Система принципов уголовного права России

     «У справедливости много аспектов: социальный, экономический и др., но все они, - пишет О. В. Мартышин, - в развитом обществе приобретают политический характер, опосредуются политикой»². Что же касается самого понятия справедливости, то, по мнению О.И. Рабцевич, оно является абстрактным, нуждается в конкретных воплощениях и поэтому может иметь несколько значений. Во-первых, «справедливость» выступает в качестве некой идеальной ценности, понятия о том, как должно быть. Во-вторых, «справедливость» может отождествляться с истиной. В-третьих, рассматриваемое понятие может употребляться для обозначения совокупности идеальных (то есть желаемых) закономерностей общественного взаимодействия (как люди должны взаимодействовать друг с другом). В этом смысле может еще употребляться термин «социальная справедливость»³.

     Абстрактный характер содержания справедливости, ее критериев и средств достижения обусловил интерес к этой проблеме философов разных периодов развития человеческого общества. В диалоге Платона «Федр» Сократ задается вопросом: «А если кто назовет справедливость и благо? Разве не толкует их всякий по-своему, и разве мы тут не расходимся друг с другом и сами с собой?»

     Для Аристотеля справедливость заключается  во всеобщем благе. В то же время  он не отрицает взаимосвязь равенства  и справедливости: «По общему представлению справедливость есть некое равенство... равные должны иметь равное». «Однако справедливость, - продолжает он, - может быть и неравной: равенство для равных, а неравенство для неравных».

     Марк  Тулий Цицерон ставил справедливость превыше всего: «Одна эта доблесть - властительница и царица всех доблестей!»¹, - восклицал он .

     В основе Кантовских суждений о справедливости лежит библейский завет: возлюби  ближнего своего, как самого себя. Представления  Прудона по этому поводу тоже основаны на христианском принципе о любви  к ближнему².

     Буферной  идеей в этой тысячелетней дискуссии  можно назвать вывод о совпадении справедливости и общего блага.

     Пользуясь этим философским посылом, рассмотрим соотношение справедливости и права  с проекцией на уголовное судопроизводство.

     Поскольку эта проблема по своей глубине и значимости неисчерпаема, как и сама тема справедливости, то в плане историческом полагаю достаточным ограничиться констатацией мнения о том, что именно Цицерону принадлежит первенство перевода понятия справедливости с философских на правовые «рельсы»³. Именно его взгляд на соотношение справедливости с правом выглядит более объективным. Великий римлянин утверждал, что достижение абсолютной справедливости вряд ли возможно, напрасны наши попытки пользоваться исключительной справедливостью, ибо «у нас нет подлинного и ясного представления... о настоящей справедливости, и мы пользуемся только тенью и очертаниями». Цицерон приходит к аналогичному выводу и в отношении истинности наших знаний о праве, поставив между справедливостью и правом знак равенства в смысле гносеологическом.

     Субъективный  характер суждения о справедливости, на мой взгляд, достаточно хорошо иллюстрирует следующая персидская легенда.

     «Деревенский кузнец убил человека, и кадий приговорил его к смертной казни. Жители деревни толпой пришли к кадию и заявили:

     - Кузнец у нас один. Если ты  его казнишь, кто же будет  подковывать наших мулов и  ослов? Пусть казнят вместо  него бакалейщика, он нам не  так нужен.

     Кадий подумал и ответил:

     - Зачем же убивать бакалейщика?  Он тоже один. Давайте, казним одного из служителей бани - ведь их там двое".

     Казалось  бы, справедливость лежит на поверхности  и требует казни кузнеца. Однако у жителей деревни в целом  и у каждого из них в отдельности, включая и кадия, мнения по этому  поводу разнятся.

     С этих позиций сделаем попытку  разобраться в соотношении права  и справедливости с точки зрения требований, предъявляемых к приговору  УК и УПК РФ наших дней.

