Образы животных и птиц в русской и таджикской волшебной сказке

Ибн Хордодбех (IX в.) в  приложении к своей книге приводит три легенды о лошадях. В одной  из них рассказывается о блестящем  коне, а также о конях, парящих над землей (17, 59-62;).

Петух и курица». В древние времена петух и курица были тотемическими животными, почитание и уважение человека по отношению к ним породили множестве. Kак пишет философ А. Шохх у моров «петух в традициях солнцепоклонников и зороастрийцев доносит до людей божье послание, являясь гласом божьим, и поскольку он своим криком будит людей исполнять свое предназначение - служить ему, то он почитался кик святое животное (29, 143-144). Как считает этнограф М.С. Андреев, петух и курица были завезены в Горный Бадахшан примерно в XVI-XVII) вв. (, 146). Известно, что османцы Бадахшана в прошлом на третий день траурного обряда нынешнее время - ив второй после возвращения из кладбища родных и близких покойного рано утром проводят обряд приношения в жертву петуха (хурус cap задан). После церемонии жертвоприношения несколько женщин-соседок стирают одежду носящих траур. Таким образом, дом и сами хозяева как бы очищаются от горя и скорби по умершему.

В волшебных сказках  бадахшанцев распространенным персонажем является курица, особенно золотая. Сказочная золотая курица является аналогией таких персонажей, как Симург или Хумо. Эти птицы приносят героям счастье и благополучие. В сказке «Волшебная курица» рассказывается о курице несущая золотые яйца. Эта птица была единственным источником благополучия старика, которому она принадлежала, богач селения, где жил старик, отнимает курицу, однако она приносит ему обычные яйца. Богач, рассердившись, убивает ее". Старик собирает косточки птицы и закапывает их в землю. На этом месте вырастает грушевое дерево. Из плода груши появляется прекрасная девушка, которая становиться дочерью старика и старухи. Царевич, увидев девушку, берет ее в жены, и старик со старухой переселяются во дворец, достигнув, таким образом, счастья.

Следует заметить, что  этот персонаж несет в себе большой  этический заряд. Поскольку именно доброе отношение к курице, чувство  благодарность ей приносят к героям сказок богатство, благополучие и счастье. В сказке «Мохпешони» очень ярко показана верность и преданность курицы человеку. Давлатхотун, героиня сказки, прячет курицу от злой мачехи масти, кормит ее крошками и зернышками. Наступит день, когда курица отблагодарит девушку за ее добро. Когда слуги шаха приходят в дом Давлатхотун в поисках владелицы туфельки, в которую влюбился царевич, мачеха прячет ей в танур (печь).

Здесь также налицо моралистическая  аллегория, в которой выражена идея победы добра нал злом. Этой идее подчиняется фабула сказки-потеря девушкой туфельки, поиски царевича и козни мачехи, се сюжетная организация и разрешение конфликта: с помощью курицы девушки находит счастье.

Змея. Первобытный человек имел неоднозначное отношение к зтому существу. Го, что змея прячется в норах и как бы наблюдает скрытую жизнь всего, что произрастает из недр земли, дало повод считать ей символом подземного мира и мира мертвых. Считалось что. скинув свою шкуру, змея обретала молодость и красоту Это также способствовало представлению о змее, как символе красоты. В устной и письменной традиции змея изображалась и как представительница злых сил и как носительница доброго начала.

В представлениях жителей Горного Бадахшипа два образа змеи, обусловленные их функциональной спецификой: одна змея-отрицательный персонаж (кофир). Другая положительный (служит правоверным мусульманам).. Поэтому люди, встречаясь со змеей, говорят:

В отличие от дракона, змея в волшебных сказках Бадахшана является положительным персонажем, приносящим удачу и счастье героям. Она отвечает добром на добро и спасает бедняков, попавших в трудное сложение. Например, в сказке «Умная и красивая девушка-змея» юноша спасает змею от мальчиков, собравшихся убить ее. В благодарность змея дарит ему прекрасную девушку и кольцо Сулеймана. Во многих сказках встречается мотив волшебного кольца, которое змея дарит герою, в результате чего он из бедняка превращается в шаха. Этот мотив является ведущим в известной русской сказке «Волшебное кольцо». Об этом же рассказывается в сказке «Ятимак», где царица - Белаа змея (Шахмори еафел) дарит Ятимаку за его добро волшебное кольцо, меняющее всю жизнь бедняка.

Корни сказок о змее восходят к доисламским временам, в связи  с чем в них нашли отражение  взгляды и представления первобытных  людей. В таких сказках проявляется глубокая связь первобытного человека с природой, когда змея - покровительница жила рядом с ним, приносила ему изобилие, охраняла и защищала его.

Так же вспомогательными персонажами волшебных сказок являются: кошка, корова, бык которые представляют добрые силы и помогают героям в достижении цели. При содействии чудесных помощников, функцию которых выполняют необыкновенные существа, легендарные птицы, животные или предметы, герой одерживает победу над силами зла.

