Отечественная музыкальная культура 1960-2000-х годов

…Скрипки рассказывают о безбурном  счастьице, — в нем таится беда, оно еще слепое и ограниченное, как у той птички, что „ходит весело по тропинке бедствий“… В этом благополучии из темной глубины неразрешенных противоречий возникает тема войны — короткая, сухая, четкая, похожая на стальной крючок.

Оговариваемся, человек Седьмой  симфонии — это некто типичный, обобщенный и некто — любимый  автором. Национален в симфонии сам Шостакович, национальна его русская рассвирепевшая совесть, обрушившая седьмое небо симфонии на головы разрушителей.

Тема войны возникает отдаленно  и вначале похожа на какую-то простенькую  и жутковатую пляску, на приплясывание ученых крыс под дудку крысолова. Как усиливающийся ветер, эта тема начинает колыхать оркестр, она овладевает им, вырастает, крепнет. Крысолов, со своими железными крысами, поднимается из-за холма… Это движется война. Она торжествует в литаврах и барабанах, воплем боли и отчаяния отвечают скрипки. И вам, стиснувшему пальцами дубовые перила, кажется: неужели, неужели уже все смято и растерзано? В оркестре — смятение, хаос.

Нет. Человек сильнее стихии. Струнные инструменты начинают бороться. Гармония скрипок и человеческие голоса фаготов, могущественнее грохота ослиной кожи, натянутой на барабаны. Отчаянным биением сердца вы помогаете торжеству гармонии. И скрипки гармонизируют хаос войны, заставляют замолкнуть ее пещерный рев.

Проклятого крысолова больше нет, он унесен в черную пропасть времени. Слышен только раздумчивый и суровый — после стольких потерь и бедствий — человеческий голос фагота. Возврата нет к безбурному счастьицу. Перед умудренным в страданиях взором человека — пройденный путь, где он ищет оправдания жизни.

За красоту мира льется кровь. Красота  — это не забава, не услада и не праздничные одежды, красота —  это пересоздание и устроение  дикой природы руками и гением человека. Симфония как будто прикасается  легким дуновением к великому наследию человеческого пути, и оно оживает.

Средняя (третья — Л. М.) часть симфонии — это ренессанс, возрождение  красоты из праха и пепла. Как  будто перед глазами нового Данте  силой сурового и лирического  раздумья вызваны тени великого искусства, великого добра.

Заключительная часть симфонии летит в будущее. Перед слушателями… Раскрывается величественный мир идей и страстей. Ради этого стоит жить и стоит бороться. Не о счастьице, но о счастье теперь рассказывает могущественная тема человека. Вот  — вы подхвачены светом, вы словно в вихре его… И снова покачиваетесь на лазурных волнах океана будущего. С возрастающим напряжением вы ожидаете… завершения огромного музыкального переживания. Вас подхватывают скрипки, вам нечем дышать, как на горных высотах, и вместе с гармонической бурей оркестра, в немыслимом напряжении вы устремляетесь в прорыв, в будущее, к голубым городам высшего устроения…» («Правда», 1942, 16 февраля).

Сейчас совсем другими глазами  читается эта проницательная рецензия, как по-другому слышится и музыка. «Безбурное счастьице», «слепое и ограниченное» — очень точно сказано о полной оптимизма жизни на поверхности, под которой вольготно расположился архипелаг ГУЛАГ. И «крысолов со своими железными крысами» — это не только война.

Что это — страшное шествие фашизма по Европе, или композитор трактовал свою музыку шире — как наступление тоталитаризма на личность?.. Ведь этот эпизод был написан раньше! Собственно, эту двойственность смысла можно увидеть и в строках Алексея Толстого. Ясно одно — здесь, в симфонии, посвященной городу-герою, городу-мученику, эпизод оказался органичным. И вся гигантская четырехчастная симфония стала великим памятником подвигу Ленинграда.

