Одиночество как социальная проблема

Время самоотождествления с объектом зависит как от внешних, ситуационных факторов, так и от внутренних, в число которых входит и субъективное временное пространство. Идентификация с объектом продолжается до тех пор, пока ощутимо не изменится его значимость, то есть пока он не попадет в разряд тех, которые мало интересуют субъекта. Это нужно понимать так: когда человек переживает состояния эмоционального спокойствия и уравновешенности, субъект одиночества просто не может, не хочет с ним идентифицироваться, потому что это потребует истинно человеческого межперсонального общения и, следовательно, обращения к своему «Я», которое, как мы уже знаем, потеряно, утрачено.

Циклы идентифицирования  могут повторяться многократно, до тех пор пока по законам диалектики количество не перейдет в качество, и одиночество из пограничной своей модальности не перейдет в патологическую, то есть диффузное - в клиническое. С какого-то момента субъект начинает осознавать отсутствие собственных переживаний или их полную зависимость от других людей. Он начинает остро чувствовать беспокойство, тревогу безотносительно к конкретной ситуации. Это может выражаться в беспокойстве за состояние здоровья родителей, детей, близких людей, хотя они не подают объективного повода к этому. Реже наблюдаются ипохондрические тенденции. В любом случае человек пытается «привязать» свое беспокойство к какому-то внешнему фактору. В то же время он интуитивно понимает, что в его жизни происходят бесконечные «неувязки», что степень его внутренней напряженности не объясняется внешними причинами. Его состояние не соотносится с обстоятельствами его жизни и не обусловливается ими. Он начинает «ловить» каждый более или менее подходящий момент для оправдания своего все более тревожного состояния. Это ему не удается, и человек попадает в состояние фрустрации, которое знаменуется угрозой психического срыва.

Многие исследователи  считают, что одиночество имеет  негативную эмоциональную окраску, люди его не только боятся, но и стыдятся. Эту позицию нам пришлось учитывать в своей практической работе и, соответственно, прикладывать особые усилия, чтобы «вывести» диффузное одиночество клиента в его сознание. Такое «выведение» может сопровождаться чувствами страха, вины и стыда, которым клиент, конечно, сопротивляется. Иногда этот процесс длится достаточно долго, так как клиенту нельзя предлагать альтернативу: одинок он или нет. Само слово «одиночество» достаточно редко употребляется в процессе психологического консультирования, и в любом случае клиент должен сам определить свое состояние. Иногда клиенту необходима помощь врача-психотерапевта, и такая возможность должна быть ему предоставлена.

Проявления диффузного одиночества в жизни человека весьма обширны и многогранны, потому что обширны и многогранны объекты его идентификации. Оно может обусловливать проблемы в самых разных сферах жизнедеятельности человека: от интимной до деловой, что будет проиллюстрировано в эмпирической части. При отсутствии квалифицированной психологической помощи состояние диффузного одиночества, так же как и отчуждающего, может переходить в клиническую форму.

Следующий вид одиночества - диссоциированное (от лат. dissociatio - разъединение), которое представляет собой наиболее сложное состояние, как по переживаниям, так и по происхождению и проявлениям. Генезис его определяется ярко выраженными процессами идентификации и отчуждения и резкой их сменой по отношению даже к одним и тем же людям. Сначала человек отождествляет себя с другим, принимая его образ жизни и следуя ему, безгранично доверяет «как самому себе». Именно это «как самому себе» составляет основу для понимания психологического генезиса данного состояния. После полной идентификации следует резкое отчуждение от того же объекта, что отражает истинное отношение человека к самому себе: одни стороны своей личности принимаются человеком, другие категорически отвергаются. Как только проекция этих отверженных качеств находит свое отражение в объекте идентификации, последний сразу же отвергается весь целиком, то есть происходит резкое и безоговорочное отчуждение. Чувство одиночества при этом острое, четкое, осознаваемое, болезненное. Данный вид одиночества относится к разряду пограничных состояний, нормального проявления он не имеет.

Субъективно позитивный вид одиночества управляемое, или уединенность, представляет собой вариант переживания психологической отдельности, осознания собственной индивидуальности, автономности, самости. В контексте личностного генезиса этот вид обусловлен оптимальным соотношением результатов процессов идентификации и обособления. Это динамическое равновесие можно рассматривать как одно из проявлений психологической устойчивости личности относительно воздействий социума, механизмами которой выступают способность к саморегуляции и рефлексия. Это нормальное состояния нормального одиночества.

Этот вид одиночества особенно выделяется из трех деструктивных его форм. Во-первых, оно обусловлено максимальной степенью выраженности идентификации и обособления вообще, а часто - по отношению к одному и тому же объекту. Во-вторых, смена этих тенденций происходит скачкообразно - от максимума до максимума. Конечно, это истощает человеческую психику очень быстро.

