Концепция любви в цикле рассказов И. Бунина "Темные аллеи"

Обнаженное  женское тело нередко предстает  в рассказах Бунина. Но и тут  он умеет найти единственно верные выражения, чтобы не опускаться до обычного натурализма. И женщина предстает  прекрасной, как богиня, хотя автор  далек от того, чтобы закрывать глаза на недостатки и чересчур романтизировать обнаженную натуру.

Романтика ощущений и осторожный натурализм подробностей уравновешивают друг друга. Влечение к  женщине, по Бунину, всегда чувственно и таит  в себе загадку. Под пером И. Бунина восторг обладания, близость являются отправной точкой для раскрытия сложной гаммы чувств и отношений между людьми. Недолгое счастье, рожденное сближение, не тонет в реке забвения. Человек проносит воспоминания через всю жизнь потому, что считанные дни счастья были высочайшим взлетом в его жизни, открыли ему в огромном канале чувств не изведанное ранее прекрасное и доброе.

Здесь, в сфере трепетного и смятенного чувства, конечно, выводы Бунина мрачны: любовь прекрасный, но мимолетный гость на нашей земле. Дай ей продлится чуть дольше – проза и пошлость жизни съедят ее, произойдет стремительное угасание чувства. Так не всегда, но автор именно это показывает. Неожиданное счастье выпадает на долю «друга мужа», влюбленного в «куму». И вот уже на утро она назначает ему встречу в Кисловодске, через две недели. Он отвечает ей: «Как мне благодарить тебя!», а сам знает: «…Там я ее, в этих лакированных сапожках, в амазонке и котелке, вероятно, тотчас же люто возненавижу!» («Кума»).

Бунин стремится подчеркнуть, как трудно одному возлюбленному человеку проникнуться духовностью и плотью другого и как бы стать им. Возможны короткие озарения, мимолетная близость (не только телесная), когда как будто бы достигнуто желаемое блаженство. Но проходит миг и час, и герои (или один из них) чувствует, что их души снова замкнулись друг для друга. Любовь в ее первозданной чувственности свидетельствует, что жить стоит хотя бы ради этих кратких мгновений жгучего и нежного счастья. Любовь делает жизнь бунинских героев значительной. Но не оттого только, что наполняет ее радостью и счастьем, а прежде всего – от неизбежности собственной гибели, что придает трагическую значительность и ценность последующим переживаниям.

Что же препятствует счастью? Однозначно ответить на это невозможно. Бунин исследует это безотносительно к социальным противоречиям, однако подчас он начинает с самого социального дна. Некто, неопределенной интеллигентной профессии, встретил на Тверском бульваре семнадцатилетнюю проститутку, девчушку наивную и глупенькую, а потом, в номерах гостиницы, думает о ней, спящей рядом: «Как же это может быть, что она под утро когда-то уйдет? Куда? Живет с какими-то стервами над какой-нибудь прачечной, каждый вечер выходит с ними, как на службу, чтобы заработать под каким-нибудь скотом два целковых, – и какая детская беспечность, просто сердечная идиотичность! Я, мне кажется, тоже «на весь дом закричу от жалости, когда она соберется завтра уходить!» («Мадрид»). Бунин отвергает рецепты самопожертвования, перевоспитания, ускоренной «переделки души» другого человека. Он понимает, что люди, сформировавшиеся в определенной материальной, духовной, культурной среде, подобно рыбам, живущие на разной глубине, не всегда и не просто могут приспособиться к новому…

Перипетии любви, ее приливы и отливы, ее неожиданности и капризы – таков один из мотивов в рассказах из цикла «Темные аллеи», но за ним (как основа) находится ее и другой, скрытый и существующий независимо от любовной фабулы. Он-то и определяет конечную тональность произведения. Героиня «Чистого понедельника» ушла в монастырь, на великий постриг, однако она могла покончить с собой (как Галя Ганская) или быть застреленной возлюбленным (как в рассказе «Пароход «Саратов»). Нечто внешнее, что даже не требует объяснений, готово вторгнуться и пересечь происходящее, если сама любовь не может исчерпать себя [12].

1.2. Своеобразие женских образов

Всю жизнь, с  юных лет до умудренной опытом старости, Бунина преследует, не оставляет, заставляет трепетать, приносит мучительную радость и невыносимую боль любовь к женщине – этому наисладчайшему соблазну тварного мира, этой воплощенной в обольстительные формы изменчивой неуловимости бытия, увлекающей в пучину радости и страданий.

