити. Только представить себе, что такая вот особа в
ужасающей шляпке приехала в Нью-Йорк бог знает откуда - из какого-нибудь
Сиэтла - только для того, чтобы встать чуть свет и пойти смотреть дурацкую
программу в Радио-сити, и от этого так скверно становится на душе, просто
вынести невозможно. Я бы им всем троим заказал по с т о рюмок, только бы
они мне этого не говорили.
После них я сразу ушел из "Сиреневого зала". Все равно он закрывался
и оркестр давно перестал играть. Во-первых, в таких местах скучно сидеть,
если не с кем танцевать, а во-вторых, официант не подает ничего, кроме
кока-колы. Нет такого кабака на свете, где можно долго высидеть, если
нельзя заказать спиртного и напиться. Или если с тобой нет девчонки, от
которой ты по-настоящему балдеешь.
11
Вдруг, выходя из холла, я опять вспомнил про Джейн Галлахер.
Вспомнил - и уже не мог выкинуть ее из головы. Я уселся в какое-то поганое
кресло в холле и стал думать, как она сидела со Стрэдлейтером в машине
этого подлого Эда Бэнки, и, хотя я был совершенно уверен, что между ними
ничего не было, - я-то знаю Джейн насквозь, - все-таки я никак не мог
выбросить ее из головы. А я знал ее насквозь, честное слово! Понимаете,
она не только умела играть в шашки, она любила всякий спорт, и, когда мы с
ней познакомились, мы все лето каждое утро играли в теннис, а после обеда
- в гольф. Я с ней очень
близко сошелся. Не в
- ничего подобного, а просто мы все время были вместе. И вовсе не надо
Информация о работе Краткое изложение романа "Над пропастью во ржи"