Конституционные основы уголовного законодательства России

Признавая предмет  преступления признаком его состава, следует установить его место  в системе элементов состава  преступления, определяемое характером действий, совершаемых с ним. В теории уголовного права отмечают, что предмет преступления – это предметы или вещи, служащие материальным (вещественным) поводом, условием либо свидетельством существования общественных отношений, и посредством изъятия, уничтожения, создания либо видоизменения которых причиняется вред объекту преступления. А.А.Пионтковский считал, что о предмете преступления как признаке состава следует говорить, когда на него, в отличие от объекта преступления, не происходит посягательства. Так, объектом взяточничества является нормальная работа государственного аппарата, а предметом – определенные материальные ценности; объектом контрабанды – монополия внешней торговли государства, а предметом – товарно-материальные ценности, незаконно перевозимые через границу. Поэтому предмет преступления относится к объективной стороне состава преступления. Хотя в силу тесной связи предмета и объекта преступления и невозможности выражения общественных отношений без материальных предметов, предмет должен рассматриваться вместе с объектом преступления²⁵.

Таким образом, возникает двойственность при определении  места предмета преступления в системе  признаков его состава. Во-первых, предметы преступления – это предметы материального мира и информация, существующие до совершения преступления, выражающие общественные отношения, охраняемые уголовным законом и подвергающиеся воздействию. Во-вторых, к предметам преступления относят также предметы материального мира и информацию, получаемые в результате преступления (ст. 185. 186. 187. 222. 228. 238. 327 УК РФ), и предметы материального мира, перемещение которых в пространстве посягает на объект преступления (ст. 174, , 188, 204, 290 УК РФ)²⁶. Это терминологическое разногласие (в одних случаях предмет – это то, на что направлено воздействие, а в других – это то, чем воздействуют) ставит под сомнение изучение предмета в рамках понятия объекта преступления.

И в первом, и  во втором случаях предметы материального  мира конкретизируют общественные отношения как объект преступления, но их роль в процессе совершения преступления различна. В первом случае эти предметы существуют до совершения преступления и подвергаются непосредственному воздействию, а во втором – их изготовление и перемещение в пространстве образует объективную сторону преступления. Предмет преступления традиционно относят к признакам объекта уголовно-правовой охраны – системы отношений, существующих до совершения преступления. Предметы материального мира, изготовление которых характеризует процесс совершения преступления, не являются элементами этой системы и не относятся к объекту. Имущество, передаваемое в виде взятки, и предметы, перемещаемые через таможенную границу с нарушением требований, относятся не к объекту, а к объективной стороне²⁷. В.Я. Таций отмечает нецелесообразность отделения от объекта предметов, не входящих в систему охраняемого отношения. По его мнению, предмет преступления – это вещи материального мира, с определенными свойствами которых закон связывает наличие в действиях лица признаков конкретного состава преступления²⁸.

В таком ключе  рассматривает понятие предмета преступления и Пленум ВС РФ, указавший  в постановлении от 10 февраля 2000г. №6 «О судебной практике по делам о  взяточничестве и коммерческого  подкупа » следующее: «По смыслу закона, предметом взятки или коммерческого подкупа наряду с деньгами, ценными бумагами или иным имуществом могут быть выгоды и услуги имущественного характера, оказываемые безвозмездно, но подлежащие оплате». Однако, как обоснованно отмечает Н.И. Коржанский, при взяточничестве имущество является средством воздействия на лицо и ничем не отличается от орудия совершения преступления. В то же время автор непоследовательно относит к предмету преступления именно оружие при его изготовлении. Действительно, применительно к составу преступления, предусмотренному ст.226 УК РФ, оружие выступает предметом преступления, но в составе, предусмотренном ст.222 УК РФ, оружие не является предметом преступления – признаком объекта. Так, по верному замечанию Н.В.Вишняковой, нельзя относить к предмету преступления, предусмотренному ст.186 УК РФ, поддельные деньги. В то же время их нельзя относить и к орудиям или средствам преступления, при помощи которых виновный воздействует непосредственно на предмет преступления или потерпевшего²⁹. Представляется, что их следует именовать предметами совершения преступления.

В уголовно-процессуальном праве законодатель различает предметы материального мира, рассматриваемые  как предмет преступления, орудия и средства совершения преступления, а также продукты и предметы деятельности. Согласно ст.81 УПК РФ вещественными  доказательствами признаются любые предметы: 1)которые служили орудиями преступления или сохранили на себе следы преступления; 2) на которые были направлены преступные действия; 3)иные предметы и документы, которые могут служить средствами для обнаружения преступления и установления обстоятельств уголовного дела.  В первом случае речь идет об орудиях совершения преступления как о признаке объективной стороны преступления. Во втором – о предмете преступления как признаке объекта. В третьих – о предметах материального мира, изготовление которых свидетельствует о совершенном преступлении. К ним следует относить имущество, передаваемое в качестве взятки, незаконно перевозимые наркотические средства и т.д.

