Рисунок как метод диагностики и коррекции детей из приёмных семей

Анализируя выполнения ребенком заданий рисуночных методик, можно получить информацию об уровне его самооценки.

О высокой самооценке свидетельствуют:

крупный, пропорциональный рисунок (но не чрезмерно

большой);

сильный, уверенный нажим;

длинные (но не чрезмерно) ступни, крупные плечи.

На уровень низкой самооценки указывают:

расположение рисунка в нижней части листа;

частые стирания;

слабый нажим (может быть связан с астенизацией ребенка)

изображение несоразмерно маленького туловища;

отсутствие изображения ног.

Показатели противоречивой самооценки (высокий уровенъ сочетается с неуверенностью в своих силах):

расположение человека в верхней части листа; изображение маленькой фигуры (ребенок как бы надеется, что в маленьком рисунке будут меньше заметны дефекты) или чрезмерно большой (компенсаторная тенденция придать себе значимость, превозносить себя в воображении); уход от выполнения задания — ребенок предполагает, что не сможет нарисовать такого человека, какого хотел бы; штриховка ног, преувеличенный размер обуви. [4]

Такие показатели, как изображение в последнюю очередь черт лица либо отсутствие их прорисовки, могут свидетельствовать как

о неустойчивой, так и о низкой самооценке.

Наблюдение за поведением пациента во время работы дает терапевту такую же ценную информацию, как и сам рисунок. Внимательный терапевт может составить начальное мнение о таких важных вопросах, как маторика, зависимость от кого-либо или чего-либо напряжение, импульсивность, отсутствие чувства безопасности.         Во время процесса оценки личности терапевт может также обратить внимание на скорость рисования, спонтанность поведения и комментарии, а также детальность рисунка, что позволит уточнить об общем функционировании пациента. Терапевт также получает возможность наблюдать за некоторыми проявлениями эмоций. Злость, окрашивающая голос, выражение грусти на лице или беспокойство, дрожание руки – все это указывает на внутреннюю бурю чувств. Однако нельзя строить интерпретацию исключительно на жестикуляции или выражении лица изучаемого, поскольку многие могут скрывать свои чувства, особенно за короткое время. Поэтому необходимо пользоваться большим количеством более объективных исследовательских процедур. [2]      Таким образом, внимательно рассмотрев детский рисунок, можно узнать многое из того, что скрыто во внутреннем мире ребенка. Необходимо лишь подчеркнуть, что таким образом возможно выявление неких общих тенденций, но не постановка точного психологического диагноза. Важно и то, что поскольку изучается личность, находящаяся в процессе становления, постольку чем младше ребенок, тем более ограничены возможности суждения о его личности.

«Видеть, как возникает форма в каракулях ребенка, — одно из чудес природы» (Арнхейм).

Значение и ценность графического выражения в диагностике и лечении эмоциональных расстройств сейчас признается большинством клиницистов и психотерапевтов. Арт-терапевт может помочь в раскрытии и в лечении глубинного проблемного материала, который трудно выразить вербально. Не говоря уже о его ценности как средства выуживания подсознательного, самый акт творчества может играть роль как профилактического, так и терапевтического средства. Одобрение творческого выражения, особенно в

раннем возрасте, необходимо сегодня более, чем когда-либо раньше. Многое в современном мире подавляет потребность ребенка в творческом. Долгие часы перед телевизором, механизмы для производства глупого искусства-ширпотреба и стрессы особенно враждебны для творчества. Это не делает детей счастливыми. Психической стабильности угрожает то, что ребенок должен выбирать: подчиняться, преобразовывать, выходить из игры или разрушать. [6]

Введение арт-терапии в психиатрическое лечение было медленным и сложным. Скептицизм и непонимание объясняют безразличие и нежелание принимать методику, которая зарекомендовала свою эффективность

при работе с большим количеством пациентов с эмоциональными расстройствами. Отчасти это происходило из-за неопределенности понятия «арт-терапия».

Разные подходы представлены двумя опытными практиками И. М. Лиддиатт в Англии и Крамером  в США. Лиддиатт основывает свои процедуры на концепции Юнга о том, что мы все должны начинать осознавать индивидуальное и коллективное бессознательное. Через воображение пациент фактически сам себя лечит, выражая его в рисовании и моделировании. В этом процессе подсознательный материал выносится на поверхность в графическом изображении: смутное беспокойство становится очевидным как связь, установленная между бессознательным и сознательным. [7]

Процедура Крамера отличается тем, что стимулирует и подбадривает творческую деятельность не для раскрытия глубоко подавленного подсознательного материала, а для чувства, потенциально присущего самому акту производства чего-то — чувства удовлетворения достижением.