После куйбышевской премьеры симфонии прошли в Москве и Новосибирске (под  управлением Мравинского), но самая замечательная, поистине героическая состоялась под управлением Карла Элиасберга в осажденном Ленинграде. Чтобы исполнить монументальную симфонию с огромным составом оркестра, музыкантов отзывали из военных частей. Некоторых перед началом репетиций пришлось положить в больницу — подкормить, подлечить, поскольку все простые жители города стали дистрофиками. В день исполнения симфонии — 9 августа 1942 года — все артиллерийские силы осажденного города были брошены на подавление огневых точек врага: ничто не должно было помешать знаменательной премьере.

И белоколонный зал филармонии был  полон. Бледные, истощенные ленинградцы  заполнили его, чтобы услышать музыку, посвященную им. Динамики разносили  ее по всему городу.

Общественность всего мира восприняла исполнение Седьмой как событие огромной важности. Вскоре из-за рубежа стали поступать просьбы выслать партитуру. Между крупнейшими оркестрами западного полушария разгорелось соперничество за право первого исполнения симфонии. Выбор Шостаковича пал на Тосканини. Через мир, охваченный огнем войны, полетел самолет с драгоценными микропленками, и 19 июля 1942 года Седьмая симфония была исполнена в Нью-Йорке. Началось ее победное шествие по земному шару.

Музыка 

Первая часть начинается в ясном  светлом до мажоре широкой, распевной мелодией эпического характера, с ярко выраженным русским национальным колоритом. Она развивается, растет, наполняется все большей мощью. Побочная партия также песенна. Она напоминает мягкую спокойную колыбельную. Заключение экспозиции звучит умиротворенно. Все дышит спокойствием мирной жизни. Но вот откуда-то издалека раздается дробь барабана, а потом появляется и мелодия: примитивная, похожая на банальные куплеты шансонетки — олицетворение обыденности и пошлости. Это начинается «эпизод нашествия» (таким образом, форма первой части — сонатная с эпизодом вместо разработки). Поначалу звучание кажется безобидным. Однако тема повторяется одиннадцать раз, все более усиливаясь. Она не изменяется мелодически, только уплотняется фактура, присоединяются все новые инструменты, потом тема излагается не одноголосно, а аккордовыми комплексами. И в результате она вырастает в колоссальное чудовище — скрежещущую машину уничтожения, которая кажется, сотрет все живое. Но начинается противодействие. После мощной кульминации реприза наступает омраченной, в сгущенно-минорных красках. Особенно выразительна мелодия побочной партии, сделавшаяся тоскливой, одинокой. Слышно выразительнейшее соло фагота. Это больше не колыбельная, а скорее плач, прерываемый мучительными спазмами. Лишь в коде впервые главная партия звучит в мажоре, утверждая наконец столь трудно доставшееся преодоление сил зла.

Вторая часть — скерцо — выдержано  в мягких, камерных тонах. Первая тема, излагаемая струнными, соединяет в  себе светлую печаль и улыбку, чуть приметный юмор и самоуглубленность. Гобой выразительно исполняет вторую тему — романсовую, протяженную. Затем вступают другие духовые инструменты. Темы чередуются в сложной трехчастности, создавая образ привлекательный и светлый, в котором многие критики усматривают музыкальную картину Ленинграда прозрачными белыми ночами. Лишь в среднем разделе скерцо появляются иные, жесткие черты, рождается карикатурный, искаженный образ, исполненный лихорадочного возбуждения. Реприза скерцо звучит приглушенно и печально.

Третья часть — величавое  и проникновенное адажио. Оно открывается  хоральным вступлением, звучащим словно реквием по погибшим. За ним следует  патетическое высказывание скрипок. Вторая тема близка скрипичной, но тембр флейты и более песенный характер передают, по словам самого композитора, «упоение жизнью, преклонение перед природой». Средний эпизод части отличается бурным драматизмом, романтической напряженностью. Его можно воспринимать как воспоминание о прошедшем, реакцию на трагические события первой части, обостренные впечатлением непреходящей красоты во второй. Реприза начинается речитативом скрипок, еще раз звучит хорал, и все истаивает в таинственно рокочущих ударах тамтама, шелестящем тремоло литавр. Начинается переход к последней части.