«Тут опять сразила меня, к великому моему несчастью, долгая любовь» [13]. Подобную запись, относящуюся к 1889 г., он мог бы не один раз сделать в своих автобиографических заметках. Любовь к женщине для Бунина раскрывает целую вселенную переживаний, страданий, упоений и того особого, невыразимого ни в каких словах, красках и звуках слияния с бытием, соития с жизнью, растворения в ней, которое приносят лучшие мгновения любви, когда все кажется сном и вместе с тем наиподлиннейшей реальностью. 
       Философ Иван Ильин в блестящем очерке «О тьме и просветлении» тонко уловил эту бытийственную сторону жизни и творчества Бунина, «художника чувственного естества с ненасытным восприятием жизни» он, несомненно, прав. Действительно, «в изображении чувственной страсти Бунин стоит в первых рядах мировой литературы» [14]. 
       Стихи и проза И.Бунина построены на собственном эмоциональном опыте, на мастерски воплощенных писательским пером тех уловленных зорким взглядом художника нюансах и деталях, которые невозможно выдумать, не зная всех тонкостей любовной игры, того «рокового поединка» между мужчиной и женщиной, который они ведут в желании обладать друг другом. 
       Через женщину Бунину открывалась не только красота и гармония мироздания. Страшная тайна глубин бытия, темные инстинкты, жестокость и насилие, лицемерие и коварство, предательство и смерть – все это тоже связано с любовью, с тем, что ее сопровождает, что от нее неотделимо [15].

Одноименный с циклом рассказ  открывает сборник «Темные аллеи». С первых строк открывается пейзаж, своего рода зарисовка, фон для основного рисунка не только событий рассказа, но и всей жизни главной героини. Чуть позже портрет Надежды: «темноволосая, тоже чернобровая и тоже еще красивая не по возрасту женщина, похожая на пожилую цыганку, с темным пушком на верхней губе и вдоль щек, легкая на ходу, но полная, с большими грудями под красной кофточкой, с треугольным, как у гусыни, животом под черной шерстяной юбкой». Этот чувственный портрет уже рисует продолжение рассказа, намекает на далекое прошлое, на страстную юность. Красота героини, ее сильное полнокровное тело соседствуют с предприимчивостью, мудростью и, как в последствие оказывается с невероятной ранимостью. Надежда прямо говорит своему возлюбленному, что никогда не смогла бы его простить, она лишает его возможности покаяния. Этому вторит кучер Николая Алексеевича: «И она, говорят, справедлива на это. Но крута! Не отдал вовремя – пеняй на себя». 
       Совсем иной предстает героиня рассказа «Баллада», «странница Машенька, седенькая, сухенькая и дробная, как девочка», юродивая, незаконнорожденная от обманутой крестьянки. Стоит отметить, что всех героинь рассказов объединяет та или иная форма сиротства, которая была весьма близка Бунину. Судьба Машеньки упоминается вскользь, как бы невзначай. Она же совершенно случайно, рассказывая балладу о волке, упоминает поместье, где молодой барин с женой, взявшей с собой Машеньку, гостили. Поместье заброшенное, а его владелец, «дедушка» по преданию «помер страшной смертью». Этот рассказ любопытен тем, что здесь появляется мифический волк, которому Машенька и молится в начале рассказа, заступник влюбленных. Казалось бы, волк перегрызает горло жестокосердному отцу, даря свободу влюбленным.  
       После Машеньки появляется Степа, героиня судьбой больше схожая с Надеждой из первого рассказа. Драматизм истории обманутой девушки, на коленях умоляющей взять ее с собой, унижающейся во имя своей любви, резко прерывается фразой «Через два дня он уже был в Кисловодске». И больше ничего, ни горя, ни последующей судьбы героини. Простая сюжетная зарисовка сама по себе создает трагический ореол. Особое бурное, страстное восприятие течения жизни, характерное для Бунина, пожалуй, наглядней всего проявляется именно в этом рассказе. 
       А «Степу» сменяет кардинально противоположный образ. Муза, своевольная женщина, без объяснений, без объявления своих планов даже, бросающая главного героя ради музыканта, часто гостившего в их доме. Совершенно иной образ, это не слабенькая Машенька, не гордая русская красавица Надежда, это «высокая девушка в серой зимней шляпке, в сером прямом пальто, в серых ботиках, смотрит в упор, глаза цвета желудя, на длинных ресницах, на лице и на волосах под шляпкой блестят капли дождя и снега». Интересная деталь – волосы, не смоль на плечах Надежды, а «ржавые волосы», очень обрывистая, грубоватая речь. Она сразу заявляет главному герою, что он является ее первой любовью, назначает свидание, приказывает купить яблок ранет на Арбате. Герой прекрасно сознает ситуацию, но не способен поверить собственным подозрениям. Наконец, застав свою возлюбленную в доме любовника, он просит только об одном последнем одолжении – сохранить уважение к его страданию – не называть его при нем на «ты». Почти незаметная фраза, выражающая весь спектр эмоций оскорбленного героя, ударяется о стену небрежно кинутого вопроса с папироской на отлете: «Почему?» Жестокость Музы параллельна жестокости возлюбленного Степы. Эти две новеллы как зеркальное отражение друг друга. То же отражение рисует образ Генрих: «очень высокая, в сером платье, с греческой прической рыже-лимонных волос, с тонкими, как у англичанки, чертами лица, с живыми янтарно-коричневыми глазами». 
       Свое зеркальное отражение имеет не только трагическая судьба героини, но и ее сиротство. Как уже было сказано выше, сиротство – это частое качество женских образов в цикле «Темные аллеи». Это зачастую – неотъемлемый факт биографии, причем имеется в виду не только сиротство в прямом смысле слова. Героини становятся сиротами, будучи оставленными мужьями или после их гибели, становятся, словно малые дети, беззащитными, неспособными самостоятельно о себе позаботиться. Зеркальность сиротства обозначена в коротком рассказе «Красавица».

