Психология веры

То, что одинаково присуще  людям как религиозным, так и  нерелигиозным, гораздо более существенно, чем то, что их различает. И это  относится к конфессиональным различиям.

Важнейшим каналом социокультурной  детерминации религиозности является нравственность. В становлении религии  решающим этапом является появление  обязующего требования «ты должен»  как «этического фактора». Религиозная вера, так или иначе, включает в себя «этос»: наряду с чисто ритуальными она приводит в движение этические регуляторы поведения. Религиозное влияние на поведение человека — это влияние, в решающей степени опосредованное этикой. Соединение воззрения на мир с вытекающим из него пониманием смысла и нравственных обязательств жизни человеческой дает возможность религии выполнять педагогическую функцию, удовлетворять психологические потребности людей, оказывать психотерапевтическое воздействие.

Социально-психологическая  интерпретация религии дает возможность  выявить важный аспект религиозности, связанный с тем, что поведение  человека определяется влиянием культурных «образцов». Эта возможность появляется благодаря тому, что современная  психология религии преодолевает как  традиционный подход — редукцию, сведение религиозности к чисто психологическому феномену, проявлению индивидуальной психологии, — так и сведение религии к социальной механике, игнорирующей в религии ее собственно психологическую  компоненту.

Такой подход все же и  сегодня достаточно распространен. Его наиболее наглядно демонстрирует  трактовка религии в «поведенческой психологии» Б. Ф. Скиннера. Основываясь  на опытах с животными, Скиннер разработал теорию «управляемого поведения». Поведением можно управлять, каким-либо образом  поощряя нужный образ действий и  тем самым формируя весь репертуар  человеческого поведения. В работе «По ту сторону свободы» Скиннер  определяет религию как «социальную  систему усиления», которая управляет  человеческим поведением с помощью  «вербальных» усилителей. Эффективность  религиозного управления поведением держится на воображаемом, мнимом контакте со сверхъестественным, от которого зависит вечное блаженство или вечное мучение, в будущем  ожидающее человека в зависимости  от избираемой им линии поведения. Техника управления поведением заключается в определении того, что нужно делать и чего не нужно делать.

Социальная группа делает это с помощью различения того, что «хорошо» и что «плохо»; государство  — устанавливая, что «законно»  и что «незаконно»; нужное поведение  в религии обозначается как «богоугодное»  в отличие от «греховного»; традиционное описание «неба» и «преисподней», рая  и ада и есть, по Скиннеру, используемые религией «усилители» — позитивный и негативный.

Отличие религии от других социальных «усилителей» (экономических  стимулов, системы воспитания и др.) в том, что она вводит в качестве стимула представление о том, что наступит только после смерти. Власть религиозных инстанций зависит  от того, насколько эффективно действуют  соответствующие вербальные «усилители».

На поддержание их действенности  направлены религиозная проповедь, воспитание, в которых «усилители», выраженные в словах «рай», «ад», «благочестие», «грех», сочетаются с другими. В особенности относящимися к таким важнейшим сферам, как мораль и государство. Религиозное управление, по мнению Скиннера, может осуществляться одним человеком, например в первобытно родовом обществе, если он доказывает с помощью магических обрядов свою способность приносить счастье или несчастье другим, или же жреческим сословием, церковной иерархией, если они представляют достаточно убедительные доказательства своей способности оказывать нужное им влияние на существующий порядок вещей и ход событий.

Скиннер утверждает, что  в эксперименте можно показать наличие  у животных аналогов человеческих суеверий, что человеческое поведение управляется  с помощью социальной технологии, в основе которой лежит механизм, одинаковый у животных и у людей. Психологическое оформление этого  механизма у человека, в том  числе и в религии, имеет второстепенный характер.

В психологии религии в  качестве основного и наиболее плодотворного  направления изучения религии утвердился сегодня ее социально-психологический  анализ, преодолевающий обе крайности  — сведение религии к индивидуальной психологии, как это было у У. Джемса, и бихевиористский подход в духе Скиннера. На смену им приходит анализ религии в рамках решения проблемы осмысленности человеческой жизни как проблемы социокультурной.

Психологический аспект этой проблемы разработан австрийским психологом В. Франклом в учении о смысле жизни, в контексте которого предлагается и соответствующая интерпретация религии. (Социологический аспект такого анализа мы рассмотрели в главе III на примере концепций Р. Бергера, Т. Парсонса.)

Франкл занимался не просто теоретической разработкой проблемы смысла, но и тем, что он назвал логотерапией, т. е. оказанием практической помощи людям, страдающим «смыслоутратой».