Нами замечено, что  данный вид одиночества свойственен людям с экспрессивной психикой. Их эмоции проявляются ярко, порой бурно, а способность к саморегуляции значительно снижена. Легко догадаться, как непросто таким людям общаться, тем более дружить или любить. Пословица «От любви до ненависти один шаг» имеет к ним прямое отношение. Мы не утверждаем, что эта пословица только про них, но что про них в том числе - безусловно.

Интересно отметить, что  по сравнению с другими изучаемыми категориями эта представлена меньшей  высоциированное одиночество, нашел  необходимый ему объект. Если же зеркало отказывается отражать самые  хорошие черты, оно безжалостно разбивается, то есть происходит полное отчуждение, без каких-либо объяснений, можно услышать лишь упреки от страдающего таким одиночеством человека. Напомним, что ему требуется посмотреть на себя, отраженного в другом. Он хочет как бы внедрить в другого человека свой образ и увидеть его, убедиться, что он существует и наделен определенными качествами.

Объектам такой идентификации  кажется, что их заставляют жить по заданным правилам, что их личность игнорируется вообще, что быть вместе можно только на определенных условиях, когда их «лепят» против собственной воли и не считаясь с их мнением. Действительно, прежде чем идентифицироваться с выбранным объектом, человек, переживающий диссоциированное одиночество, «вылепливает» его по своему мнимому подобию. Понятно, что подобия у всех разные, хотя и узнаваемы, например, по своей искусственности, ненатуральности, навязчивости...

Весьма интересны те люди, которые соглашаются на такую  нелепую «лепку», то есть объекты  идентификации. Такая черта, как готовность отражать все положительное, якобы присутствующее в субъектах диссоциированного одиночества, - обязательное условие для объекта идентификации. Поэтому выбор этих объектов не так богат и не так интересен, как у людей, испытывающих диффузное одиночество. При диффузном одиночестве для идентификации важны не столько характеристики объекта, сколько его состояние (далекое от нормального, спокойного), а при диссоциированном – определяющим становятся личностные особенности того, с кем предполагается идентификация. Эти особенности могут иметь определенный диапазон, но главным является подчиняе-мость, покладистость, покорность, отсутствие эгоистических, агрессивных и авторитарных тенденций, неконфликтность - все то, что в обиходе называется мягкотелостью или мягким характером.

Одной из определяющих характеристик  данного вида одиночества является то, что в таком состоянии появляется как бы призрак диссоциации: человек внутренне почти разделен, но не на отдельные личности, как в случае с психическими расстройствами, а на «хорошего себя» и «плохого себя». При этом «хороший Я» осознается и награждается «незаслуженными медалями», то есть наделяется самыми прекрасными чертами, которых в действительно либо нет совсем, либо присутствуют их зерна, но даже не ростки. Поэтому образ «Я хорошего» всегда искажен, неадекватен. У всех в разной степени, но искажен обязательно. Здесь можно было бы предположить завышенную самооценку, но это не так. Самооценка скачет точно так же, как и «маятник» испытуемого, - от неадекватно завышенной, до неадекватно заниженной. Поэтому субъект диссоциированного одиночества, глядя в другого как в зеркало, потенциально может увидеть две картинки: прекрасную и ужасную. Если прекрасное отражение себя действует на человека в целом благотворно, то ужасное, уродливое, конечно же, отталкивает. Нетрудно понять, что, когда такой человек видит в другом свой приукрашенный (самим же!) образ, он охотно и полно идентифицируется с этим другим, находя и в нем «в знак благодарности» хорошие качества. Но когда вдруг на фоне, конечно же, выдуманного, не истинного благополучия он обнаруживает в зеркале негативный облик самого себя, происходит резкое и безоговорочное  отчуждение, которое  сопровождается  еще и чувством предательства.

Понятно, что люди, переживающие диссоциированное одиночество, зависимы. Эта зависимость порой приобретает довольно-таки странные черты. Такие люди зависимы, с одной стороны, от того, в кого «смотрятся», с другой - от своего состояния, от отношения к себе, вернее, от его отсутствия. Да, действительно, отношение к себе в данном случае можно считать отсутствующим, так как свое «Я» расколото, не опознано и очень искажено в представлениях. Кроме того, таким людям очень нелегко признать в себе хотя бы какие-то реально существующие негативные черты. Они готовы обвинить чуть ли не весь мир в непонимании, небрежении ими, но только не себя в отсутствии необходимого мужества признать свое несовершенство и нежелании не только работать с собой, но и познавать себя.

