Шпаргалка по "Философии"

Цель герменевтики, по Шлейермахеру, состоит в прояснении условий возможности понимания письменных документов. Любой письменный документ представляет собой «языковое обнаружение», имеющее двоякую природу. С одной стороны, он является частью общей системы языка, с другой — продуктом творчества некоторого индивида. Поэтому перед герменевтикой стоит двоякая задача: исследование языка текста в качестве элемента определенной языковой системы и вместе с тем — как продукта создавшего его уникального субъекта. Первую часть задачи выполняет объективное (или грамматическое) истолкование, вторую — техническое (или психологическое). Грамматическое истолкование анализирует текст как часть определенной лексической системы, психологическое же . исследует индивидуальный стиль, т.е. комбинации выражений, не заданные лексической системой. В поздних работах Шлейермахер отдавал, правда, предпочтение'разработке «технической», т.е. субъективной, психологической интерпретации.

Основной процедурой психологической интерпретации является «вживание» толкователя в душевный мир автора. «Вживание» и «эм-патия» (вчувствование) в принципе возможны потому, что и исследователь текста, и его автор суть индивидуальные выражения одной и той же сверхиндивидуальной жизни («духа»).

К Шлейермахеру восходит также важное различение между «компаративными» и «дивинаторными» процедурами интерпретации:

если в первом случае высказывания, составляющие определенный письменный документ, истолковываются в сравнении с языковым и историческим контекстом (с иными текстами соответствующей эпохи), то во втором интуитивно схватывается смысл произведения. Шлейермахер обратил внимание на круговой характер процесса понимания (так называемый герменевтический круг): понимание части (например, отдельного слова) невозможно без понимания целого (в частности, того предложения, в которое это слово входит), но понимание целого, в свою очередь, предполагает понимание частей.

Развитая Гадамером концепция философской герменевтики — ре-аультат синтеза экзистенциально-феноменологической философии с предшествующей герменевтической традицией. Для Гадамера, как и для Хайдеггера, понимание есть форма первичной данности мира человеку. Оно лежит в основе нашего отношения не просто к тем или иным текстам, но и к миру. Поэтому герменевтика, будучи филосо фией понимания, имеет универсальный статус, или универсальное измерение. Она не ограничивается методологическими вопросами истолкования произведений прошлой культуры и не сводится к разработке методологии гуманитарного познания, но имеет отношение к фундаментальным — онтологическим — структурам человеческого существования, к базисным моментам нашей коммуникации с другими людьми и нашего отношения к действительности.

Прежняя герменевтика стремилась к некоторому объективному, «правильному» пониманию текста. Залогом объективности был заключенный в тексте смысл. Его предполагалось воспроизвести посредством вникания в смысловое содержание, вложенное в текст автором. Это вникание, в свою очередь, предполагало воспроизведение смыслового поля, окружавшего текст, реконструкцию культурно-исторических условий его создания. Такую процедуру называли «перемещением». Историку надлежало мысленно перенестись из своего исторического и культурного мира в мир автора. Как бы ни трактовать этот процесс — как эмпатию, «вживание» в чужую субъективность, или как «вживание» в эпоху, в которую жил творец того или иного текста, — в любом случае базисной операцией истолкования служило перемещение, а его идеалом — устранение зазора, отделяющего интерпретатора от интерпретируемого. Гадамер находит этот идеал непродуктивным. Во-первых, потому, что он недостижим. Интерпретатор никогда не сможет «освободиться» от собственной ситуации, а тем более перевоплотиться в другую субъективность. Вера в такую возможность — иллюзия наивного объективизма. Во-вторых, — и это главное — такое стремление не нужно. Оно не столько облегчает понимание, сколько затрудняет его. Или делает понимание невозможным, ибо понять некий чужой опыт можно лишь сопоставив его со своим собственным, т.е. именно в качестве иного опыта. Поэтому более корректным описанием процедуры понимания будет не перемещение интерпретатора из собственного горизонта в горизонт текста, а слияние их горизонтов. Причем слияние это никогда не бывает полным. Дистанция, отделяющая истолкователя от истолковываемого текста, всегда остается. Она составляет необходимое условие понимания.

Гадамеровскую полемику с объективизмом традиционной герменевтики не следует расценивать как проповедь субъективизма. Дело в другом: в продуктивности герменевтического усилия, а продуктивным оно становится только в случае «отнесения», «применения» содержания текста к содержанию интеллектуального и культурного опыта того, кто этот текст интерпретирует.

