Психология веры

Психологии религии оказалось  необходимым определить свои отношения  не только с теологией и философией, но и с социологией. Психология религии  ограничивает свою задачу изучением  человека, изучением психического аспекта, субъективной стороны религии. Но при  этом сама религия остается социальным, «коллективным» феноменом, она не сводится к психическому и субъективному: индивидуальный религиозный опыт всегда опосредован для индивида — социально  и исторически — той или  иной традицией.

Иными словами, то, что индивидом  воспринимается и обозначается как  религиозное, зависит всегда от того понятия религии, которое вырабатывается и существует в том обществе, в  котором живет индивид и которое он воспринимает в процессе обучения, т. е. от того образа религии, который существует в общественном сознании. Психика человека, психологические функции и способности развиваются во взаимодействии индивида с социальной средой, т.е. психика в этом смысле есть социальный продукт. Эта посылка важна для решения не только вопроса о том, что есть религия с психологической точки зрения, но и вопроса о самой психике и о роли религии как социального фактора психической жизни личности.

Психология религии сегодня, как и всякая другая научная дисциплина, предполагает наличие теоретической  гипотезы и ее эмпирического подтверждения. Описания индивидуального религиозного опыта, игравшие главную роль в начале века (У. Джемс, например), стали уступать место количественным (статистическим) методам изучения религиозного поведения  и состояний сознания, интерпретации  данных, полученных с помощью анкетирования  и опросов. Главное внимание направлено на изучение тех воздействий, которые  религиозный опыт оказывает на поведение  индивидов и групп, мотивов обращения  к религии, т. е. взаимодействия личностных и социальных факторов, того, что  обусловливает социальную значимость религии для индивида. Сегодня  в психологии религии главное  внимание обращено не столько на индивидуальные психологические характеристики верующих и различия между ними, поиски «психологических корней религии», сколько на социальные процессы, в которых происходят, в которые «вписаны» религиозные  действия и религиозное сознание, и тем самым психологический  анализ религии выходит на уровень  рассмотрения таких кардинальных проблем, как, например, проблема религиозной  преемственности поколений или  психологических факторов модернизации в странах «третьего мира».

Психология религии непосредственно  изучает, таким образом, субъективную сторону религии; религиозность  индивида в его социальных связях, прежде всего функциональных. Психологический анализ религиозности включает в себя изучение психических мотивов и установок, обусловливающих специфически религиозные представления, состояния сознания (вера, догма, исповедание) — во-первых; религиозное поведение и действия (молитва, медитация, ритуалы и т. д.) — во-вторых; религиозные отношения (внутри общины, с внешним миром) — в-третьих.

2.2 Личностно значимые  компоненты религии: религиозная  вера, религиозный опыт, религиозное  поведение.

Религиозная вера в отличие от суждений науки, не требует обоснования, доказательства, проверки и подтверждения посредством соотнесения с реальной действительностью. Она поддерживается не доводами разума и не фактами, подтверждающими ее. Она поддерживается силой традиции и «социальным соглашением». В отличие от философии, которая рассматривает веру в рамках процесса познания, соотнося ее с понятиями истины, знания, разума, в психологии вера рассматривается «операционально» — как выражение доверия индивида к тем или иным фактам и высказываниям. Верующий убежден в том, что источником его верований является божественное откровение.

Вера в самом широком  смысле слова, вне связи с религиозностью, является субъективно-психологической  основой человеческой деятельности. Деятельность всегда сопряжена с  необходимостью выбора определенной линии  поведения, всегда или почти всегда существует не одна, но несколько возможностей действия.

Выбор сопряжен с оценкой  ситуации, и такая оценка нередко  затрудняется отсутствием достаточно веских данных, неполнотой знания. В  таких случаях приходится принимать  решение, признав истинным какое-то суждение, не имея для того достаточно веских оснований. И. Кант, например, различал объективные основания от субъективных. Субъективным основанием принятия какого-то суждения в качестве истинного является вера, т. е. субъективная убежденность личности в истинности этого высказывания.

В русском языке существует одно слово «вера» для обозначения  двух различающихся между собой  «актов». В одном случае речь идет о том, что человек сознает  недостаточную убедительность, недостаточную  обоснованность своего суждения. Когда  человек говорит больному, которому предстоит сложная операция, «я верю, что все будет хорошо», то он говорит  так не случайно. И если это человек, который отвечает за свои слова, то по-другому он сказать не может.

