Понятие социолекта. Типы социолектов. Проблемы типологии социолектов

 

"Мне сейчас нужен  одна, Жирный."

 

"Прогуляйся чуток - получишь  своё."

 

Моряк выплыл на рыночную площадь. Уличный торговец махнул пачкой газет прямо пред лицом моряка, прикрыв ими свою руку, коснувшуюся моряцкой авторучки. Моряк шел дальше. Он вытащил ручку и разломал ее, как орех, своими толстыми, жилистыми, розовыми пальцами. Он извлек свинцовую ампулу. Один конец обрезал маленьким кривым ножом. Изнутри выползло черное облачко тумана и повисло в воздухе клубящимся сгустком. Лицо Моряка растворилось. Его рот пошел волнами вперед, смыкаясь на длинной ампуле, всасывая черный туман, вибрируя в сверхзвуковой перистальтике, и исчез неслышным розовым взрывом. Лицо вновь сошлось в фокусе, непереносимо резком и ясном, на которой горела желтоватая печать кайфа, прижигая серые ляжки миллиона вопящих торчков.

 

"Это будет продолжаться  месяц," решил он, сверившись с  незримым зеркалом.

 

Все улицы Города скатывались вниз между каньонами, становившимися все глубже и глубже, к громадной площади по форме, напоминавшую почку, заполненной тьмой. Стены улицы и площади истыканы жилыми клетушками и кафе, некоторые из них - всего несколько футов в глубину, а некоторые лабиринты комнат и коридоров простираются, пока хватает глаз.

 

На всех уровнях пересечения мостов, подмосток, канатных дорог. Юноши-кататоники, переодетые женщинами, в платьях из джута и гнилых тряпках, и с лицами, грубо и густо размалеванными яркими красками, скрывающими корку побоев, арабесок треснувших, кровоточащих порезов до кости жемчужного цвета, молчаливо, но настойчиво, льнут к прохожим.

 

Контрабандисты, торгующие «черным мясом», плотью гигантской водной черной многоножки, которая иногда достигает в длину шесть футов и обитает в проходах между черных скал и переливающихся бурых лагун, выставляют этих парализованных ракообразных на глубоко запрятанных прилавках рынка, видимые одним только мясоедам.

 

Последователи устаревших немыслимых ремёсел, задумчиво чертящие этрусские иероглифы, пристрастившиеся к еще не синтезированным наркотикам, торговцы чёрного рынка Третьей Мировой войны, владеющие телепатией, остеопаты духа, следователи дел по жалобам вежливых шахматистов-параноиков, исполнители отрывочных предписаний, записанных гебефренической скорописью и обвиняющих в несказанных надругательствах над духом, чиновники неоснованных полицейских государств, обломщики изысканных грез и ностальгий, испытываемых сверхчувствительными клетками наркомана на кумаре, которые были выменяны на собственную волю слишком непрактичную, чтобы оставлять её для собственного пользования, пьяницы, пьющие трудную воду, запечатанную в полупрозрачный янтарь снов.

 

Кафе «Встреча» занимает одну сторону рынка, лабиринт кухонь, ресторанов, ночлежных каморок, опасных железных балконов и подвалов, выводящих в подземные бани.

 

На табуретах, обитых белым атласом, сидят нагие хозяева, посасывая полупрозрачные разноцветные сиропы сквозь алебастровые соломинки. У хозяев нет печени, и они кормятся исключительно сладостями. Тонкие, лилово-синие губы прикрывают острый, как бритва, клюв из черной кости, которым они частенько разрывают друг друга в клочья, если не поделят клиента. Эти существа выделяют из своих возбужденных пенисов вызывающую привыкание жидкость, которая продляет жизнь, замедляя общий метаболизм. (Фактически, все вещества, продлевающие срок жизни, как доказано, вызывают привыкание прямо пропорционально их эффективности продления жизни.) Подсевшие на эту жидкость хозяев известны под названием рептилии. Несколько таких рептилий перетекают через стулья своими гибкими костями и черно-розовой плотью. Веер зеленого хряща, покрытый полыми, возбужденными волосками, сквозь который рептилии впитывают жидкость, взбухает за каждым ухом. Веера, которые время от времени колыхают порывы ветра, также служат некоей формой общения, ведомой только рептилиям.

 

Во время Паник, случающихся раз в два года, когда освежеванная, грубая Полиция Грез штурмует Город, хозяева ищут спасения в глубочайших расселинах стены, запечатывая себя в глиняные клетушки, и остаются там в биостазе на много недель. В такие дни серого ужаса Рептилии мечутся все быстрее и быстрее, с визгом проносятся друг мимо друга на сверхзвуковых скоростях, их гибкие черепа трепыхаются на черных ветрах животной агонии.

 

Полиция Грез рассыпается на комочки гнилой эктоплазмы, сметаемой прочь старым наркошей-дворником, кашляющим и отхаркивающимся на утреннем кумаре. Барыга, снабжающий хозяев приходит с алебастровыми банками жидкости, и Рептилии разглаживаются.