Это первый момент. Второй момент проистекает из феноменологической установки по отношению к тексту. Объектом понимания в философской герменевтике выступает не воплощенная в тексте субъективность (чье-то «жизнепроявление», если пользоваться терминологией Дильтея), а независимое от чьих-либо субъективных намерений смысловое содержание. Последнее Гадамер именует «предметностью», или «вещностью» текста. Интерпретационная активность должна быть нацелена прежде всего на тот «предмет», о котором идет речь в тексте. Это требование Гадамера — понимать не чужую и не свою субъективность, а несводимое к их интенциям «существо дела» — отсылает к требованию Гуссерля «к самим предметам» или «к самим вещам». Гадамеров-ская герменевтика выступает здесь как «прививка» феноменологии к стволу герменевтической традиции истолкования письменных документов.

Стремление Гадамера уберечь герменевтику от психологизма можно проиллюстрировать и иным образом. Когда Шлейермахер говорил о том, что истолкователь должен «понять автора лучше, чем тот сам себя понимал», он ставил вопрос об объективном смысловом содержании (значении) текста, несводимом к интенциям его создателя. То, что «хотел» сказать автор, и то, что его произведение может «означать», — разные вещи. Смысл текста не тождествен его замыслу. Идеально-логические содержания не сводятся к субъективно-психическим состояниям.

Отметим еще один момент концепции философской герменевтики, развитой Гадамером. Понимание, по Гадамеру, есть событие, и в качестве такового — момент события традиции. Это означает, что традиция не есть нечто внеположное нам, но то, что постоянно «совершается», и мы, интерпретируя ее, являемся частью ее совершения. С одной стороны, это положение Гадамера в высшей степени продуктивно для герменевтической практики. Отсюда вытекают и концепция истолкования как диалога интерпретатора с текстами прошлых эпох, и положение об исторически-действенном сознании (всякий акт интерпретации того или иного произведения определен предшествующей традицией его интерпретации и сам, в свою очередь, образует звено в бесконечной цепи традиции). С другой стороны, развивая собственный тезис об определенности понимания традицией, о «причастности» понимающего бытию понимаемого, Гадамер говорит о конструктивной роли «предрассудков» в историческом познании. Дорефлексивные и допредикативные структуры нашего опыта, согласно Гадамеру, более важны для понимания традиции, чем рефлексивная деятельность. «Пред-рассудок» (немецкое слово VorurteU буквально означает «пред-суждение») в гораздо большей мере определяет нашу познавательную активность, чем «рассудок», полагает Гадамер. Но не принижается ли тем самым роль критического мышления, не становится ли наша мысль беспомощным придатком уже состоявшегося «события мысли»?

34. Неотомизм в контексте диалога религии и науки

Неотомизм - течение современной  католической философии, базирующееся на учении Фомы Аквинского. Получил  статус офицальной философской доктрины Ватикана после после опубликования в 1878 г. энциклики папы Льва 13-го. После 2-го Ватиканского собора (1962-1965) отчетливо обозначилась переоринтация неотомизма. Неотомизм ориентируется на рассмотрение и обоснование положений "вечной философии" через призму человеческого существования. Центральным для неотомизма является принцип гармонии разума и веры. Защищаемая ими доктрина обладает универсальными возможностями, подниматься над полярностью материализма и идеализма, сциентизма и антисциентизма.

Сторонники неотомизма утверждают предустановленное свыше непротиворечия единства данных веры и разума, взаимосвязь теологии откровения, рационального богословия и метафизики. философское умозрение, в интерпритации неотомизма, призвано ориентироваться на собственные критерии рациональности и направляться в конечном итоге "светом веры".

Онтология неотомизма имеет выход в сферу  теории ценностей. Теоретики неотомизма утверждают, что в основе всего  существующего лежит тотальность  чистого божественного бытия. Божественное бытие трактуется как невыразимое при помощи категорий и фиксируемое лишь специфическими надкатегориальными определениями - трансценденталиями, к числу которых относятся основной его "лики"- единство, истина, благо и красота. Метафизика неотомизма содержит подробное рассмотрение соотношение Бога и сотворенного бытия. В сфере сотворенного бытия существованию предшествует сущность, и даруемая свыше. Фома Аквинский пологал, что в разуме творца присутствуют сущностные образцы - формы вещей. Неотомисты говорят о том, что Бог, созидающий мир из ничего, строит его сообразно с определенными сущностными образцами.

