Русская басня, ее истоки и роль в формировании нравственного самосознания общества в конце XVIII – начале XIX века

Три басни, принесенные  Крыловым на суд Дмитриева, были «Дуб и Трость» (1805), «Разборчивая невеста» (1805) и «Старик и трое молодых» (1806). Две первые, рекомендованные Дмитриевым к печати, сразу же появились в №1 журнала «Московский зритель» за 1806 год. С этого момента Крылов целиком отдается работе над баснями и уже в 1809 году выпускает первый их сборник в составе 23 басен. За ним последовали сборники «Новые басни» 1811 и 1816-х годов, издания басен 1819, 1825 и 1830-х годов. Отдельные басни регулярно появляются в ведущих литературных журналах этого времени. Затем Крылов подготавливает к печати полное собрание своих басен в 9 книгах, вышедшее в год смерти писателя – в 1844 году. Туда вошло почти все из написанного им в этом жанре, за исключением того, что не было в свое время пропущено в печать цензурой (например, «Пестрые овцы»), а также ранних опытов 1780-х годов.

Басни Крылова появились в годы, когда господствующим течением в русской литературе являлся сентиментализм и зарождался романтизм. И.И. Дмитриев, В.Л. Пушкин,³⁸ молодой Батюшков,³⁹ Жуковский,⁴⁰ задавали тон в поэзии, их басни приняли камерный, элегический характер.

   В поэтике сентиментализма басня отрывалась от народной почвы, лишалась сатирической направленности, превращаясь в салонный жанр. Крылов же решительно нарушил камерность поэтики сентиментализма – подчинение басни требованиям салонного изящества и «чувствительности» – и вернул ее к народным истокам, к ее сатирической направленности. Крылов отверг «грубость», натуралистический бурлеск сумароковской басни, достигнув высокого совершенства в искусстве басенного рассказа. Крыловские басни знаменовали уже рождение реализма, тесно были связаны с народной основой.

   В то же время  он преодолел понимание басни  как «низкого» жанра, свойственное  эстетике классицизма, при этом  сохранил принцип жанровой структуры.

   Новаторство Крылова,  своеобразие его творческого  метода не в том, что он отверг все бывшее до него, а в том, что он, использовав достижения своих предшественников, сумел сделать басню многообразным и полноправным литературным жанром, придать ей русский национальный характер.

   Для мастера  Крылова-баснописца особенно важное значение имеет его великолепное владение языком. Гоголь особо подчеркивал «величественное заключение» в баснях Крылова, которое соответствует в них народному характеру мудрости и по своей афористичности, что определяет переход многих заключений в народную речь в качестве пословиц и поговорок («У сильного всегда бессильный виноват», «А Васька слушает да ест», «А ларчик просто открывался» и другие).

   Крыловская басня  далеко вышла за пределы традиционных  жанровых рамок. Она включила  в себя и сюжетный рассказ-новеллу (такие басни как «Три мужика» (1830), «Мот и Ласточка» (1818)) и сатирический памфлет («Рыбья пляска»(1824), «Пестрые овцы» (1825), «Щука» (1830), «Мирон» (1830)), и бытовую жанровую сценку («Купец» (1830)), и классическую басню-аллегорию («Лев, Серна и Лиса» (1830), «Алкид» (1818)), и восточное иносказание-аполог («Пустынник и Медведь» (1808), «Водолазы» (1813)), и меткую, злую эпиграмму («Клеветник и Змея» (1814), «Свинья под дубом» (1825)).

   Множество сюжетов  взято им из русской жизни, из самой действительности и передано в самобытной, яркой национальной форме («Ларчик» (1807), «Демьянова уха» (1813), «Квартет» (1811), «Кот и Повар» (1812), «Волк на псарне» (1812), «Обоз» (1812)), сочетающей реалистически правдивую картину быта и нравов с типическим изображением характеров в драматизированной сценке.

   У Крылова почти  каждая басня имеет свой особый  характер. Но главное, что отличает  крыловские басни от басен  его предшественников и современников, - это реалистическая конкретность  образов. В его баснях впервые в этом жанре появились живые люди и звери, птицы, рыбы, наделенные людскими характерами. С небывалой для басни смелостью и реалистической силой Крылов показывает типические характеры, находит те жизненные, конкретные черты и краски, какие не знала до него литература XVIII века.