В начале финала — то же еле слышное  тремоло литавр, тихое звучание скрипок  с сурдинами, приглушенные сигналы. Происходит постепенное, медленное  собирание сил. В сумеречной мгле зарождается главная тема, полная неукротимой энергии. Ее развертывание  колоссально по масштабам. Это образ борьбы, народного гнева. Его сменяет эпизод в ритме сарабанды — печальный и величественный, как память о павших. А затем начинается неуклонное восхождение к торжеству заключения симфонии, где главная тема первой части, как символ мира и грядущей победы, звучит ослепительно у труб и тромбонов.

http://www.opentextnn.ru/music/personalia/sviridov/?id=1369

Жизненный и  творческий путь Г.В.Свиридова

Герой свиридовских произведений –  поэт, гражданин, патриот, влюблённый в  родную землю. Патриотизм, гражданственность – без громких слов, наполняют сочинения композитора светом, излучающим тепло и огромную всепокоряющую силу. Родина, народ, русская культура и традиции – на них сосредоточены все помыслы, все чаяния свиридовского героя. Его чувства проявляются всегда глубоко, целомудренно, чисто, по-русски задушевно.

 Тема Родины, России проходит  через все произведения Свиридова  самых различных жанров: в монументально-героической  «Патетической оратории», в лирико-эпической  «Поэме памяти Сергея Есенина», в вокальных циклах на стихи А.С. Пушкина, С.А. Есенина, А.А. Блока. Большое место в музыке Г.В. Свиридова занимают образы русской природы, то яркие, сочные, написанные словно крупными мазками (как в «Поэме памяти Сергея Есенина»), то нежные, словно размытые, «акварельные» («Осенью», «Эти бедные селенья» на стихи Ф.И. Тютчева), то строгие, суровые («Деревянная Русь» на стихи С.А. Есенина). Изображаемое всегда пропущено через сердце, воспето с любовью. Природа неразлучна, неразделима с мироощущением лирического героя Свиридова. Она одушевленна и таинственно-непостижима. Такое обострённое восприятие природы идёт от глубины натуры героя, его душевной тонкости, поэтической чуткости.

 Г.В. Свиридов стремится отразить  в своём творчестве наиболее  значительные события и явления нашей истории и современной жизни, например Куликовскую битву («Песня о России» на стихи А.А. Блока), революционные события («Поэма памяти Сергея Есенина», «Патетическая оратория» на стихи В. Маяковского).

 Но не только эпохальные явления нашли своё воплощение в свиридовской музыке, в ней – отражение простой, повседневной жизни людей. И в этом композитор, поднимаясь до больших социальных обобщений, создаёт образы необычайно многоплановые, а подчас и целые трагические судьбы.

 Народная жизнь в творчестве Свиридова – это и особый жизненный уклад, и особый мир верований, обрядов; это и высокая нравственность, высокое этическое начало, которое помогло народу выстоять, сохранить свою самобытность; это, наконец, живая жизнь, не прерывающаяся на протяжении веков, тысячелетий – несмотря ни на какие моры, нашествия, потрясения. Истины народного бытия воплощены в музыке очень разнообразной: напряжённой лирического чувства – и тихого умиления, затаённой страстности – и строгой торжественности, возвышенной печали – и бесшабашной удали, озорства.

 Георгий Васильевич Свиридов  родился в небольшом городке  Фатеже Курской губернии 3(16) декабря  1915 года. Его отец был почтовым  служащим, а мать – учительницей. Когда Георгию было всего четыре  года, семья осиротела: отец погиб во время гражданской войны. После этого мать вместе с сыном переехала в Курск. Там Юрий (так Свиридова звали в детстве) пошёл в школу, где и проявились его музыкальные способности. Тогда же он освоил и свой первый музыкальный инструмент – обычную балалайку. Свиридов взял её у одного из своих товарищей и вскоре по слуху научился играть так, что его приняли в самодеятельный оркестр русских народных инструментов.