Франкл полагает, что в  недавнем прошлом, во времена Фрейда, человек страдал главным образом от комплекса неполноценности, от скрытых, непонятных ему желаний и тревог. Психоаналитик, проникая сквозь сны, фантазии, ассоциации в эти желания и тревоги, помогает пациенту справиться с ними, связывая их с моральными проблемами, выступая в качестве врачевателя души.

В наше время ситуация изменилась: самая серьезная угроза сегодня  — утрата многими людьми ощущения осмысленности жизни. Логотерапевт тоже врачеватель души, но его задача несколько иная, чем у психоаналитиков, — помочь человеку найти смысл жизни.

Проблема в том, полагает Франкл, что никто не может дать нам единственный смысл, который  мы можем найти в нашей жизни, в нашей ситуации. Мы сами, каждый из нас в отдельности должен отыскать тот единственный смысл, который  кроется в жизни каждого как  в уникальной, неповторимой ситуации. Личностью делает человека стремление к реализации уникального смысла своей жизни. Нахождение смысла — вопрос не познания, а призвания. Не человек ставит вопрос о смысле своей жизни, а жизнь ставит перед нами этот вопрос, и человеку приходится отвечать на него ежедневно, ежечасно, отвечать не словами, а действиями.

Искать готовый и годный на все случаи жизни ответ —  это все равно, что спрашивать у чемпиона мира по шахматам, какой  ход в шахматах он считает лучшим. В каждой позиции — это свой ход.

Каждая ситуация несет  в себе свой смысл, разный для разных людей, и для каждого он является единственным. Смысл не задан нам, мы не можем выбрать себе смысл, мы можем выбрать себе лишь призвание, деятельность, в которой мы обретаем смысл.

Это не значит, что в поисках  смысла человек лишен всяких ориентиров. Такими ориентирами являются ценности — смысловые универсалии, как их называет Франкл. Ценности — понятия, в которых кристаллизовался опыт, обобщающий типичные ситуации, с которыми человечеству пришлось сталкиваться в своей истории. Смысл жизни человеческой личности всегда связан с обществом, в нем человек вырабатывает и обретает ценностные ориентации — то, что обобщает возможные пути, посредством которых человек может сделать свою жизнь осмысленной. Существуют три группы ценностей: то, что мы даем обществу (ценности творчества); то, что мы берем от мира (переживание ценностей); и, наконец, позиция, которую мы занимаем по отношению к судьбе, к тому, что выпадает на долю каждого и что он уже не может изменить, но как-то должен принять. Франкл уверен, что человек способен бросить вызов самым тяжелым условиям. Он видит цель человеческой жизни не в том, чтобы реализовать заложенные в человеке потенции, реализовать себя, а в том, чтобы сделать то, что нужно в данной ситуации, в данный момент. Иными словами, задача заключается в том, чтобы каждый раз стремиться не к возможному, а к должному. Поэтому истинной проблемой для человека остается проблема ценностей; ему необходимо решить, какая из существующих, открытых перед ним возможностей достойна реализации. Это проблема нашей свободы и нашей ответственности.

Фрейд полагал, что если поставить  некоторое количество самых разных людей в одинаковые условия голода, то с возрастанием голода все индивидуальные различия сотрутся, и вместо них появится однообразное выражение неукротимого побуждения: инстинкт — общий знаменатель для самых разных людей. В противоположность Фрейду истинным, как обнаружил в своем опыте Франкл, было другое. В концентрационных лагерях — а еврей Франкл в 40-х годах был узником нацистских концлагерей — люди стали более различными: маски были сорваны — с «животных» и со «святых». Голод был одним и тем же, но люди были различны.

Сознательно или бессознательно, но каждый человек решает за себя сам, делая свой выбор: будет он противостоять  или сдастся.

Вещи детерминируют одна другую, человек же определяет себя сам, в нем самом — причина, он — свободен. Свобода человека по отношению к внешним обстоятельствам  занять по отношению к ним ту или  иную позицию. Человек свободен благодаря  тому, что его поведение определяется ценностями и смыслами, локализованными  в «поэтическом измерении» — так  Франкл называет совесть.

Совесть — вот что помогает нам искать и находить смысл жизни.

Этой проблеме посвящена  одна из книг Франкла с примечательным названием — «Подсознательный бог». Человека направляет в поисках смысла его совесть, она является «органом смысла».