   Реалистическая  основа басенного творчества  Крылова тесно связана с народностью  его басен, с тем, что на  явления окружавшей его действительности  баснописец смотрел глазами народа, расценивал их с демократических позиций. Этот демократизм сказался в глубоком сродстве морали его басен, оценки сатирически изображаемым им басенных персонажей с взглядами народных масс. Басня Крылова реалистична и потому, что она берет явление не в его общем, абстрактном виде, не как событие, изолированное от его исторической и социальной основы, а как рассказ, сообщающий «случай», взятый из гущи жизни, в его конкретных подробностях. Поэтому в крыловских баснях представлены не условно-аллегорические «маски» зверей, а типические персонажи.

   Крылов исходит  не из отвлеченных моральных  схем и категорий, а из глубокого  проникновения во все противоречия  и социальные связи окружающей  его общественной жизни. 

   Крылов преодолел  условность и рационализм поэтики  классицизма. Если для классицизма басня – это жанр, в котором «рассказ», то есть изображение событий, подчинен «разуму», ведется «по степеням», по правилам поэтики, продиктованным логическим разделением предметов по идеальной схеме классицизма. Этой отвлеченной схеме, превращавшей в поэтике классицизма басню в сухую аллегорию, Крылов противопоставил басню, играющую и блещущую юмором, всеми красками жизни, решительно порвавшую с рационалистическим дидактизмом.

   Заслуга Крылова  прежде всего в правдивом изображении  действительности, в понимании социального, конкретного характера тех недостатков и язв общественной жизни, которые баснописец изображает в обобщенно типической форме условных басенных персонажей.

   Басня у Крылова  является не моральным нравоучением, а прежде всего жгучей сатирой. В отличие от своих предшественников, у которых сатирические мотивы занимали весьма скромное место, а самая сатира ограничена была бытовыми темами, Крылов как сатирик широко охватил основные, существенные явления действительности, разоблачая и высмеивая в баснях самые разнообразные стороны современной ему жизни. Но прежде всего его сатира направлена против антинародного характера всего бюрократического аппарата, против наиболее существенных социальных «зол». Это и придавало сатирическим образам его басен широкое обобщающее значение, позволяло в условные рамки басенной аллегории вложить новое, социально острое содержание.

   В баснях Крылова  проходит вся Россия от правителей  до мужика, разнообразная и выразительная  галерея представителей различных  классов и сословий. Он ядовито разоблачает нравственное убожество, честолюбие, алчность, вероломство, эгоизм тех, кто угнетает народ, всевозможные проявления произвола, лицемерия, как основного их свойства. Честолюбивый Осел, украшенный звонком, принятым им как знак отличия («Осел» (1829)); надутая важностью Лягушка, стремящаяся превзойти Вола («Лягушка и Вол» (1808)); бесцеремонная Свинья, изрывшая своим рылом огород («Свинья под дубом» (1825)); представители чиновной, бюрократической среды, все это тупые и чванливые ничтожества, стремящиеся использовать свое положение во имя своих эгоистических интересов, чуждые народу, цинично пользующиеся его трудом для своего собственного благополучия.

   Басня являлась той формой  сатиры, которая позволяла Крылову  выступать по поводу самых острых вопросов общественной жизни и социальной несправедливости, пользуясь иносказательностью басенных образов, «эзоповским языком». Именно этот «эзоповский язык», аллегоризм басни давал возможность даже в условиях цензурного гнета высказывать свое независимое мнение, высмеивать вопиющие безнравственные явления современной жизни.

   В крыловских баснях сатира  сочетается с моралистическим  началом, неотделима от него. Баснописец  не только казнит своей сатирой  общественные пороки и недостатки, но и провозглашает вместе с тем тот положительный идеал, те общественные, моральные и нравственные принципы, во имя которых он подвергал осмеянию эти пороки и недостатки.

   Первая книга басен, вышедшая  в 1809 году, имела ошеломляющий  успех. В пору острой борьбы между сентиментализмом, классицизмом и рождающимся романтизмом реалистические басни Крылова одержали верх: они были признаны всеми. За три десятилетия Крылов написал 204 басни, вошедшие в золотой фонд русской литературы. Большинство басен поэта – оригинальные произведения, только 67 из них – переводные и заимствованные. Более других Крылов переводил из Лафонтена и Эзопа.

   Реалистические басни Крылова  появляются в самом начале  XIX века. Это такие басни, как «Дуб и Трость»(1805), «Музыканты» (1808), «Стрекоза и Муравей» (1808), «Слон на воеводстве» (1808), «Хозяин и Мыши» (1809), «Мешок» (1809), переводы из Лафонтена: «Старик и трое молодых» (1806), «Лягушка и Вол» (1808), «Ворона и Лисица» (1808), «Петух и жемчужное зерно» (1809), «Лев и Комар» (1809).