Многообразие  сотворенного бытия интерпритируется в неотомизме при помощи идеи гилеморфизма : каждое конкретное образование - субстанция - рассматривается как состоящие  из материи и духовной формы. Материя предстает в теории неотамизма пассивным началом, возможностью, требующей для своей актуализации наличия формы. 
Неотомизм провозглашает наличие Бога и его творения: творец противоположен миру, но его создание позволяет в некоторой степени судить о нем самом. Принцип анология бытия служит опорой традиционных доказательств бытия Бога.

В неотомизме различаются онтологическая и логическая истины. Если первая - продукт соответствия вещи интелектуальному замыслу Бога, то вторая связана с позновательной деятельностью человека, наделенным свойством объективности. Согласно гносеологии неотомизма каждый материальный объект можно представлять как формальный объект, интересующий познающего субъекта. 
Познание характеризуется как процесс дематериального содержанеия, полученного субъектом при отображения реальности.

Теология  видится сторонникам неотомизма примером единства позновательного  и практического отношения к  миру. К практическому познанию они  относят также мораль, искуство, гуманитарные дисциплины. Над ними возвышается религиозная этика, эстетика, философия истории и иные отрасли философскрго знания. Религиозная вера и рациональное познание, утверждают неотомисты, не противоречат друг другу, не исключают одно другое, а при правильном употреблении друг друга дополняют. Это не антиподы, а два источника одного потока, два пути, ведущие к одной и той же цели. Источник веры в конечном счете - божественное откровение.

Офицальная  догматическая формула, выражающая томистскую концепцию взаимоотношения  философии и религи гласит: "философия - служанка веры". В статье "Католического словаря" записанно: Философия, какою её признает неотомизм, есть и должна быть служанкой веры. Она является ею потому, что она прокладывает дорогу для веры, устанавливает, например, духовную природу души, бытие Бога и т.д.

Тактика неотомистов  по отношению к новейшим научным  достижениям отличается от их позиции  в отношении развития филисофской  мысли. По отношению к естесственнонаучным  открытиям проявляется ныне терпимость и даже готовность к их ассимиляции натурфилософской системой неотомизма. Гонение на научное познание, в соответствии с формулой Экклезианства "многознание приносит скорбь" и прямое придание ученых анафеме осталось в прошлом. Неотомисты заявляют, что они пекутся о "правильном истолковании науки" ; в тоже время они стараются частично обновить, приспособить к науке свои догмы; направить поток новейших достижений наук о природе в русло богословских интерпритаций.

Суть обновленного подхода к вопросу о науке  и разуме, их роли в современном мире можно кратко сформулировать следующим образом. С одной стороны, признается, что благодоря науке и технике в современном мире осуществляются коренные преобразования. Религиозные философы занимаются проблемами естествознания, ушли от традиционного цензорского тона по отношению к науке. 

35. Персонализм и его вклад в учение о человеке ХХ века

Персонализм (от лат. persona — личность) — теистическое направление в философии, признающее личность первичной творческой реальностью и высшей духовной ценностью, а весь мир проявлением творческой активности верховной личности — бога.

Персонализм сформировался в конце XIX века в России и США, затем в 30-х гг. XX века во Франции и других странах. В России идеи персонализма развивали Н.А. Бердяев, Л.И. Шестов, отчасти Н.О. Лосский, С.Н. Булгаков, А. Белый, Вяч. Иванов и другие. Основоположниками американского персонализма явились Б. Боун, Ройс; их последователи — Э.У. Хокинг, Калкинс, Брайтмеп, Э. Кент, Д. Райт, П. Шиллинг, Флюэллинг, объединившиеся вокруг журнала «Personalist», осн. в 1920 Флюэллингом. Французские персоналисты (П. Ландберг, Недонсель, Г. Мадинье, П. Рикёр и др.) группировались во главе с Мунье и Ж. Лакруа вокруг журнала «Esprit», осн. в 1932. В Англии персонализм нашел последователя в лице Б. Коутса, в Германии — Штерна и др.

Персонализм — своеобразный результат разложения объективного идеализма, с одной стороны, и критики естественнонаучного, механического материализма — с другой.