Этика ученого: эволюция понятий и образов

     «выражайся  ясно»,

       «старайся проверять свои гипотезы  как можно более основательно»  — 

     примерно  так выглядят формулировки этих внутренних норм науки».

     Следовательно, заключает он, этика в этом смысле содержится в самой науке, и отношения  между наукой и этикой не ограничиваются вопросом о хорошем или плохом применении

     научных результатов

3. Этос науки

     Нормы научной этики, как уже отмечалось, редко формулируются в виде специфических  перечней и кодексов. Однако известны попытки выявления, описания и анализа этих норм.

     Наиболее  популярна в этом отношении концепция  Р. Мертона, представленная в работе «Нормативная структура науки» (1942 г.) В ней Р. Мертон дает описание этоса науки, который понимается им как комплекс ценностей и норм, воспроизводящихся от поколения к поколению ученых и являющихся обязательными для человека науки. С точки зрения Р Мертона, нормы науки строятся вокруг четырёх основополагающих ценностей.

     — Первая из них — универсализм, убеждение  в том, что изучаемые наукой природные явления повсюду протекают одинаково и что истинность научных утверждений должна оцениваться независимо от возраста, пола, расы, авторитета, титулов и званий тех, кто их формулирует. Требование универсализма предполагает, в частности, что результаты маститого ученого должны подвергаться не менее строгой проверке и критике, чем результаты его молодого коллеги. Наука, стало быть, внутренне демократична. Как вопиющее нарушение этой ценности Р.Мертон рассматривал попытки создания в нацистской Германии того времени «арийской физики».

     — Вторая ценность — общность (в буквальном переводе — «коммунизм»), смысл которой  в том, что научное знание должно свободно становится общим достоянием. Тот, кто его впервые получил, не вправе монопольно владеть им,  

хотя  он и имеет право претендовать на достойную оценку коллегами собственного вклада.

     — Третья ценность — незаинтересованность. Первичным стимулом деятельности ученого является бескорыстный поиск истины, свободный от соображений личной выгоды — завоевания славы, получения денежного вознаграждения. Признание и вознаграждение должны рассматриваться как возможное следствие научных достижений, а не как цель, во имя которой проводятся исследования.

     — Четвертая ценность — организованный скептицизм. Каждый ученый несет ответственность  за оценку доброкачественности того, что сделано его коллегами, и  за то, чтобы эта оценка стала  достоянием гласности. Причем ученый, опиравшийся в своей работе на достоверные данные, заимствованные из работ его коллег, не освобождается от ответственности, коль скоро сам он не проверил точность используемых данных. Из этого требования следует, что в науке нельзя слепо доверяться авторитету предшественников, сколь бы высок он ни был. Равно необходимы как уважение к тому, что сделали предшественники, так и критическое — скептическое — отношение к их результатам. Более того, ученый должен не только настойчиво отстаивать свои научные убеждения, используя все доступные ему средства логической и эмпирической аргументации, но и иметь мужество отказаться от этих убеждений, коль скоро будет обнаружена их ошибочность.

     Предпринятый  Р.Мертоном анализ ценностей и норм науки неоднократно подвергался  критике, не всегда, впрочем, обоснованной. Отмечалась, в частности, абстрактность  предложенных Р.Мертоном ценностей, и  то, что в своей реальной деятельности ученые нередко нарушают их, не подвергаясь при этом осуждению со стороны коллег.

     Во  многом под воздействием этой критики  Р Мертон вновь обратился к проблеме этоса науки в 1965 г. в работе «Амбивалентность ученого».

     В ней он отметил наличие противоположно направленных нормативных требований, т.е. норм и «контрнорм», на которые ориентируются ученые в своей деятельности. Противоречивость этих требований приводит к тому, что ученый нередко оказывается в состоянии амбивалентности, неопределенности по отношению к ним.

     К примеру:

ему надлежит как можно быстрее делать свои результаты доступными для коллег;	вместе с  тем он должен тщательно проверить эти результаты перед их публикацией;
он  должен быть восприимчивым по отношению к новым идеям;	но не должен слепо подчиняться интеллектуальной моде;
от  него требуется знать все относящиеся  к области его интересов работы предшественников и современников;	но его эрудиция не должна подавлять самостоятельность мышления ученого.

 

     Таким образом, ученый может и должен проявлять  определенную гибкость, поскольку нормативно-ценностная структура науки не является жесткой.

     И тем не менее наличие норм и ценностей (пусть не именно этих, но в чем-то сходных с ними по смыслу и по способу действия) очень важно для самоорганизации научного сообщества.

     Отдельные нарушения этических норм науки, хотя и могут вызывать серьезные  трудности в развитии той или  иной области знания, в общем все же чреваты большими неприятностями для самого нарушителя, чем для науки в целом. Однако если такие нарушения приобретают массовый характер, под угрозой уже оказывается сама наука.

     Сообщество  ученых прямо заинтересовано в сохранении климата доверия, поскольку без него было бы невозможно воспроизводство и развитие науки.

4. Социальная ответственность ученого

     В отличие от профессиональной, социальная ответственность ученых реализуется во взаимоотношениях науки и общества. Поэтому ее можно характеризовать как внешнюю (иногда говорят — социальную) этику науки.

     При этом следует иметь в виду, что  в реальной жизни ученых проблемы внутренней и внешней этики науки, профессиональной и социальной ответственности  ученых бывают тесно переплетены между собой.

     Интерес к проблемам социальной ответственности  ученых возник, конечно, отнюдь не сегодня, однако в последние 20—25 лет эта область изучения науки предстала в совершенно новом свете.