«Красавица  – пишет В. Н. Афанасьев, – молодая и действительно красивая женщина, которая вышла замуж за пожилого чиновника и, «спокойно возненавидев» его семилетнего мальчика от первой жены, «сделав вид, что совершенно не замечает его», обрекла ребенка на полное духовное и физическое одиночество, заставив его жить в изолированной от всего дома комнате, – эта красавица предстает существом жестоким и бездушным [16].

Еще один портрет – девочка, зарабатывающая на жизнь проституцией. Поля в новелле «Мадрид» попадается главному герою на улице, герой увлечен ее детской непосредственностью, совершенно обескуражен ее судьбой, к концу рассказа он уже ревнует ее и к ее клиентам и решает вытащить это слабое, худенькое создание, которое «не часто и берут», из этого страшного уличного мира. Горькая усмешка Бунина проглядывает в самом сюжете судьбы героини, пошлость человеческой жизни, нелепость и беззащитность одного крохотного существа – спасти девочку от торговли своим телом посредством ее покупки, стать единственным ее владельцем.         Близкая по теме судьба натурщицы Катьки, в рассказе «Второй кофейник», обреченной скитаться от одного художника к другому, «желтоволосая, невысокая, но ладная, еще совсем молодая, миловидная, ласковая». Простая, недалекая девушка, даже не сознающая своего положения. Своему нынешнему почти хозяину она с простотой рассказывает о своем предыдущем покровителе:  «Нет, он добрый был. Я с ним год жила, вот как с вами. Он и невинности меня лишил всего на втором сеансе. Вскочил вдруг от мольберта, бросил палитру с кистями и сбил мине с ног на ковер. Я испужалась до того, что и крикнуть не смогла. Вцепилась ему в грудь, в пинжак, да куда тебе! Глаза бешеные, веселые... Как ножом зарезал».

Этот диалог рисует характер Катьки именно таким, каким увидел героев Бунина философ Ильин с биологической, плотской, можно даже сказать биографической индивидуальностью, но с полностью  стертою личностью, полностью приспособившейся к обстоятельствам, слишком испуганной, чтобы сопротивляться. Жизнь Катьки ей совершенно не принадлежит, как и многие героини, – она сирота, ее чуть было не продают в бордель, но появляется Коровин, потом Голоушев, в итоге Катька оказывается в том же борделе, только среди мастерских художников и скульпторов[17]. 
       «Холодная осень» – рассказ, написанный от первого лица, от лица женщины. Здесь, конечно, нет портретной зарисовки героини. Только ее упоминание о себе во время переезда: «Баба в лаптях». Вся героиня в монологе о своей жизни, разделенной войной на две части, воспоминаниях о муже, погибшем почти сразу после начала войны. Речь сдержанна, рассказ будто на одном дыхании, ритм повествования замедляется только на воспоминаниях о последнем свидании с возлюбленным:

«Одевшись, мы прошли через столовую на балкон, сошли в сад. Сперва было так темно, что я держалась за его рукав. Потом стали обозначаться в светлеющем небе черные сучья, осыпанные минерально блестящими звездами. Он, приостановясь, обернулся к дому: – Посмотри, как совсем особенно, по-осеннему светят окна дома. Буду жив, вечно буду помнить этот вечер... Я посмотрела, и он обнял меня в моей швейцарской накидке. Я отвела от лица пуховый платок, слегка отклонила голову, чтобы он поцеловал меня. Поцеловав, он посмотрел мне в лицо. – Как блестят глаза, – сказал он. – Тебе не холодно? Воздух совсем зимний. Если меня убьют, ты все-таки не сразу забудешь меня? Я подумала: А вдруг правда убьют? и неужели я все-таки забуду его в какой-то срок – ведь все в конце концов забывается? И поспешно ответила, испугавшись своей мысли: - Не говори так! Я не переживу твоей смерти!».

