Конституционные основы уголовного законодательства России

Среди типичных погрешностей уголовного законодательства содержится немало так называемых недоговорок или недомолвок, допущенных в процессе работы надо Уголовным кодексом и другими законами. Представляется, что задача устранения проблем, возникающих в правоохранительной практике в связи с существованием этих недоговорок и недомолвок. Представляет исключительную теоретическую и практическую важность.

Под недомолвкой, как известно, понимается «умолчание о чем-нибудь не существенном»⁶¹. Законодательная недомолвка состоит в том, что в отдельных случаях от участников тех или иных правоотношений как бы утаивается часть нужной для юридических целей информации. Это может быть вызвано двумя причинами: 1) правотворческой неряшливостью (несоблюдением правил законодательной техники); 2) расчетом законотворцев на то, что недостающие фрагменты создаваемых ими норм правоприменители отыщут сами в других законах или других нормах того же закона. Проанализируем оба типа недомолвок, ограничив предмет исследования Общей частью Уголовного кодекса Российской Федерации (далее УК).

Первый вид  погрешностей означает явную информационную недостаточность текста УК в кардинальных вопросах уголовной ответственности, что делает невозможным восполнение данной погрешности на правоприменительном уровне. К таким недомолвкам законодателя отнесем, например, отсутствие в ч.2 ст.1 УК слов «международных договорах Российской Федерации». Согласно Конституции Российской Федерации эти договоры являются составной частью отечественной правовой системы наравне с упомянутыми в УК «общепризнанными принципами и нормами международного права». Поэтому, на наш взгляд, не упомянуть их в комментируемой норме законодатель не вправе. Или, скажем, в ст.8 УК должна содержаться оговорка, касающаяся неоконченных преступлений, так как строгое толкование текста данной статьи в его нынешней редакции выявляет прямое ее противоречие с ч.3 ст.29 УК.

К разновидности  рассматриваемых недоговорок относятся  также заведомо неполные перечни  тех или иных обстоятельств, составляющих исчерпывающую картину преступного  события и создающих основу для  уголовного преследования лишь в своей совокупности. Например: а) в ст.11 УК упоминаются не все элементы территории Российской Федерации, выделенные в универсальном бланкетном источнике⁶², на которых совершаются преступления (в их числе не названы суша и недра); б) в ст.24 УК, выполняющей роль общей нормы для иных статей гл.5 УК, названы лишь две классические формы вины, в то время как в ст.27 УК обозначена ситуация третьей (неклассической, двойной, сложной или смешанной) формы вины; в) ч.3 ст.60 УК ориентирует суд при выборе вида и размера наказания учитывать его влияние на исправление осужденного, в то время как закон ставит перед наказанием три равноценных цели (ч.2 ст.43 УК) и, более того, строго в соответствии с ч.1 ст.60 УК расчет на достижение всех целей наказания все-таки необходимо, а для этого следует предпочесть максимум санкций; г) ч.2 ст.90 УК не содержит такого варианта реагирования на преступления несовершеннолетних, как «помещение в специализированное учебно-воспитательное учреждение закрытого типа органа управления образованием», хотя это предусмотрено первой статьей главы (ч.2 ст.87 УК), а в ч. 2 ст.92 УК» помещение в специализированное учебно-воспитательное учреждение» прямо названо разновидностью «принудительных мер воспитательного воздействия».

Второй вид законодательных недомолвок выражается в логико-стилистических обрывах информации в тексте УК о преступном и наказуемом поведении, которые правоприменитель обязан восполнить при расследовании и разрешении судом конкретных уголовных дел. В этом ему оказывают помощь акты толкования Верховного Суда Российской Федерации, но всех прорех закона высшая судебная инстанция закрыть, конечно, не в состоянии. В этих условиях юристу остается надеяться на свое профессиональное мастерство, поскольку прямых нормативных инструкций по поводу методики восполнения текста УК не существует.

При восполнении  текста закона правоприменителю следует  руководствоваться разработанными наукой правилами.

Суть первого  правила состоит в том, что  практикам запрещено осуществлять правотворческие функции, восполнение недостающих законодательных положений возможно лишь в рамках уголовного закона посредством поиска нужной правовой информации за пределами диспозиций инкриминируемых обвиняемым статей, но при опоре на общую логику («дух») закона. Отсюда возникает потребность в систематическом толковании УК, которое представляет собой уяснение смысла правовой нормы путем установления ее связей с другими нормами права. Данный способ основан на структурированности правовых текстов, благодаря которой смысл отдельной статьи правового акта может быть раскрыт только после обращения к системно связанным с нею другим статьям ⁶³.