Совесть принадлежит к  числу специфически человеческих проявлений, она неотъемлемое условие человеческого  существования. Только с ее помощью  человек может обрести осмысленную  жизнь, но она может и дезориентировать человека. Никто не может дать нам  тот единственный смысл, который  мы можем найти (или не увидеть) в  нашей ситуации, в нашей жизни. Эта ситуация предоставляет разные возможности, таит в себе разные «смыслы».

Нужно выбрать один, который  — насколько нам позволяет  судить наше ограниченное знание —  мы считаем истинным в данной ситуации. Ошибка не исключена, гарантии нет. Осуществляя  смысл своей жизни, человек так  и не знает никогда, до самого последнего мгновения, удалось ли ему действительно  реализовать себя. Ценностям мы не можем научиться, ценности мы должны пережить.

Фундаментальное положение  теории Франкла: совесть и ответственность присущи и религиозным, и нерелигиозным людям.

Различие между ними только в том, что нерелигиозный человек  не задается вопросом о «высшей инстанции», помимо совести, перед которой он несет ответственность за реализацию смысла своей жизни. Для человека же религиозного этой инстанцией является бог. Бог для Франкла — это тот собеседник во внутреннем диалоге, к которому обращены наши самые сокровенные мысли. Тем самым бог как «психологическая величина» — это персонализированная совесть, совесть, представляемая в качестве особой личности. Это и есть «подсознательный бог», таящийся в каждом человеке. В каждом — поскольку у каждого человека существует глубинное стремление к общению с таким «собеседником», как совесть, хотя у некоторых оно может быть отнесено далеко на периферию его жизненных интересов. Психология имеет дело с этим богом. Она оставляет открытым вопрос о существовании трансцендентного бога институализированной религии. Это все тот же «методологический атеизм», грань, отделяющая научный подход к религии от теологического. Концепция религии у Франкла — отражение результатов его научных исследований, а не выражение его личного отношения к религии, которое может быть в принципе различным в широком диапазоне — от глубокой конфессиональной приверженности до полностью светского гуманизма.

Религиозность, на том уровне рассмотрения, который избирает Франкл, означает поиск человеком смысла жизни, обращение к голосу совести. В этом смысле все люди религиозны, только религиозность одних проявляется  на осознанном уровне, у других —  на бессознательном. Но это религиозность, в рамках которой «бог» воплощен в человеческой совести, а искомый  смысл — ценность заключена в  том мире, в котором мы живем.

Существует ли иной бог, о  котором говорит институализированная религия? С точки зрения Франкла, ответ на вопрос, существует ли «сверхсмысл» — высший смысл некоего целого, в свете которого приобретает смысл и отдельная человеческая жизнь, т. е. смысл вселенной или смысл истории, — дать невозможно. Он лежит за пределами человеческого существования, «трансцендентен» ему. Франкл подчеркивает, что из этого не следует делать вывод о бессмысленности или абсурдности бытия. Человеку приходится мириться с тем, что невозможно охватить бытие как целое, невозможно познать его сверхсмысл, во всяком случае, с помощью научного мышления. Если сверхсмысл существует, то он осуществляется независимо от жизни отдельных индивидов. Человек может считать, что история, в которой осуществляется сверхсмысл, происходит либо через посредство его действий, либо наперекор его бездействию, как бы не существуя «для меня» и от «меня» никоим образом, не будучи зависимой. Связи нет, человек существует так, как если бы бога не было.

Так же как в первом случае можно говорить о том, что все  люди, обладающие совестью и живущие  по совести, в этом смысле одинаково  религиозны и различаются только тем, как они называют свою совесть  — совестью человеческой или богом, так во втором случае — когда  речь идет о сверхсмысле — все люди одинаково безрелигиозны, т. е. на самом деле и всегда человек определяет себя сам. Попытка дать человеку смысл извне «в готовом виде» свелась бы, по мнению Франкла, к морализированию, к «морали в старом смысле слова», которая отжила уже свой век. В наше время, когда десять заповедей для многих потеряли уже свою силу, констатирует Франкл, человек должен быть приготовлен к тому, чтобы воспринять «десять тысяч заповедей, заключенных в десяти тысячах ситуаций», с которыми его сталкивает жизнь. Только тогда эта жизнь будет восприниматься им как осмысленная, а значит, заполненная делами, и только тогда он приобретет иммунитет по отношению к «экзистенциальному вакууму» и таких двух его следствий, как конформизм и тоталитаризм.

Воспитание должно быть в  наш век направлено к тому, чтобы  не только передавать знания, но и оттачивать совесть, чтобы хватило чуткости расслышать требование, содержащееся в каждой ситуации.