   В этих баснях Крылов  делает акцент на таких нравственных  проблемах, как: невежество, лживость, лесть, зависть, лень, высокомерие,  зазнайство.

   Особенно ярко в 1800-е  годы 19 века проявляется тема  лицемерия, лести. Так, в басне  «Музыканты» (1808) Крылов не «обличает», не осуждает, а лишь рисует картину такой благонамеренной идиллии, которая на поверку оказывается надувательством. Ведь трезвость и «прекрасное поведенье» певцов еще не означают, что они музыкально одарены. Умиление хозяина перед своими непьющими, но бездарными певцами показано с уничтожающей иронией:

«…Они немножечко дерут;

Зато уж в рот хмельного  не берут,

И все с прекрасным поведеньем».

Крылов завершает басню моралью:

А я скажу: по мне уж лучше пей,

Да дело разумей.⁴¹

Басня «Ворона и Лисица» (1808) изобличает хитрость, льстивость и изворотливость Лисы, которая выманивает сыр у глупой Вороны. Моралью басни («Уж сколько раз твердили миру…») Крылов настраивает на традиционную мудрость, идущую от Эзопа, - «лесть гнусна, вредна». Но чтобы эта мораль стала поучительным уроком, нужно высмеять Лисицу. Если бы Лисица подавилась сыром или съела отравленный сыр, то льстец был бы наказан. (Именно так поступил Лессинг в басне «Ворона и Лиса»). У Крылова сатирический смех направлен на Ворону. Лисица же добившись своего, ускользает безнаказанной. Следовательно, льстец торжествует победу над глупой Вороной, и мораль басни как будто не вполне сбывается. Напротив, лесть приносит пользу самому льстецу. Крылов перенес осуждение с Лисы на Ворону – не тот виноват, кто льстит, а тот, кто поддается лести и не может распознать хитреца. Поэтому глупость Вороны заключается в ее преувеличенном мнении о самой себе. Она оказалась падкой на сладкую лесть:

Вещуньина с похвал вскружилась  голова,

От радости в зобу дыханье сперло, -

И на приветливы Лисицыны слова

Ворона каркнула во все  воронье горло:

Сыр выпал – с ним  была плутовка такова.

Верить лести, учит Крылов, нельзя – это никогда не приводит к  выгоде того, кто наслаждается умильными  похвалами. Однако в том-то и  дело, что лесть привлекательна, и ей невозможно не поверить. Басня будто бы опровергает первую часть морали и как бы поддерживает вторую: в реальной жизни льстец всегда добивается удовлетворения, хотя нравственная норма противоречит действительности. Поэтому столь игриво и подробно описывает Крылов сцену лести:

Плутовка к дереву на цыпочках подходит;

Вертит хвостом, с Вороны глаз не сводит.

И говорит так сладко, чуть дыша:

«Голубушка, как хороша!

Ну, что за шейка, что  за глазки!

Рассказывать, так, право, сказки!

Какие перушки! Какой  носок!

И, верно, ангельский быть должен голосок!

Спой, светик, не стыдись! Что ежели, сестрица,

При красоте такой, и  петь ты мастерица,

Ведь ты б у нас  была царь-птица! (113)

Смысл басни состоит не в том, чтобы научить умно, ловко льстить и брать пример с Лисицы, а в том, чтобы невзначай не оказаться Вороной, а для этого необходимо не впадать в иллюзии относительно своих возможностей, способностей и твердо оценивать их.

   К вопросу художественного  осуждения таких безнравственных  качеств, как лживость, лесть, Крылов обращается и в поздних своих баснях. Это басни: «Лжец» (1811), «Напраслина» (1816), «Мирон» (1830), «Кукушка и Петух» (1835).

   В басне «Лжец» (1811) порицая  общечеловеческий порок – ложь, Крылов придал своему Лжецу  черты социальные. Его Лжец – дворянин, князь, чернящий свою страну:

…Расхвастался о том, где он бывал,

И к былям небылиц  без счету прилыгал.

«Нет, - говорит, - что я  видал,

Того уж не увижу боле.

Что здесь у вас  за край?

То холодно, то очень  жарко,

То солнце спрячется, то светит слишком ярко.

Вот там-то прямо рай!…» (124)

В то же время этот Князь труслив  и быстро сбавляет свой тон, когда  узнает от приятеля, что ему предстоит  перейти через мост, не выдерживающий  тяжести лжецов. Он сам разоблачает  свою ложь, призывая приятеля поискать брод. Эти оттенки лжи, постепенное превращение наглого враля в трусливого лицемера придают образу крыловского Лжеца психологическую убедительность и заостряют его типические социальные черты.