Совсем не похожая ни на кого героиня. Это не веселая Натали, это скорее спокойная Надежда, это не страстные крестьянские девушки с туго обтянутыми кожей коленками. Своего рода тихий светлый идеал женственности. Только совершенно не ясно, кому, при каких обстоятельствах этот спокойный голос нашептал свою судьбу.  
       Героиня рассказа «Камарг» выступает в образе прекрасной «древне-дикой» камаргианки. Во всей полноте отражено восхищение красотой и силой природной первозданности. Это собственно щемящее чувство, охватывающее Бунина при виде прекрасного, он вкладывает в состояние провансальца и выражает традиционно поэтическим – «томление».

Несмотря на всю первозданность внешности, героиня рассказа ведет себя как искушенная женщина, прекрасно осознающая свою красоту, умеющая ею воспользоваться. Она будто ненароком, но всем своим поведением обращает на себя внимание, заставляет «пристально смотреть» на себя, томиться от вида ее красоты. И все же это неискушенная искушенность, пользующаяся своей красотой наивно-естественно. Она не несет в мир зла, как та красавица, что осознанно делает обездоленным своего пасынка. Речь идет о рассказе «Красавица» [18].

Героини рассказов  «Месть» и «В Париже», молодые  женщины, ищущие возрождения «погибшей  жизни», выхода из тоски, неприкаянности. Но невозможно забвение в любви, в  нее нельзя убежать от жизни.

«Страшна жизнь!» – восклицает Бунин. Она страшна без любви, но с любовью или призраком ее, по Бунину, становится еще страшней. Вдвойне страшнее потери и разочарования, страшнее, невыносимее после них состояние одиночества, неприкаянности и безысходности.

Если для героини рассказа «В Париже» любовь – призрак мелькнувшего счастья, блеск надежды, встреча на краткий срок двух родственных душ, их единение, то для Мари, героини «Мести», любовь – страшный самообман, наваждение.

Любовь-наваждение к изощренной порочности овладевает и «поражающей своей красотой» жертвой из рассказа «Речной трактир». Каким-то странным образом она вовлекается в «порочный праздник». Кажется, что все происходит помимо ее разума и воли. Возможно ею, как и многими героинями «Темных аллей», овладевает естественная для человека, живущая в его сознании и подсознании потребность любить, ведущая, по Бунину, одних к падению, вторых – к разочарования, а третьих – к смерти [19].

Чем большего хочет  человек от любви, тем трагичнее  его судьба. «Галя Ганская», «Зойка и Валерия», «Кавказ», «Пароход «Саратов», «Генрих», «Дубки» – почти все эти рассказы (за исключением «Гали Ганской») объединяет как полная тождественность схем взаимодействия главных героев, так и желание героев не только любить, но и быть любимыми. В отсутствии взаимного чувства они видят трагедию, что, по сути, и ведет к гибели.

В «Гале Ганской» вплотную сближены, переплетены между  собой прелесть жизни и неотвратимость гибели. Любовь и смерть – старая классическая коллизия у Бунина принимает необычные очертания.

Любовь в  новелле – кульминация красоты и темперамента, заветное биение жизненного пульса, сама по себе она не несет трагических возможностей – не связана с препятствиями, не стремится к разрушению. И все же она рядом со смертью, смерть ее обязательный финал. Он наступает неожиданно для героев, словно необходимый роковой исход.

Писатель как  будто намеренно избегает развернутого обоснования гибели героев. Она представляется Бунину настолько обязательной, неизбежно  следующей за счастьем, непосредственно связанной с любовным порывом, что достаточно наметить лишь контуры ситуации – развязка становится непреодолимой. Если нет повода для убийства или самоубийства, герои умирают от скоротечной болезни, от удара или становятся несчастными.

Бунина не занимает вопрос об ответственности героя и обусловленности его поведения. Жизнь великодушно возвращает герою все, что было утеряно по его или не по его вине. Следовательно, любовная катастрофа Бунина – не окончательная катастрофа, то, что казалось финалом, получает смысл предостережения. Настоящая развязка в отличие от мнимой, не предвидена и слепа [20].

В рассказе «Натали» счастье приходит для того, чтобы  сейчас же быть уничтоженным, – так случилось и в первый раз, после объяснения героя с Натали, так же произошло и после того, как наконец они нашли друг друга. Это история любви студента первого курса Мещерского к юной красавице Натали Сенкевич.

Мещерского  товарищи называли «монахом»: он сам  не хотел «нарушать свою чистоту, искать любви без романтики». Натали не только непорочна, но обладает гордой, утонченной душой. Они сразу полюбили друг друга. А рассказ – об их разрыве и долгом одиночестве. Внешняя причина одна – неожиданно проснувшееся накануне встречи с Натали влечение молодого человека к телесным прелестям его двоюродной сестры Сони. Внутренний процесс очень сложен.