Парадоксально, но некоторые одаренные художники творят свои самые лучшие, работы в период интенсификации психического расстройства, а некоторые странные рисунки детей-шизофреников имеют явную

художественную ценность.

Нередко именно таким образом («думая, что ребенок думал, что...») интерпретируются детские рисунки. Затем на основе подобных выводов ставятся диагнозы, назначаются коррекционные мероприятия. Бывает, что результатом всего этого становится необходимость исправлять последствия психологического вмешательства. [7]

Еще в 1924 году талантливый педагог В.Н. Сорока-Россинский убеждал коллег, что тот или иной ребенок может оказаться трудным вовсе не в силу какой-либо дефектности вообще, а, наоборот, по причине сложности и богатства своей натуры.

Поэтому подбирая психодиагностические процедуры с целью приблизиться к пониманию внутреннего мира человека, его сокровенных проблем, переживаний, важно ориентироваться на систему значений, предлагаемых самим испытуемым, особенно если это — ребенок. Ведь «дитя мыслит формами, красками, звуками, ощущениями вообще», — писал К.Д. Ушинский. Иными словами, ребенок мыслит не так, как взрослый, осуществляющий диагностику и последующую интерпретацию данных. 
Дети через визуальные образы передают представления о самих себе. Главное, суметь понять их символические послания. [7]

Размышляя над тем, «что такое хорошо и что такое плохо» в интерпретации детских рисунков, мы сравнили возможности проективных рисуночных тестов и арт-терапевтической диагностики на предмет адекватности получаемой при этом информации.

Как известно, арт-терапия изначально рассматривает изобразительную творческую деятельность как терапевтический процесс, предназначенный для «исцеления души». Следовательно, изобразительная деятельность в этом случае не является методом диагностики в общепринятом понимании. Однако зарубежные и отечественные психологи подчеркивают высокий диагностический потенциал творческой продукции участников арт-терапевтической работы.

Это в какой-то мере сближает арт-терапию с проективными рисуночными тестами. Некоторые авторы даже выделяют проективную арт-терапию как самостоятельную дисциплину. [6]

Однако между продукцией арт-терапевтического творчества и проективными рисунками нетрудно заметить существенные различия.

Таблица 1. Проективный рисунок и арт-терапия.

	Проективный рисунок	Арт-терапия
Цели	Диагностическая	Психотерапевтическая   Диагностическая   Коммуникативная
Диагностический материал, средства	Рисунок  Пострисуночный опрос	Рисунок   Изобразительный продукт  Вербальная коммуникация  Невербальная коммуникация
Тема задания	Ограничена  Содержание заданияи тема строго соответствуют верифицированному тесту	Свободная   Определяется логикой арт-терапии
Психологические механизмы	Проекция	Проекция  Перенос   Контрперенос
Интерпретация результатов	Качественная и   количественная обработка в соответствии со стандартизированными критериями	Интерпретация  в строгом смысле не применяется
Участие  специалиста	Допускается отсутствие при тестировании	Присутствие арт-терапевта  обязательно

 

В проективных рисуночных методах изображение для специалиста — только диагностический материал. При этом используются стандартные шкалы формальных элементов. Производится структурное (или формально-структурное) расчленение рисунка, качественный и количественный анализ его характерных деталей. Например, отслеживаются особенности оформления, композиции, перспективы, пропорций, линий, штриха, освещения (Р.Б. Хайкин); формально-стилевые особенности (М.Е. Бурно), учитываются качественные параметры и т.д. [7]

Проведение проективного рисования допускает отсутствие как самого исследователя (психолога), так и процедуры пострисуночного опроса. Например, в том случае, если работа выполняется в домашних условиях. Хотя в таком случае диагностическая ценность методики существенно снижается.