Он не может сказать: «Я знаю, что все будет хорошо», —  потому что на самом-то деле он не знает и знать не может, и отдает себе в этом отчет. «Верю» здесь означает — я только верю, но определенно не знаю. Надеюсь и хочу, чтобы было так, но не знаю, как будет. Он может сказать: «Я знаю, что будет сделано все необходимое», — потому что это он как раз может знать (квалификацию врача, обеспеченность медикаментами и т. п.). Правда, и в этом случае он может не располагать необходимой информацией, и тогда он должен также сказать: «Я верю, будет сделано все необходимое».

Это — ситуация, когда  речь идет о «предмете», который  в принципе можно знать, и если эта возможность знать реализована или человек убежден, что она реализована, он говорит: «Я знаю». Если же она не реализована, если человек не обладает знаниями или убежден, что не обладает ими, он говорит: «Я верю». Вера в данном случае означает менее сильную убежденность, чем та, которая опирается на знание. Вера в данном случае — выражение субъективного убеждения: «Я не знаю, почему это так, но я верю, что это так»; «Я хотел бы знать, что будет со мной, но я не знаю и все же верю, что все будет хорошо»; «Конечно, было бы лучше знать точно, но все же что-то мне подсказывает, что действовать нужно так-то и так-то». Это вера-предположение. Человек, обладающий убеждением, покоящимся на такой вере, хотел бы, чтобы оно по возможности было подкреплено знанием, чтобы его вера перерастала в знание.

Иная ситуация, когда человек  убежден, верит, что он знает, как  обстоит дело, какое надо принять  решение, каким должен быть следующий  ход. Вера и в этом случае — субъективное убеждение, но убеждение на основе внутренней уверенности в адекватности основания  для такой уверенности. Эта вера — больше, чем то знание, которое  требует еще подтверждения и  проверки, это — вера, покоящаяся на очевидности. Эта ситуация усугубляется тогда, когда речь идет о «предмете», в принципе недоступном для познания в обычном смысле слова. В таком  случае вера становится «верованием* —  принятием в качестве истинного  суждения на основании единственно  лишь внутренней субъективной убежденности в его истинности. Такую веру Гегель в свое время считал принадлежностью  «наивного образа мышления», которое  еще не умеет отличать истину от того, что воспринимается как истина, от субъективного ощущения достоверности. Мы все хорошо знаем, замечал по этому  поводу Гегель, что люди самым «достоверным образом знали» и «знают» много  такого, что от этого еще не делается истинным: когда критерием истины считается очевидность, когда она  сводится к внутренней уверенности  и только, то очень часто и легко  суеверие предстает в качестве истины.

Вернемся теперь к приведенному выше примеру. Если человек говорит  в той первой ситуации «я верю —  все будет хорошо», то именно потому, что он говорит «я верю», т. е. психологически, «операционально» этот акт не есть акт религиозной веры, не есть выражение религиозности данного человека. Это суждение не есть религиозное верование. Если же человек находит все же возможным в этой ситуации сказать «я знаю — все будет хорошо» только потому, что он решается претендовать насовсем особое знание — знание того, чего знать нельзя, невозможно, знание, которое подразумевает, что человеку дан дар провидения будущего, или же оно ему открыто кем-то всеведущим, то такое суждение и есть суждение-верование, в котором выражается психологический механизм религиозности: вера получает специфически религиозную форму выражения, становится верованием. Благодаря этому механизму «верующий» человек получает возможность испытывать доверие к тому, к чему он отнесся бы крайне недоверчиво, руководствуясь здравым смыслом или критериями научного мышления.

В православном вероучении «бог есть неведомая, недоступная, непостижимая, неизреченная тайна» и «всякая попытка  изложить эту тайну в обычных  человеческих понятиях, измерить неизмеримую  пучину божества безнадежна». Само по себе такое понятие о боге есть «учение», доктрина, «религиозное знание», к которому индивид приобщается  через религиозное обучение —  в семье, в церкви, которое он, будучи верующим, принимает в качестве истинного на основании доверия  к авторитету церкви, традиции. Его  вера состоит в том, что он принимает  это религиозное знание в качестве истины путем научения, т. е. он может  принимать это понятие о боге на интеллектуальном уровне. Но он может  принимать его и, не задумываясь, чисто механически. С психологической точки зрения такой человек не обязательно является религиозным, хотя для социологии это достаточный показатель его религиозности. Вера в данном случае означает признание человеком авторитета церкви, ее учения.

Религиозная вера как психологический  феномен, как проявление религиозности  существует в виде религиозных верований, которые не обязательно связаны  с «религиозным знанием», но обязательно  — с внутренней уверенностью в  приобщении к «тайне»; переживанием того, что невозможное стало возможным. Такая вера является переживанием, для которого, в отличие от интеллектуального  акта, логика и доказательства не нужны.