Отличие предмета преступления как признака, характеризующего объект, от предмета его совершения как признака, характеризующего объективную сторону, четко просматривается при анализе механизма причинения вреда в зависимости от сферы жизнедеятельности человека. Преступление может совершаться в материальной и нематериальной сферах жизнедеятельности общества. На основании этого С.В. Землюков выделяет типы воздействия на общественные отношения. В материальной сфере преступления совершаются путем непосредственного посягательства на материальные блага в процессе их производства, распределения или потребления либо путем выполнения такой же материальной деятельности, но в запрещенных формах (создание, распространение, хранение опасных и вредных для общества продуктов, предметов, вещей, когда результаты преступления материализованы, овеществлены и в большинстве своем имеют стоимостную оценку). В нематериальной сфере преступления совершаются в двух формах. Первую форму составляют преступления, посягающие на овеществленные духовные блага (ценности), символы, что приводит к их незаконному изъятию, уничтожению, повреждению. Вторую – преступления, заключающиеся в производстве, распространении вредного для общественного и индивидуального сознания продуктов духовной деятельности (сбыт порнографических материалов, призывы к террористической деятельности). Если вредные результаты (продукты)преступлений в сфере производства материальных благ представляют непосредственную опасность для материальных благ, телесной неприкосновенности человека, то вредные – результаты (продукты) нематериальной преступной деятельности опасны для духовной сферы человека³⁰.

Подводя итоги  отметим, что предмет преступления как форма выражения общественных отношений – это предметы внешнего мира и информация, существующие до совершения преступления и удовлетворяющие  потребности людей (быть социально значимыми), энергия и объекты экологии, доступные для восприятия и способные подвергаются воздействию, изменению и учету произошедших в них изменений. Значение предмета преступления выражается в следующем: во-первых, посредством закрепления в диспозиции статьи социальных свойств законодатель определяет характер отношений, выступающих объектом преступления; во-вторых, воздействие на предмет фиксирует изменения в социальной действительности как последствия преступления. Таким образом, социальные свойства предмета преступления выражают общественные отношения и характеризуют объект преступления, а физические свойства – способность поддаваться изменениям, которые можно зафиксировать, и характеризуют последствия преступления как признак его объективной стороны.

От предмета преступления, характеризующего объект, следует отличать предметы материального мира и информацию, создание и перемещение которых  в пространстве характеризует объективную  сторону преступления, которые следует  именовать предметом совершения преступления, поскольку они в отличие от орудий и средств совершения преступления непосредственно не воздействуют на потерпевшего.

В современной научной  литературе принцип ultima ratio и требование пропорциональности (соразмерности) уголовной ответственности не всегда разграничиваются. Так, специалистами отмечаются, что наказание в каждом конкретном случае должно приняться только в качестве последнего довода, вместе с тем законодатель обязан обеспечить такое правовое регулирование, которое, будучи в разумной и достаточной степени гуманным исключало бы необоснованно строгие, необусловленные сущность и опасностью преступно деяния репрессивные меры.³¹ Соответственно, недопустимо устанавливать уголовное наказание за деяние, в отношении которых достаточно применения мер гражданско-правовой, дисциплинарной или административной ответственности, и тем более недопустимости наказывать деяния, общественно полезные и необходимые.³²

Критерии, по которым уголовное  наказание могло быть рассматриваться  на предмет его допустимости и необходимости, разрабатывались уголовно-правовым знанием еще задолго до появления уголовных законов, оцениваемых современностью как вполне сообразные с принципами гуманности и разумного либерализма. Так, итальянский криминалист П.Л.Э. в России в работе Traite de droit penal («Основные начала уголовного права»), датируемой 1829 годом, то есть временем, когда уголовные законодательства самых прогрессивных европейских стран не освободились целиком еще от бремени чрезмерной суровости карательных мер по отношению к незначительным проступкам и неоправданной мягкости к действительно опасным преступлениям, назвал три критерия оценки наказания: во-первых, наказание должно быть справедливым, т.е. оно должно поражать только деяния нравственно преступное и того, кто виновен в этом деянии; во-вторых, наказание должно быть пропорционально не только тяжести преступления, но и испорченности того, кто его совершил; в-третьих, наказание должно быть полезно для охранения и защиты общества, необходимо, чтобы оно было в состоянии предупредить другие преступления; и в-четвертых, оно должно быть легко применено на деле.³³