Волшебная сказка Бадахшана один из богатейших по идейному содержанию и эстетической значимости жанров фольклора, своеобразно отразивших жизнь народа, его мировоззрение на разных этапах общественного развитая. Происхождение данного вида народного творчества уходит своими корнями вглубь веков, отражая первый опыт художественною обобщения и воплощения представлений и фантазий древних людей.

В волшебных сказках  основное место занимают такие явления  и действия, как чудеса, волшебство и магия. Все они проявляются  в самых различных формах, и  практически суть этих волшебных  факторов состоит в отражении вековой мечты простых людей о добре, справедливости, счастье, что нашло своё воплощение в образах справедливого шаха, царевича, везиря и сына везиря.

В волшебных сказках  основную нагрузку несут вспомогательные персонажи типа Ходжаи Хизр, Симург, дикие и домашние животные (конь, корова, петух и курица, кошка и змея), а также предметы (волосы, вола, (дерево, кольцо, и т.д.) С помощью этих вспомогательных персонажей основные герои - носители добра борются с отрицательными персонажами – представителями темных сил.

Тематика волшебных  сказок населения очень разнообразна и в основном сводится к вопросам идеального правителя мудрого и справедливого, семейного счастья, воспевания чистой и преданной любви, проповеди лучших человеческих свой сто характера - героизма, любви к родине, великодушия, благородства, трудолюбия, стремления к знаниям и. овладению ремеслом, уважения к женщине, мечты людей о безбндной, спокойной и счастливой жизни, пробуждения в сердцах людей отвращения к дурным поступкам и отрицательны in явлениям жизни.

В сказках Бадахшана, как и в целом во всех сказках народов мира, нашла отражение извечная борьба добрых и злых сил. По традиций светлые силы в конце концов одерживают победу. Эти две противоположные силы являются носителями определенных моральных ценностей, которые проявляются в поступках и действиях персонажей.

Возникнув и эпоху  первобытного общества, волшебная сказка прошла сложный путь развития, испытав  на себе воздействие социальных и  духовных трансформаций. Низведение героя  сказки, наделенного сверхъестественными силами, до уровня человека, перенесение конфликта из фантастического плана в социальный контекст, свидетельствуют о повороте в художественном видении мира, когда борьбу человека с природой вытесняет человек в его общественных отношениях - «вечный предмет» художественного творчества.

Изучение волшебной  бадахшанской сказки выявило множество  общих мотивов в сказочном  эпосе данного региона с произведениями аналогичного жанра других народов, тем не менее, устойчивость и изменяемость компонентов волшебных сказок, завися ш определенной обстановки, национальной и географической среды, порождают своеобразие и специфические черты, отличающие сказки Бадахшана от сказок других народов.

Сказители волшебных сказок в Балахшане - это, как правило, представители старшего поколения, имеющие жизненный опыт, знатоки народных традиций. У них огромный арсенал образцов этого жанра, и, разумеется, они являются замечательными рассказчиками.

2.6. Архетип и образы животных в эпосе «Шахнаме» А. Фирдоуси

Литературный архетип — это часто повторяющиеся образы, сюжеты, мотивы в фольклорных и литературных произведениях. По определению Большаковой А.Ю.-, литературный архетип — это «сквозная», «порождающая модель» [15, 171], которая, несмотря на то, что она обладает способностью к внешним изменениям, таит в себе неизменное ценностно-смысловое ядро.

По общепринятому мнению учёных, «Шах-наме» восходит к героическим сказаниям, воспевавшим подвиги богатырей, которые существовали не только в период сложения Авесты, но и во времена создания «Шах-наме» в виде устных преданий [13, 194]. Фирдоуси строил своё фундаментальное эпическое произведение, используя многочисленные письменные памятники [63, 18], среди которых не только «Шах-наме» Дакики, но и предшествовавшая указанному поэту прозаическая «Книга царей» некоего Абу-л-Муайад Балхи, современника Рудаки, и большой прозаический свод преданий под тем же названием, собранном по приказу наместника области Туе и Нишапур, а позже всего Хорасана - Абу Мансура Мухаммада ибн Абд ар-Раззака - его везирем Абу Мансуром Ми" мари на основе разрозненных пехлевийских фрагментов «Хвадай-намак».

Как известно, «Шах-наме»  состоит из трёх неравных частей, первые из которых интересуют нас в большей  степени: первая - мифологическая, персонифицированная  в образах первых десяти царей, и  вторая - богатырская, посвященная подвигам Рустама, в связи с тем, что содержат мифические элементы, свойственные дозороастрийскому Ирану. Мифологическая часть «Шах-наме» излагает события, связанные с первыми царями, и близко соприкасается с типичными для всех народов мифами о первочеловеке и первоцаре - культурном герое. Вторая часть, в центре которой богатырское сказание об излюбленном иранском богатыре Рустаме (в этой части мифическое отодвинуто на второй план вследствие выдвижения героического пафоса борьбы народа против иноземного господства и за государственную независимость) также изобилует мифическими элементами, тяготеющими к тотемическим образам древнеиранской мифологии. Это сюжет о Симурге -покровителе Сама, Заля, и Рустама, а также Симурге, убитом Исфандиаром.