Задача психологии заключается  в исследовании того, как, при каких  условиях возникают в переживающем их субъекте подобные переживания, к каким последствиям они ведут. Психологически верования отличаются от знаний тем, что они «сопротивляются» ясному и четкому отделению объективной реальности от субъективного воображения. Они основываются как раз на том, что воображаемое представляется чем-то наиболее реальным, обладающим безусловной реальностью. Здесь, в таком контексте, познать — это значит пережить что-либо. Мы это имеем в виду, когда говорим: «Я знаю, что это такое, — я сам это пережил».

В психологии восприятия известен тот факт, что восприятие и прямое наблюдение не просто пассивно регистрируют наблюдаемые предметы и ситуации, но одновременно помещают их в определенную смысловую рамку, частично данную от рождения, частично приобретенную, т. е, в самом процессе восприятия происходит активное истолкование и установление смысла. Это установление смысла присуще  верованию как его психологический  механизм и как выполнение роли, способ поведения, соответствующие  ценностям и образцам, которые  общество предписывает каждому субъекту. Переживания, связанные с верой в бога, основываются на этой слитности факта и смысла в переживании. В этот психологический процесс включена, таким образом, религиозная традиция как культурное «снаряжение» процесса восприятия. С чисто функциональной точки зрения переживание бога выглядит, следовательно, столь же естественным процессом, как и переживание любой «вещи». Боги, «духовные существа» могут быть, поэтому для человека и той группы, в которой он живет, столь же действительны, как и реальные предметы. Человек живет в мире, который не равнозначен миру «как он есть» безотносительно к человеку, в мире, который является также и продуктом его воображения.

Присоединение индивида к  религиозной традиции означает наличие  готовности у него к восприятию мира, каким он в этой традиции представляется (в виде готовых верований), и готовности к действию, поступкам, прообразы  которых христианин, например, видит  и в тех житейских ситуациях, которые также изображены в Библии. Таким образом, одновременно с верованием, с понятием он получает образец поведения (норму) — в контексте, в котором его поведение связано с поведением бога, Воспринимая библейские повествования, христианин воспринимает общественные действия, и события собственной жизни может воспринимать в связи с действиями бога. Таково психологическое объяснение характера религиозных переживаний. Объяснение, полностью оставляющее за кадром вопрос об «истинности» религиозной веры в бога — как и вопрос о существовании бога — за пределами человеческого переживания.

Устойчивость религиозной  веры во многом связана с ее способностью сопротивляться, противоречащей ей информации. Отчасти она объясняется психологической природой всякого переживания, т. е. тем фактом, что доводы разума чаще всего, или достаточно часто, бессильны перед эмоциями и желаниями. Но большую роль в устойчивости веры играют и социокультурные обстоятельства: если многие люди верят в бога, то не может же это быть «просто так», не может быть, чтобы за этим ничего не стояло, — вот один из типичных мотивов. Наряду с этим важна социальная поддержка со стороны членов семьи, религиозной общины, своего рода социальное давление на каждого верующего, включающее соображения сохранения престижа, демонстрации национальной приверженности и т. д. Правда, это имеет второстепенное значение для 219 глубоко верующего человека, для которого бог представляется более важной реальностью, чем весь окружающий его мир.

Особенность религиозных  верований состоит, таким образом, в том, что они представляют собой  психологическое образование, обладающее внутренней целостностью и самостоятельностью. Отсюда понятны данные опросов, которые  свидетельствуют (как о типичном явлении) о массовой неосведомленности  верующих в важнейших теоретических  и фактических вопросах, составляющих основу их собственных вероисповеданий: вера не может быть интерпретирована как «продолжение» религиозного знания. Верования большинства людей являются «примитивными» в том смысле, что вопрос об их обоснованности, как правило, они не ставят.

Американский социолог С. Бадд приводит данные, характеризующие религиозность уже в послевоенное время в Англии и в США.

Данные свидетельствуют, что религиозные познания верующих крайне ограничены, хотя почти половина населения посещает церковь и  почти все считают себя людьми религиозными. Так, только две трети  американцев-христиан, как показали эти исследования, знали, где родился  Христос; лишь одна треть знала, кто  правил Иерусалимом в это время, и менее одной трети — кто  произнес Нагорную проповедь. С. Бадд обращает внимание на то, что даже активные верующие мало знают Библию настолько (это психологически интересно), что принимали как правильные, как содержащиеся в Библии высказывания, полностью противоречащие учению Христа, если только эти высказывания были выражены в библейской манере, на «библейском языке». С. Бадд заключает, что вера громадного большинства населения не основывается на теологии, на учении церкви, что в современном обществе крайне редко встречается знание религиозной догматики, а «живая» религиозная вера носит во многом непоследовательный, случайный, эклектический, неупорядоченный характер.