 Руководитель оркестра, бывший  скрипач Иоффе, устраивал концерты  и музыкальные вечера, посвящённые композиторам-классикам. Играя в оркестре, Свиридов оттачивал технику и не переставал мечтать о том, чтобы получить музыкальное образование. Летом 1929 года он решил поступить в музыкальную школу. На вступительном экзамене мальчик должен был играть на рояле, но поскольку никого репертуара у него в то время не было, то он сыграл марш собственного сочинения. Комиссии он понравился, и в школу его приняли.

 В музыкальной школе Свиридов  стал учеником В. Уфимцевой,  жены известного русского изобретателя Г. Уфимцева. Общение с этим чутким и талантливым педагогом очень многим обогатило Свиридова: он научился профессионально играть на рояле, полюбил литературу. В годы учёбы он был частым гостем в доме Уфимцевых, и именно Вера Владимировна стала тем человеком, кто посоветовал Свиридову посвятить свою жизнь музыке.

 Закончив школу, он продолжил  занятия музыкой у другого  известного педагога – М. Крутянского.  По его совету Свиридов в  1932 году поехал в Ленинград  и поступил в музыкальный техникум  по классу рояля, которым руководил профессор И. Браудо. В то время Свиридов жил в общежитии и, чтобы прокормиться, играл по вечерам в кино и в ресторанах.

 Под руководством профессора  Браудо Свиридов очень быстро  совершенствовал исполнительскую  технику. Однако уже через полгода его учитель убедился в том, что у Свиридова есть врождённый дар композиции, и добился его перевода на композиторское отделение техникума, в класс, которым руководил известный музыкант М. Юдин.

 В то время под крышей  первого музыкального техникума собралось много талантливой молодёжи: здесь учились Н. Богословский, И. Дзержинский, В. Соловьёв-Седой. И по уровню преподавания техникум успешно конкурировал с Ленинградской консерваторией.

 Под руководством Юдина Свиридов  всего за два месяца написал свою первую курсовую работу – вариации для фортепиано. Они до сих пор известны среди музыкантов и используются как учебный материал. В классе Юдина Свиридов пробыл около трёх лет. За это время он написал много разных сочинений, но самым известным стал цикл из шести романсов на стихи Пушкина. Они были напечатаны и вошли в репертуар таких известных певцов, как С. Лемешев и А. Пирогов.

 Однако недоедание и напряжённая  работа подорвали здоровье юноши,  ему пришлось прервать учёбу  и уехать на некоторое время в Курск, на родину. Набравшись сил и укрепив здоровье, летом 1936 года Свиридов поступил в Ленинградскую консерваторию и стал лауреатом именной стипендии имени А. Луначарского. Первым его педагогом там был профессор П. Рязанов, которого через полгода сменил Д. Шостакович.

 Под руководством своего  нового наставника Свиридов завершил  работу над фортепианным концертом,  премьера которого состоялась  во время декады советской  музыки, посвящённой двадцатилетию  революции, одновременно с Пятой  симфонией Шостаковича.

 Вместе со Свиридовым у  Шостаковича учился и другой  известный в будущем композитор  Ю. Левитан. Для Свиридова Шостакович  стал не только учителем, но  и старшим другом на всю  жизнь. В классе Шостаковича  Свиридов пробыл четыре года  и закончил консерваторию летом 1941 года. Его выпускной работой стала первая симфония и Концерт для струнных инструментов.

 Такое успешное окончание  консерватории сулило молодому  композитору блестящие перспективы,  он наконец-то получил возможность  профессионально заниматься  своим любимым делом. Однако все эти планы нарушила война. В первые же её дни Свиридов был зачислен курсантом военного училища и направлен в Уфу. Однако уже в конце 1941 года его демобилизовали по здоровью.