     Говоря  об общей направленности этих сдвигов, отметим, что вплоть до середины нашего столетия проблемы социальной ответственности  науки и ученых, вообще говоря, не были объектом систематического изучения.

     Их  обсуждение часто носило оттенок  необязательности, порой сбивалось  в морализирование, и потому нередко представлялось плодом досужих рассуждений. Такие рассуждения могли быть ярким выражением гуманистического пафоса и озабоченности автора, но они, как правило, мало соотносились с реальной практикой научных исследований.

     Этические вопросы и этические оценки касались науки в целом, а потому не могли  оказывать прямого влияния на деятельность конкретного исследователя, на формирование и направленность его научных интересов.

     Было  бы, впрочем, ошибкой считать, что  они не имели значения — их роль в процессе становления современной  науки несомненна. Ведь в ходе этого  процесса наука, как мы помним, должна была, помимо всего прочего, получить и моральную санкцию — обоснование и оправдание перед лицом культуры и общества.

     Еще Сократ учил, что человек поступает  дурно лишь по неведению, и что познав, в чем состоит добродетель, он всегда будет стремиться к ней.

     Тем самым знание признавалось в качестве условия — и притом условия  необходимого для добродетельной жизни; но вместе с тем и само искание  знания оказывалось деятельностью безусловно благой.

     В последующей истории философской  мысли выдвигались различные  трактовки того, что именно есть знание и чем должен направляться процесс познания. Могли меняться те практичес-

кие акценты, с которыми связывалось обладание  знанием, истиной (вспомним хотя бы бэконовское «знание — сила») — неизменной оставалась эта безусловно необходимая благость истины.

     И сегодня, когда социальные функции  науки быстро умножаются и разнообразятся, когда непрерывно увеличивается число каналов, связывающих науку с жизнью общества, обсуждение этических проблем науки остается одним из важных способов выявления и ее изменяющихся социальных и ценностных характеристик. Однако ныне попытки дать недифференцированную, суммарную этическую оценку науке как целому, оказываются — независимо от того, какой бывает эта оценка, положительной или отрицательной, — все менее достаточными и конструктивными.

     Те  стадии развития науки и социально-культурного  развития, когда можно было оспаривать необходимость самого существования  науки как социального института, ушли в прошлое.

     Из  сказанного отнюдь не следует, что наука  больше вообще не может быть объектом этической оценки, что единственная оставшаяся перед людьми перспектива — это слепо поклоняться научно-техническому прогрессу, по возможности адаптируясь к его многочисленным и не всегда благоприятным последствиям.

     Вопрос  в том, что такая оценка должна быть более дифференцированной, относящейся не столько к науке в целом, сколько к отдельным направлениям и областям научного познания. Именно здесь морально-этические сужения ученых и общественности не только могут играть, но действительно играют серьезную и конструктивную роль.

     Опыт  послевоенных десятилетий задал  существенно иные измерения обсуждению социально-этических проблем науки.

     М.Борн, говоря об этом в своих воспоминаниях, отмечал, что в «реальной науке  и ее этике произошли изменения, которые делают невозможным сохранение старого идеала служения знанию ради него самого, идеала, в который верило мое поколение. Мы были убеждены, что  это никогда не сможет обернуться злом, поскольку поиск истины есть добро само по себе. Это был прекрасный сон, от которого нас пробудили мировые события». Здесь имеются в виду прежде всего — американские ядерные взрывы над японскими городами.

     Большую роль в привлечении внимания общественности к последствиям применения научно-технических  достижений сыграло экологическое  движение, остро проявившееся с начала 60-х годов. В это время в общественном сознании пробуждается беспокойство в связи с растущим загрязнением среды обитания и истощением естественных ресурсов планеты, общим обострением глобальных проблем.

     Именно  социальная ответственность ученых явилась тем исходным импульсом, который заставил сначала их, а  затем и общественное мнение осознать серьезность ситуации, угрожающей будущему человечества.

     В отличие от предыдущего примера  в этом случае ответственное отношение  ученых заявило о себе еще до того, как положение дел — если его  рассматривать в целом — стало непоправимым. Кроме того, если в первом случае непосредственно вовлеченными в трагическое развитие событий оказались представители лишь некоторых областей физики, то экологическое движение оказалось по сути дела общенаучным, затронувшим представителей самых разных областей знания.

     Примечательно также и то, что ученые вовлечены  в экологическое движение не только своими общественными, но и сугубо профессиональными, собственно научными интересами. Достаточно напомнить в этой связи о том, что разнообразным сторонам проблемы «человек и среда его обитания» посвящена внушительная доля современных научных исследований, причем не только прикладного, но и фундаментального характера.

     Социальная  ответственность ученых, как мы видим, оказывается одним из факторов, определяющих тенденции развития науки, отдельных  дисциплин и исследовательских направлений.

     Отметим, наконец, еще один факт.

     В 70-е годы широкий резонанс вызвали  результаты и перспективы биомедицинских и генетических исследований. Кульминационным моментом стал призыв группы молекулярных биологов и генетиков во главе с П.Бергом (США) к объявлению добровольного моратория (запрета) на такие эксперименты в области генной инженерии, которые могут

представлять  потенциальную опасность для  генетической конституции живущих  ныне организмов.

     Суть  дела в том, что созданные в  лаборатории рекомбинантные (гибридные) молекулы ДНК, способные встроиться в гены какого-либо организма и начать действовать, могут породить совершенно невиданные и, возможно, потенциально опасные для существующих видов формы жизни. В развернувшихся дискуссиях предметом обсуждения стали этические нормы и регулятивы, которые могли бы оказывать воздействие как на общее направление, так и на сам процесс исследования.