Арт-терапевтическая же диагностика невозможна при отсутствии специалиста. А вместо независимой интерпретации формальных признаков рисунка используются разнообразные речевые стратегии, во многом проясняющие символику и скрытый смысл продукта творчества. К тому же отслеживаются особенности мимики, движений, невербальной звуковой экспрессии и других реакций человека. Важно и то, что число тематических заданий для графических проективных тестов ограничено. В частности, к классическим относят рисунок человека (тесты Ф. Гудинаф, Д. Харриса), «Дерево» (К. Кох), «Дом—дерево—человек» (Д. Бук); рисунок семьи (В. Вульф; В. Хьюлс; Р.К. Бернс, С.К. Кауфман) и некоторые другие. [8]

В арт-терапии, напротив, предлагаются самые разнообразные темы для творческой деятельности. Рисунки не подвергаются аналитическому разбору. Интроспективное восприятие считается более информативным, нежели внешние признаки законченного произведения. Арт-терапевтические методы дают человеку возможность самому проецировать реальность и по-своему интерпретировать ее. Следовательно, психологу, стремящемуся разобраться в содержании рисунков ребенка, надо ориентироваться не на умозрительные представления и собственные проекции, а на ассоциации самого автора рисунка и «язык» его тела. Р. Гудман предостерегает от использования «технологии поваренной книги» в диагностике рисунков.

Бессмысленность интерпретаций только по формальным признакам подчеркивают и другие специалисты. Так, С. Кратохвил с большой долей иронии пишет, что вершины гор на рисунке могут свидетельствовать о тревожности, проблемах, страхах, о том, что испытуемый асоциирует эти горы с грудью матери, а также могут быть просто нарисованными человеком, который вырос в гористой местности.

Иными словами, прямолинейная интерпретация в арт-терапии — это плохо. [8]

Как мудро заметил М.М. Бахтин, нельзя понять внутреннего человека, делая его объектом безучастного нейтрального анализа. Человек может раскрыться лишь путем общения, диалогически.

Итак, при диагностике наряду с рисуночной деятельностью следует использовать речевую коммуникацию, наблюдать за вербальной и невербальной экспрессией испытуемого.

При интерпретации специалистом проективных рисунков существует опасность субъективизма, а также проекции собственных диагностических ожиданий и переживаний. В каждом графическом изображении, которое можно рассматривать как невербальное сообщение для другого, остается что-то специфически индивидуальное. И трудность методической задачи, подчеркивают Е.С. Романова и О.Ф. Потемкина, — максимально контрастно выделить то, что принадлежит автору изображения, отчленив его от того, что составляет нормативную, «неавторскую» сторону изображения — канву объективной ситуации, влияние стандарта задания, содержание общего смысла сообщения и т.п.

Важно также помнить о психологических механизмах проекции в проективном рисовании. Считается, что испытуемый проецирует (отражает, выражает) свои неосознаваемые или скрываемые потребности, комплексы, вытеснения, переживания, мотивы. [8]

Итак, с одной стороны, интерпретация рисунков детей, о которых экспериментатор не имеет никакой дополнительной информации, затруднительна и может привести к искаженным, далеким от реальности выводам. С другой стороны, если ребенок хорошо известен экспериментатору, возникает проблема «подстановки» данных. Так, зная о душевных переживаниях человека, интерпретатор рисунка выискивает в нем соответствующие формальные признаки.

Следовательно, любой специалист, проводящий диагностику, должен максимально корректно подходить к изобразительной продукции своих подопечных. Тем более что пластический образ, как наиболее экономичный инструмент коммуникации, открыто и искренне передает смысл изображенного. Таким образом, отмечая несомненную значимость проективного рисования в диагностике индивидуальных психологических особенностей, подчеркнем еще раз важность понимания границ метода. [6]

«Кто хочет невозможного, мне мил», — заметил Мефистофель. Видимо, недаром данные слова Гете вложил в уста именно этому персонажу.

Как замечает известный арт-терапевт К. Уэлсби, иногда бывает очень трудно разобраться в природе тех или иных проблем учащихся: связаны ли они с физическими, сенсорными, познавательными, эмоциональными или поведенческими факторами. Так, замкнутая, тихая девочка может иметь более серьезные проблемы, чем непослушная и эмоционально неуравновешенная, хотя именно первая может оставаться без внимания со стороны специалиста.

Арт-терапия нередко помогает выявить такие особенности и секреты детей, которые скрыты от наблюдателя в обычной школьной жизни.

Специфика арт-терапевтической диагностики — в ее гуманности по отношению к человеку. Диагностический и терапевтический процессы протекают одновременно. При этом легче устанавливаются эмоциональные, доверительные отношения между испытуемым и психологом.