     Согласно  ст. 297 УПК приговор только тогда  обладает свойством справедливости, когда он постановлен в соответствии с процессуальным законодательством и основан на правильном применении уголовного закона. И наоборот, ст. 383 УПК считает несправедливым приговор, по которому было назначено наказание, не соответствующее тяжести преступления, личности осужденного, либо наказание, которое хотя и не выходит за пределы, предусмотренные соответствующей статьей Особенной части Уголовного кодекса Российской Федерации, но по своему виду или размеру является несправедливым как вследствие чрезмерной мягкости, так и вследствие чрезмерной суровости. Не представляет труда заметить, что в обеих нормах в качестве критерия справедливости приводится сама же справедливость, которая как категория права обязательна к установлению в процессе отправления правосудия и реализации в приговоре. В то же время суть этой справедливости, которую суд должен установить в процессе доказывания, УПК не называет. Проще говоря, суду необходимо установить что-то неопределенное, но в то же время обязательное и само собой разумеющееся.

     В юридической науке по этому поводу тоже нет единства. Одни ученые считают, что справедливость не имеет материального выражения и характеризует приговор только с нравственной стороны, что «справедливость приговора не может быть сведена к его законности и обоснованности. Она выступает как их нравственная оценка в глазах общества и должна быть отражением социальной справедливости»¹. В то же время законный и обоснованный приговор, полагают некоторые из них, не всегда может быть справедливым. Например, если действующий и примененный уголовный закон уже не соответствует социальным потребностям. Закон может не отражать изменившиеся нравственно-правовые воззрения общества, однако приговор, отвечающий требованию справедливости, утверждают сторонники данной точки зрения, должен это учитывать.

     Другие  процессуалисты полагают, что справедливость как критерий правосудности приговора  есть категория юридическая, которая  «формируется на основе оценки соответствия юридических норм и актов их применения. Она совпадает с законностью. Быть законным - значит обладать качеством юридической справедливости. И наоборот, кто нарушает законность, не соблюдает правовые нормы, тот действует вопреки юридической справедливости»¹.

     Существует  мнение и о том, что справедливость в уголовном процессе играет роль принципа, требования которого распространяются на все процессуальные документы, в том числе на приговор суда².

     Чтобы разобраться в этом разноголосом хоре точек зрения, взглянем на справедливость уголовного судопроизводства как на доминанту справедливого приговора.

     Можно утверждать, что право на справедливый суд имеет библейские корни. Например, требования к справедливой судебной процедуре встречаются в Ветхом Завете. В качестве условия правосудия рассматриваемое право и его  составляющие встречаются в древнейших источниках права. Например, в Кодексе короля Леогвильда (Либер Юдисиорум) 572 г., в японской Конституции Сетоку 604 г., в ст. 3, 4, 59, 77, 78 Псковской Судной Грамоты, в Великой Хартии Вольностей 1215 г., в английском «Ордонансе о судьях» 1346 г. и во многих других документах самых различных периодов истории. На современном этапе практически везде, где существуют писаные конституции, право на справедливый суд имеет конституционный характер.

     Применительно к России советского периода справедливость рассматривается лишь как обязательное свойство приговора, а не судопроизводства. В этом смысле оно было закреплено в УПК РСФСР 1922 г., согласно ст. 63 которого решение считалось справедливым только в том случае, если было обосновано фактическими обстоятельствами дела, не являлось голословным, а назначенное осужденному наказание признавалось соразмерным тяжести совершенного преступления и степени опасности личности виновного.

     В УПК РСФСР 1923 г. в ст. 417 под справедливостью  понималось соответствие содеянному назначенного судом наказания, не выходящего за пределы, установленные законом. Требование справедливости мы видим и в ст. 347 УПК РСФСР 1960 г. Таким образом, даже из процессуального законодательства современности мы видим, что справедливость как требование общественной морали и нравственности, получив юридическую аккредитацию во всех УПК РСФСР, а затем и в ныне действующем уголовно-процессуальном законодательстве (например, ст. ст. 297 и 383), трансформировалась в категорию уголовного процесса как синтез нравственной и юридической категорий, характеризующий приговор.

     Подтверждает  этот вывод и существующее в уголовном  судопроизводстве право на судейское  усмотрение по назначению наказания. Согласно ст. 60 УК РФ при назначении виновному  наказания суд с точки зрения нравственности и морали обязан оценить общественную опасность преступного деяния и личность виновного, определить влияние назначенного наказания на исправление осужденного, а также на условия жизни его семьи, и с учетом судейского усмотрения и перечисленных выше обстоятельств избрать вид и меру наказания.