Попытаемся  выделить логико-стилистические недоговорки  законодателя в Общей части УК и предложить варианты восполнения  недостающей правоприменителю информации в соответствии с приведенными правилами.

1. В ст. 5 УК зафиксирован важный для отрасли уголовного права принцип вины, означающий допустимость уголовной ответственности только при условии, что осознание и воля причинителя вреда «работали» в момент деликта на достижение этой цели. Уголовная ответственность за невиновное причинение вреда названа объективным вменением, принцип же субъективного вменения здесь не отражен. Однако идею субъективного вменения нельзя превращать в абсолют. Поэтому полагаем, что ст. 5 УК следовало бы дополнить третьей частью, указав в ней, что субъективное вменение, т.е. уголовная ответственность за мысли и намерения, не допускается.

2. При формулировании четырех категорий преступлений законодатель вопреки своему обещанию классифицировать все отраслевые деликты по характеру и степени общественной опасности принял за основу деления размер одного из двенадцати видов наказания, причем только его максимальный предел по санкции. Но каждая категория обязательно имеет и нижнюю границу, не обозначенную в УК, а следовательно, ее существование держать «в уме» правоприменитель. Это очень легко сделать, поскольку здравый смысл подсказывает, что нижний предел наказания за преступления небольшой тяжести выражается в штрафе; за преступления средней тяжести – в лишении свободы от двух лет; за тяжкие преступления – в лишении свободы от пяти лет.

3. Определение вины в любой её форме и степени в УК составляет основу претензий к законодателю в части допущенных им недомолвок. Формулирование видов умысла, а особенно – неосторожности, не должно сводиться к простому описанию отношений лица в момент преступления к содеянному им. Поэтому правоприменитель нередко по своей инициативе дополняет формулировку, предусмотренную ч. 3 ст. 26 УК, с фразой, в соответствии с которой он обязан «…поступать в соответствии с интересами правопорядка».

4. Систематическое толкование ч. 1 и ч. 2 ст. 42 УК подскажет практику, что причинение вреда исполнителем по заведомо незаконному приказу или расположению не исключает вины и ответственности начальника, хотя прямого указания на это закон не содержит.

5. В ч. 4 ст. 65 УК осталось «за кадром» недоговоренное законодателем положение о том, что при назначении наказания лицу, признанному вердиктом присяжных заседателей виновным, но заслуживающим снисхождения, учитываются обстоятельства, смягчающие наказание.

6. Правоприменитель не может ограничиваться и буквальным текстом ч. 2 ст. 67 УК, где содержится рекомендация индивидуализировать наказание соучастникам преступления в связи с наличием смягчающих или отягчающих обстоятельств, характеризующий только личность виновных. Эти обстоятельства, как представляется могут и должны исследоваться и при установлении обстоятельств содеянного каждым соучастником преступления.

7. В ст. 69 УК принципы назначения наказания по совокупности преступлений дифференцируются в зависимости от категории деяний, совершенных лицом. Однако, если совокупность образована только из преступлений из двух первых категорий, закон дозволяет использовать положения о сложении и поглощении наказаний (ч. 2 ст. 69 УК). Однако возникает вопрос: какому же из них и при каких дополнительных условиях надлежит отдавать предпочтение?

Полагаем, что  при прочих равных обстоятельствах  на стадии назначения наказания суд  должен стремиться к защите всех объектов уголовно-правовой охраны, которым несколькими преступлениями причинен вред. Поэтому, если совокупность образована только из однородных преступлений небольшой или средней тяжести ( например, кража и мошенничество), следует применять правило поглощения менее тяжкого наказания более тяжким, а в иных случаях применяется правило сложения.

8. Говоря о том, что приобретенное лицом психическое расстройство лишает его «возможности осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий (бездействия) либо руководить ими» (ч. 1 ст. 81 УК), законодатель не упомянул другое основание освобождения от наказания, т.е. психическое расстройство, лишающее лицо возможности понимать смысл наказания и адекватно реагировать на соответствующие исправительные мероприятия.

9. В ч. 6 ст. 76 УК сказано, что «погашение или снятие судимости аннулирует все правовые последствия, связанные с судимостью». В данной формулировке закона явно не хватает слов «если иное специально не предусмотрено законом». Нельзя оставлять без внимания то, что назначение осужденным к лишению свободы вида исправительного учреждения проводится и с учетом факта отбывания наказания в местах лишения свободы в прошлом, в том числе за пределами сроков судимости (п. п. «б» и «в» ч. 1 ст. 58 УК)..