Бесспорно, что деяния первых царей Фирдоуси почерпнул из зороастрийских преданий пехлевийской литературы [13, 198], поскольку в эпоху создания «Шах-наме» зороастризм ещё не был изжит, особенно в сельских местностях Средней Азии и восточного Ирана, где наряду с мобедами (которые выступали уже не как служители культа, а как мудрые советники, знатоки и хранители традиций) главными хранителями и ценителями старинных преданий были и дехканы, среди которых был и вышеназванный Абу-Мансур ибн Абд-ар-Раззак.

Согласно зороастрийским текстам Фирдоуси начинает повествование с Гайо Мартана, в богатырской же части автор искусно переплетает данные письменных источников с устными народными сказаниями. В противоположность мифологической части героями богатырской (былинно-героической) части являются не мифические существа, а люди, обладающие сверхчеловеческой, но не сверхъестественной силой. Чудесное, фантастическое здесь сочетается с реалистичным, что характерно для народного творчества. Поскольку Фирдоуси желал передать в своём творении дух старых преданий [13, 198], он ввёл в повествование наиболее важные мифические сюжеты и крупные тотемические образы: Змеев, птицы Симург, коровы Бермайе, коня Рахша, дэвов - каждый из которых выполнял в повествовании определённую роль.

По мнению Ш.М. Шукурова, в системе всего повествования «Шах-наме» [64] особенно важным представляется сюжет о борьбе одного из первоцарей Хушанга со змеем, поскольку «...семантика сюжета Хушанга со змеем и установление праздника джашн-и сада структурирует всё последующее изложение поэмы. С этого момента не только змееборческие сюжеты, но и множество других сражений царей и витязей строятся как бы по единой схеме», связывая воедино мотив змееборства и «царский праздник» [64, 191- 194], причём описание змея становится традиционным для текста «Шах-наме»: два кровавых глаза, чернота тела, громадные размеры, клыки, рога. «Названные черты облика чудовища, как правило, присутствуют в тексте поэмы при описании драконов, создавая, так сказать, этикетное, привычное для самого текста и соотносительно его слушателей/читателей представление о противнике змееборца» [201, 192 Шукуров].

Согласно «Шах-наме»:

Охотился однажды  царь земли В горах, и вдруг  увидел он вдали,

Как нечто  извивалось и темнело, Продолговатым, чёрным было тело,

Два глаза  — будто крови два ключа, Из пасти дым вздымался, клокоча.

Внимательно Хушанг следил за змеем, Взял камень, битву  начал со злодеем.

Взмахнул он мощною рукой своей, Враг мира - от царя отпрянул змей.

И камнем царь попал в скалу большую, Осколки  полетели врассыпную.

Вдруг искры вырвались из двух камней И стали разгораться всё сильней,

Змей  не погиб, но обнаружил камень То, что  в себе таил он: яркий пламень...

[59]

Огонь объявляется Хушангом божественным и с этих пор почитается, а в его честь устанавливается  праздник джашн-и сада. После этого Хушанг призывает кузнеца и велит ему сделать пилу и тешу (род топора), освобождает воды рек, расширяет пастбища и одевает людей в звериные шкуры. По этой же схеме Фирдоуси создал и миф о первоцаре Йиме-Джамшиде и драконе Заххаке.

Заххак из «Шах-наме», как было указано в главе первой, восходит к эпохе индоиранской общности - к авестийскому Ажи-Дахака. По мнению учёных, его образ восходит к «космическим мифам о чёрной туче-драконе, побеждённом солнцем...» [61, 611], а в «Ведах» Ажи-Дахаке соответствует Ахи-Будхнья («Змей Глубин»» -водное божество с неясными функциями [58, 152, 443]. Однако по справедливому замечанию Л.А. Лелекова, победа Триты/Трайтаоны над драконом, символизировавшая в «Ведах» преодоление первичного космического стихийного хаоса и установление лучшего космопорядка, резко отличается от древнеиранской трактовки. По зороастрийской мифологии, победа Трайтаоны подводила «итог триумфу и реставрации былого земного социального уклада без особых космогонических соотнесений» [30]. В данном случае при всём сходстве имён и действий участников мифа следует отметить их семантическое различие. «Данный пример важен тем, что указывает на внутреннее ограничение индоиранских реконструкций и на обязательность привлечения для них всей совокупности контекста...» [18, 252-271]. В этом плане зорастрийский миф, опоэтизированный в «Шах-наме», сближается с древнегреческим циклом о победе Геракла над трёхликим и трёхтелым Герионом.