     Из  сказанного следует, что мораль и  нравственность общества, отраженные в сознании судьи, проецируясь на обстоятельства, указанные в ч. 3 ст. 60 УК РФ и санкцию уголовного закона, породили свойственное только уголовному судопроизводству явление - справедливость приговора. Однако это явление иллюзорно, поскольку олицетворяет справедливость не абсолютную, а справедливость относительную или, как ее еще можно именовать, - процессуальную, перманентную в части критериев и средств достижения в различные исторические периоды.

     Теперь  посмотрим на ту же проблему с точки  зрения таких основополагающих принципов  уголовного судопроизводства, как состязательность и презумпция невиновности. В этой связи вряд ли кто будет оспаривать тот факт, что истина является детерминантом справедливости. Нет истины - нет и справедливости. Но разве мыслимо в состязательном процессе, где при беспристрастной роли суда каждая из сторон «тянет одеяло на себя», добиться истины? Думается, что на этот вопрос может последовать только отрицательный ответ, потому что в состязательном судопроизводстве по причине строгого разделения процессуальных функций никогда, ни при каких обстоятельствах познать доподлинно обстоятельства инкриминируемого деяния невозможно. К тому же истина, констатируемая судьями в совещательной комнате посредством голосования, быть абсолютной не может и всегда носит вероятностный характер. А поскольку справедливость - прямое производное от истины, то и в его отношении другого вывода быть не должно.

     В процессуальной науке в период обсуждения проекта УПК РФ появилась компромиссная  позиция, которая заключалась в  том, что принцип объективной  истины выражен в самом понятии  правосудия, как суда правого, стремящегося к правде, т.е. к соответствию суждения и действительности, что глубоко ошибочно представление о несовместимости этого принципа и состязательности. Состязательность, мол, есть спор, в котором достигается истина¹.

     С уважаемым автором цитируемого  вывода можно согласиться только в той части, где утверждается, что формула «в споре рождается истина» применима, но лишь к обыденной жизни или научной дискуссии по поводу чего-либо, но никак не к формализованной деятельности сторон по представлению процессуальных аргументов в пользу отстаиваемых ими несовпадающих интересов. Суд по своей правовой природе находится в центре конфликтной ситуации, стороны спора надеются на то, что суд встанет именно на их, единственно справедливую, точку зрения¹. Если к этому добавить позиции сторон, то получим не одну требуемую, а как минимум три справедливости.

     То  есть идея видеть в суде орган власти, способный установить абсолютную истину, а вместе с ней виртуальную  справедливость, - утопична. Больше того, эта еще глубоко сидящая в  умах многих ученых навязчивая идея является для судей процессуальной западней, выхода из которой нет в силу ее нереальности.

     Разве не доказательство тому - особое (сокращенное) производство по уголовному делу, в  котором для постановления обвинительного приговора никакой истины не требуется, достаточно согласия подсудимого с предъявленным ему обвинением?

     Одним словом, в том, что из УПК РФ исключена  истина как цель доказывания и  справедливость не названа в числе  принципов уголовного судопроизводства, есть процессуальная логика. А чтобы сгладить ностальгические переживания по этим терминам и не будоражить консерватизм международных правовых актов в части, касающейся права граждан на справедливое правосудие, на первых порах в качестве компромисса можно внести в уголовно-процессуальное законодательство России однородные по звучанию понятия – «процессуальная истина», под которой бы понималась обязанность суда установить по делу круг обстоятельств, позволяющих разрешить уголовно-правовой иск по существу, а также «процессуальная справедливость». Пока же существующее требование "справедливости" к приговору в отсутствие ее основы – «истинности» - представляет собой очередной алогизм. Судите сами: о какой справедливости может идти речь при постановлении оправдательного приговора в силу того, что дело расследовано плохо, в результате чего создалась ситуация, когда неустранимые сомнения суд согласно ст. 43 Конституции РФ вынужден толковать в пользу обвиняемого? Не помню случая, чтобы за 30 лет судебной деятельности от такого вполне законного приговора потерпевший испытал чувство торжества справедливости.

     И еще, судьи - не боги, а поэтому у  них свои «земные представления» о справедливости, свои ценностные категории, своя ментальность, зависящие от многих как внешних, так и внутренних факторов. Взять хотя бы для сравнения вчерашних начальника уголовного розыска и адвоката, надевших сегодня судейские мантии, и их представления о справедливости в уголовном процессе.