 

Воздух снова неподвижен и чист, как глицерин.

 

Моряк засек свою Рептилию. Он подплыл к ней и заказал зеленый сироп. У Рептилии был маленький, круглый диск рта с бурой щетиной, невыразительные зеленые глаза, почти полностью укрытые тонкой пленкой век. Моряку пришлось ждать час, пока тварь заметит его присутствия.

 

"Есть ампалухи для  Жирного?" спросил он, и его  слова зашевелили волоски веера  Рептилии.

 

Рептилии потребовалось два часа, чтобы поднять три розовых прозрачных пальца, покрытых черным пушком.

 

Несколько Мясоедов валялись в блевотине, слишком ослабев, чтобы пошевельнуться. (Черное Мясо - вроде гнилого сыра, ошеломляюще вкусное и тошнотворное, поэтому едоки едят его и блюют, и едят снова, пока не падают в измождении.)

 

Разукрашенный чувак проскользнул внутрь и схватил один из огромных черных когтей, пустив клубы сладкого, тошнотворного дыма по всему кафе.

 

ВЫЙДИ ВОН, ЛАЗАРЬ

 

Роясь в поблекшей пленке на съемной границе - в вялой серой местности, зияющей зловонными провалами и испещренной отверстыми дырами торча, Ли обнаружил, что молодой наркоша, стоящий в его комнате в 10 часов утра, вернулся с Корсики после двух месяцев занятия водолазным спортом и спрыгнул с иглы....

 

"Пришел покрасоваться  своим новым телом," решил Ли, дрожа на утреннем кумаре. Он  знал, что видел - да, Мигель, благодарю - как три месяца назад, сидя  в Метрополе, отъехал от черствого  желтого эклера, которым два часа  спустя отравилась кошка, решил, что усилия, затраченного на то, чтобы вообще увидеть Мигеля  в 10 утра, вполне достаточно и  без напряжения для исправлению  ошибки - ("что это за чёртова  ферма?"), к чему добавился и  нынешний вид Мигеля местами весьма потёртого, как некоего громадного, неудобного зверя, лежащего поверх остальных вещей в чемодане.

 

"Ты великолепно выглядишь," сказал Ли, стирая более очевидные  признаки отвращения грязной, салфеткой  многоразового использования, наблюдая  серую жижу кайфа, проступающую  на лице Мигеля, изучая эту  разновидность поношенности, как  если бы и сам человек, и  его одежда много лет перемещались  по тёмным улочкам времени, а  космическая станция, где можно  было бы привести себя в  порядок, им так никогда и не  попалась на пути....

 

"Кроме этого, к тому  времени, как я мог бы исправить  ошибку... Лазарь, выйди вон.... Уплати  барыге и ступай домой.... К чему  мне лицезреть твои старые  телеса, взятые напрокат?"

 

"Ну, я рад что ты  перекумарил... Оказал себе любезность." - Мигель плавал по комнате, как  будто стараясь загарпунить рыбу....

 

"Когда там, то о старшем  вообще не думаешь."

 

"Тебе так лучше," сказал Ли, мечтательно поглаживая  шрам от укола на тыльной  стороне руки Мигеля, делая плавающие  движения пальцем по изгибам  и рельефу гладкой лиловой  плоти....

 

Мигель почесал руку.... Выглянул в окно.... Его тело шевелилось крохотными гальванизированными рывками по мере того, как включались каналы кайфа.... Ли сидел и ждал. "От одной вмазки еще никто обратно в систему не лазил, чувак."

 

"Я знаю, что делаю."

 

"Все всегда знают."

 

Мигель взял пилку для ногтей.

 

Ли прикрыл глаза: "Слишком утомительно."

 

"У-у, благодарю, было классно." Мигель стоял со штанами, спущенными  до лодыжек. Он стоял в бесформенном  чехле плоти, из бурой менявшей  окраску на зеленую, затем ставшую  бесцветной в утреннем свете, комьями опадающую на пол.

 

Глаза Ли шевелились в месиве, из которого состояло его лицо... маленький, холодный, серый проблеск.... "Убери за собой," сказал он. "И без этого грязи хватает."

 

"О, э-э, конечно," Мигель  засуетился с совочком.

 

Ли спрятал пакет героина.

 

Ли уже три дня подряд плотно втарчивал, делая, разумеется, определенные, э-э необходимые паузы, чтобы подлить масла в огонь, снедавший его желто-розово-бурое желеобразное вещество и держащий в отдалении его парящую плоть. В начале плоть его была просто мягка - так мягка, что его до кости могла поранить пылинка, сквозняк и шуршавшие мимо полы пальто, в то время как непосредственный контакт с дверями и стульями, казалось, не вызывал никакого неудобства. Ни одна рана не заживала на его мягком, подопытном теле.... Длинные белые щупальца грибов обвивали его обнаженные кости. Затхлые запахи, исходящие от атрофировавшейся мошонки окутывали его тело густым серым туманом....