В этом состоянии особенно остро переживается чувство покинутости и непонятости тем, кто раньше был рядом и понимал. Понятно, что те, кто был рядом раньше, остались рядом и сейчас, причем в том же качестве. Но для субъектов диссоциированного одиночества искаженным видится не только свой образ, но и отношение к нему других людей. Как только кто-либо из близких позволит хотя бы намекнуть на некоторые его неблаговидные поступки, диктуемые неблаговидными чертами характера или социально неприемлемыми личностными особенностями, происходит резкое отчуждение от них. Раны, нанесенные таким полным отчуждением, обычно бывают очень болезненны, и не только для того, кто отчуждается, но и для тех, от кого отчуждаются. Другими словами, человек, переживающий диссоциированное одиночество, вследствие особенностей этого состояния очень больно и глубоко травмирует близких ему людей.

Отметим, что как раз  близкие люди обращаются к психологу  чаще, чем те, кто испытывает этот вид одиночества. Однако если близкие люди в какой-то степени осознают и более или менее адекватно оценивают происходящее, то субъекты диссоциированного одиночества чаще всего дезориентированы в собственной жизни. Их часто гложет тревога, они становятся беспокойными и подозрительными. Конечно, эти качества у разных людей выражены по-разному. Многие их стараются внешне не проявлять, но внутренняя тревога, беспокойство и подозрительность имеют место у всех, кто попал в капкан диссоциированного одиночества.

Действительно, субъекты диссоциированного  одиночества тревожатся и беспокоятся о том, как выглядят в глазах другого человека (зеркале), потому что только через него они могут подтвердить не только собственную положительность, но и собственное существование. Через какое-то время они начинают подозревать другого в том, что он живет не только ради них, но имеет и свои интересы, свою отдельную личную жизнь. Начинается ревность, причем эта ревность особенная - она не имеет своего субъекта. Вернее, она имеет сколь угодно много субъектов, как одушевленных, так и неодушевленных. Человек, переживающий диссоциированное одиночество, ревнует свое «зеркало» - оно должно принадлежать только ему. И лишь с особого разрешения, «под очень чутким руководством» и очень редко кому-то позволяется заглянуть ненадолго в это несчастное «зеркало». Редко и ненадолго, потому что самое оберегаемое от зеркала - это знания мира, жизни, других людей. Возможно, что диссоциированное одиночество настигает тех, у кого чувство собственничества затмевают личность.

Возможен и другой вариант: чувство собственничества развивается как следствие этого вида одиночества. Этот вопрос требует изучения. В любом случае те, кто переживает такое одиночество, обычно оказываются выраженными ревнивцами и собственниками.

Вопрос о том, что  первично - личностные особенности или вид переживаемого одиночества, задается весьма часто. Чтобы ответить на него необходимы лонгитюдные исследования, которые организовать очень непросто. Ведь обращаются к психологу те, кто уже испытывает одиночество, поэтому диагностика личностных черт и особенностей проводится не до возникновения этого состояния, а во время него. Выборка же тех, кто успешно трансформировал негативные виды одиночества в субъективно позитивные, численно меньше и не позволяет делать обобщения, применимые к генеральной совокупности.

Однако следует заметить, что повторная психодиагностика таких людей существенно не отличается от психодиагностики в момент их обращения за помощью. Замечено, что снижаются показатели тревожности, возбудимости, агрессивности, подозрительности, конфликтности и других особенностей, негативно отражающихся на межличностном взаимодействии, но в целом психологические портреты узнаваемы, так как личностные черты намного более стабильны, чем какие бы то ни было психические состояния. Поэтому предположение о том, что личностные черты и индивидуальные особенности лежат в основе переживаемого вида одиночества, конечно, обосновано.

Итак, люди, переживающие диссоциированное одиночество, испытывают амбивалентные чувства по отношению к одним и тем же объектам ввиду особенностей генезиса данного состояния - максимальной степени выраженности идентификации и обособления и резкой, моментальной их смены. В отличие от диффузного одиночества, здесь свое «Я» не потеряно, а искажено, причем искажения могут быть любой направленности. Чаще встречается условно положительная направленность, то есть приписывание себе хороших качеств, но полное отсутствие попыток их проявления. Конечно, следует говорить о необходимости не проявления, а выработки таких качеств, коль они называются человеком как ему принадлежащие, но это процесс достаточно длительный и требующий серьезной психологической работы, на которую такие клиенты идут неохотно.

Реже встречается негативная направленность искажений собственного «Я», то есть приписывание себе плохих качеств, которых в действительности тоже нет. В таких случаях помочь человеку выйти из данного состояния значительно легче, так как психически здоровый индивид внутренне стремится к позитивному образу самого себя. Доказать или, точнее, показать позитив в человеке не только технически легче, но и этически менее напряженно, чем обнаруживать негативные тенденции.