В более ранней работе, написанной выдающимся немецким либеральным  мыслителем В.Ф. Губольдтом в 1792 г. под  названием «О пределах государственной деятельности», автор узнал, что единственным верным средством предупредить преступление будет ограничение в пользовании собственным правом посягнувшего на чужое право в той самой мере, в какой он это посягательство осуществил. Признавая, однако, невозможность абсолютно точного определения соразмерности между преступлением и наказанием, В.Ф. Губольдт узнал, что строжайшие наказания должны карать те преступления, которые действительно посягают на чужое право, а более мягкие – нарушения тех законов, которые предназначены только для того, чтобы помещать подобному посягательству, как бы важны и необходимы не были эти законы сами по себе.³⁴

Профессор А. Франк в  работе 1868 года не оспаривает взгляд П.Л.Э. России на ограничение, налагаемые на наказание, но в начале своего труда называет лишь два требования, которым должно отвечать всякое наказание претендующее называется справедливым: «…во-первых, оно должно быть вызвано действием, нравственно преступным; во-вторых, оно должно соответствовать злу, которое заключает в себе это действие».³⁵ Затем, однако, оно уточняет, что справедливость требует от наказания не только соразмерности его тяжести преступления, но и состоянию виновного, его средствам и силам. Это означает применительно к первому требованию, что не справедливо кражу карать смертной казнью и конфискацией с гражданской смертью, а во втором случае необходимо дифференцированный подход к виду и размеру наказания для лица бедного и лица зажиточного.³⁶

Одним из первых решений  Конституционного Суда России, в котором было сформулировано общее требование о том, что меры юридической ответственности должны быть соразмерны степени совершенного правонарушения и значимости защищаемых интересов, является Определение от 14 января 1999 г. №37-О.³⁷

Ранее, в Постановлении  от 11 марта 1998 г. №8-П³⁸ Конституционный Суд России указывал на справедливость и соразмерность как конституционно обусловленные требования (ч.3 ст.55 Конституции) применительно к ответственности, которая устанавливается за административный проступок (таможенное правонарушение). Кроме того, в Постановлении от 12 мая 1998 г. №14-П³⁹ Конституционный Суд России признал, что установление законодателем недифференцированного по размеру штрафа за такое административное правонарушение как не применение контрольно-кассовых машин при осуществлении денежных расчетов с населением, невозможность его снижения не позволяют применять эту меру взыскания с учетом характера совершенного правонарушения, размера причиненного вреда, степени вины правонарушителя, его имущественного положения и иных существенных обстоятельств деяния, что нарушает принципы справедливости наказания, его индивидуализации и соразмерности.

В Постановлении от 15 июля 1999 г. №11-П⁴⁰ Конституционный Суд России подтвердил, что принцип соразмерности, выражающий требования справедливости, предполагает установление публично-правовой ответственности лишь за виновное деяние и ее дифференциацию в зависимости от тяжести содеянного, размера и характера причиненного ущерба, степени вины правонарушителя и иных существенных обстоятельств, обуславливающих индивидуализацию при применении взыскания.

В Постановлении от 14 мая 1999 г. №8-П⁴¹ необходимость соблюдения требования справедливости и соразмерности была подтверждена применительно к конфискации как виду административной меры принудительного характера за таможенные правонарушения.

Применительно к отношениям уголовно-правового характера Конституционный Суд России в Постановлении от 19 марта 2003 г. №3-П указал, что уголовно-правовые институты защиты личности, общества и государства, а также предупреждения преступлений должны основываться на конституционных принципах справедливости и соразмерности уголовной ответственности защищаемым уголовным законодателем ценностям при безусловном соблюдении конституционных гарантий личности в этой области публично-правовых отношений (преамбула, ст.18, ч.1 и 2 ст.19, ч.1 ст.49, ч.1 ст.50, ст.54 и ч.3 ст.55 Конституции).

В Постановлении от 20 апреля 2006 г. №4-П⁴² Конституционный Суд России подчеркнул, что в случаях, когда предусматриваемые уголовным законом меры перестают соответствовать социальным реалиям, приводя к ослаблению защиты конституционно значимых ценностей или, напротив, к избыточному применению государственного принуждения, законодатель – исходя из конституционных принципов – обязан привести уголовно-правовые предписания в соответствие с новыми социальными реалиями.

В Постановлении  от 8 декабря 2009 г. №19-П⁴³ Конституционный Суд России фактически синтезировал изложенные ранее внесенных решениях правовые позиции, признав, что назначение  и исполнение уголовного наказания предполагают, с одной стороны, использование средств уголовного закона для целей предупреждения преступлений, защиты личности, общества и государств от преступных посягательств, а с другой – недопущение избыточного ограничения прав и свобод при применении мер уголовно-правового принуждения. Соответственно, характер и содержание устанавливаемых уголовным законом и связанными с ними иными законодательными актами мер должны определяться исходя не только из их обусловленности целями защиты конституционно значимых ценностей, но и из требования адекватности порождаемых ими последствий (в том числе для лица в отношении которого эти меры применяются) тому вреду, который был причинен в результате преступных деяний.