 

Во время его первой жестокой инфекции закипевший градусник сверкнул ртутной серебряной пулей прямо в череп медсестре, и та пала замертво с прервавшимся криком. Врач окинул его одним взглядом и захлопнул стальные шторы надежды на спасение. Он приказал немедленно вышвырнуть с территории больницы и пылающую постель, и ее обитателя.

 

"Полагаю, что его тело  само способно пенициллин вырабатывать !" проворчал врач.

 

Но инфекция выжгла плесень.... Ли теперь жил с разными степенями прозрачности.... Хоть он и не был в точности невидимкой, но разглядеть его, по меньшей мере, было сложно. Его присутствие не привлекало особого внимания.... Люди считали его игрой света и тени, либо отмахивались от него, как от отражения, от отблеска: "Какой-то световой эффект или неоновая вывеска."

 

Теперь Ли чувствовал первую сейсмическую дрожь подступавшего Старого Верного Холодного Ожога. Он выпихнул дух Мигеля в коридор добрым, твердым щупальцем.

 

"Господи!" сказал Мигель. "Мне пора!" Он выскочил наружу.

 

Розовые языки гистамина пыхнули из самого пылающего сердца Ли и покрыли собой всё его сырое тело. (Комната была огнеупорной, стены из железа обожжены и усеяны лунными кратерами.) Он ширнулся хорошенько и быстренько подменил свой спланированный распорядок дня.

 

Он решил навестить коллегу, Джо-гвардейца, которого влез в сани во время приступа Банга - утота, который случился с ним в Гонолулу. (Примечание: Банга - утота, буквально, "попытка подняться со стоном..." Смерть посреди кошмара... Состояние, поражающее выходцев из ЮВ Азии мужского пола... В Маниле регистрируется около двенадцати смертельных случаев Банга-утота ежегодно.)

 

Один из выздоровевших рассказывал, что у него на груди сидел "маленький человечек" и душил его.

 

Жертвы зачастую знают, что умрут, выказывают страх того, что их пенис войдет в тело и прикончит их. Иногда они хватаются за пенис, вопя в состоянии истерики, зовя других на помощь, чтобы пенис не сбежал и не пронзил им тело. Эрекции, вроде тех, что обычно происходят во сне, считаются особенно опасными и способными вызвать начальный приступ....Один человек разработал хитроумное приспособление в духе изобретений Руба Голдберга для предотвращения эрекции во сне. Он умер от приступа Банга-утота.

 

Скрупулезно проводимые вскрытия жертв Банга-утота не выявили никаких естественных причин смерти. Часто наблюдаются признаки удушения (вызванного чем?); иногда незначительные кровотечения из поджелудочной железы и легких - недостаточные для смертельного исхода и также имеющие неизвестную причину. Автору пришло в голову, что причина смерти - неверно направленная сексуальная энергия, заканчивающаяся эрекцией легкого с последующим удушением.... (См. статью д-ра медицинских наук Нильса Ларсена «Мужчины со смертельными кошмарами» в Сэтердей Ивнинг Пост от 3 декабря 1955 года. А также статью Эрла Стэнли Гарднера для Журнала Тру.))

 

Гвардеец жил в постоянном страхе эрекции, поэтому его подсадка становилась всё сильнее и сильнее. (Примечание: Хорошо и при этом печально известный, скучный и замысловатый факт заключается в том, что если ты влазишь в санки из-за какой-нибудь болезни или чего такого и вдруг попадаешь в косяк и лишаешься на какой-то период ширева (такая штука, как слишком много веселья, знаете ли), то тебе будет выставлен неслыханно раздутый, геометрически прогрессирующий, множащийся счет.)

 

Электрод, подсоединенный к одному из яичек, затлел на мгновение, Гвардеец проснулся от запаха горящей плоти и потянулся за заряженным баяном. Он свернулся в позу зародыша и скользнул иглой себе в позвоночник. Затем вытянул иглу, тихонько вздохнув от удовольствия, и тут осознал, что в комнате находится Ли. Из правого глаза Ли, волнообразно колтыхаясь, выполз слизень и написал на стене радужно переливающейся жижей: "Моряк - в Городе, скупает ВРЕМЯ."

 

Я жду перед входом аптеки, которая открывается в девять часов. Двое мальчишек-арабов подкатывают мусорные баки к массивной деревянной двери в побеленной стене. Пыль перед дверью испещрена струйками мочи. Один из мальчишек склонился, перекатывая тяжелый бак, штаны натянуты на его поджаром юном заду. Он смотрит на меня безразличным, спокойным взглядом животного. Я просыпаюсь как от толчка, осознавая, что мальчик может быть настоящим, а я проворонил стрелку, набитую у меня с ним на сегодняшний день.

 

"Мы ожидаем дополнительного  уравнивания," говорит Инспектор  в интервью Вашему корреспонденту. "Иначе наступит," Инспектор  задирает одну ногу - типично нордический  жест, "кессонная болезнь, не так  ли? Но, вероятно, мы сможем обеспечить  подходящую декомпрессионную камеру."