Кроме того, почти  не исследован вопрос о значении осуждения лица для неуголовно-правовых отношений, субъектом которых он также является. Ответственность за иное «отраслевое правонарушение» ограничивается обычно отраслевой же санкцией. Однако преступление – иное дело. Здесь назначением и исполнением одного из наказаний перечисленных в ст. 44 УК, вопрос не завершается. Факты совершения преступления, отбывания наказания, наличия судимости и т.п. нередко служат основанием для дополнительных правоограничений, предусмотренных другими федеральными законами (п. 4 ч. 1 ст. 83 Трудового кодекса; ст.19 Семейного кодекса; ст. 31 Федерального закона «Об катах гражданского состояния»; ч. 2 ст. 19 Закона о милиции;  ст. 40.1 Закона о прокуратуре; п. 4 ст. 15 Федерального закона «О порядке выезда из РФ и въезда в РФ»; ст. 13 Закона «Об оружии» и другими). Вместе с тем наступление соответствующих последствий применения уголовного закона относится к числу недомолвок, хотя должен было быть оговорено в уголовном законе.

Недомолвки  законодателя, действительные или мнимые, порожденные объективными обстоятельствами (квалифицированное молчание законодателя при очередной неправоте нормотворцев) или, если это можно сказать, субъективными  причинами (недочеты юридической техники), входят в общий круг правотворческих погрешностей. Но по сравнению с другими недочетами уголовного кодекса они могут быть восполнены систематическим или логическим толкованием юристов.

Полной противоположностью  недомолвкам служат нормативные излишества текста УК, когда в нем без какой-либо необходимости повторяется одно и то же нормативное правило. Так, в ситуациях, возникающих в связи с назначением наказания по совокупности приговоров, судам предписан лишь один вариант поведения: к вновь назначенному наказанию за последнее преступление частично или полностью присоединять неотбытую часть наказания по предыдущему приговору (ч. 1 ст. 70 УК). Однако в ч. 4 той же статьи  данное правило практически (иносказательно) дублируется:

 «…Окончательное наказание по совокупности приговоров должно быть больше как наказания, назначенного за вновь совершенного преступления, так и неотбытой части наказания по предыдущему приговору суда». Вряд ли можно оправдать такой повтор (нормативное излишество), поскольку, как известно, сумма всегда больше слагаемого.

Ни Конституция  Российской Федерации, ни конституции  европейских государств, не Конвенция  о защите прав человека и основных свобод не содержат такого требования к качеству закона, как его формальная определенность. Вместе с тем сначала Европейский суд по правам человека, а в последствии и органов судебного конституционного контроля обосновали и ввели в практику понятие формальной определенности нормы закона как критерия (основания) для признания его неконституционным (ничтожным).

В Постановлении 25 апреля 1995 г. №3-П⁶⁴ Конституционный Суд России впервые указал критерий определенности правовой нормы как конституционные требования, обращенная к законодателю.

В последствии  Конституционный Суд России уточнил, что общеправовой критерий определенности, ясности, недвусмысленности правовой нормы вытекает из конституционного принципа равенства всех перед законом и судом (ч.1 ст.19 Конституции), поскольку такое равенство может быть обеспечено лишь при условии единообразного понимания и толкования нормы всеми правоприменителями. Неопределенность содержания правовой нормы, напротив, допускает возможность неограниченного усмотрения в процессе правоприменения и неизбежно ведет к произволу, а значит, у нарушению принципов равенства, а также верховенства закона (Постановление от 15 июля 1999г. №11-П).⁶⁵

В последующих  решениях Конституционного Суда используются термин «формальная определенность». Так, впервые на принцип формальной определенности как основной элемент верховенства право Конституционным Судом России была указана в Постановлении от 28 марта 2000г. №5-П⁶⁶, в котором рассматривались вопросы законодательного регулирования налога на добавленную стоимость. Применительно же к вопросам уголовной юстиции названный принцип получил отражение в Постановлении от 22 марта 2005 г. №4-П⁶⁷, в котором решался вопрос конституционности ряда норм регламентирующих порядок и срок применения в качестве мер пресечения заключения под стражу.

В Постановлении  от 27 мая 2008 г. №8-П⁶⁸ Конституционный Суд России обратился к принципу формальной определенности при оценке нормы уголовного закона. В частности, Суд указал, что принцип формальной определенности, предполагающей точность и ясность законодательных предписаний, будучи неотъемлемым элементом верховенства права, выступает как законотворческой так и в правоприменительной деятельности в качестве необходимой гарантии обеспечения эффективной защиты от произвольных преследования, осуждения и наказания. Уголовная ответственность может считаться законно установленной и отвечающей требованиям статьи 55 (ч.3) Конституции лишь при условии, что она адекватна общественной опасности преступления и что уголовный закон ясно и четко определяет признаки этого преступления, отграничивая его иных противоправных и тем более – от законных деяний.