Глобализация: что это такое?

Представитель Фонда Ф. Эберта в Москве П. Шульц, выступая на одном из «круглых столов», заявил о том, что не усматривает  разницы между глобализацией и прогрессом [57]. Из содержания его выступления было ясно, что немецкий профессор отнюдь не имел в виду прогресс в понимании классиков социально-политической мысли, концепцию которого можно представить как идею постепенного освобождения человечества от невежества и страха по пути ко все более высоким уровням цивилизации [58]. Не имел он в виду и два основных направления, в которых идут интеллектуальные поиски возможностей возвращения идеи прогресса в объяснение движущих сил истории, но уже через деятельность людей. Ученый из Германии выступал с позиций «приватизированного прогресса», считая его образцом либеральной демократии, обеспечившей гегемонию евроатлантической цивилизации в мировом развитии. По существу, это была такая же интерпретация современного прогресса, которая позволила в 1989 г. Фрэнсису Фукуяме обосновать свой вывод о «конце истории» в связи с якобы глобальной победой либерально-демократической модели социальной организации человечества. Ректор Высшей школы социальных и экономических наук Теодор Шанин также утверждал, что «глобализация представляет собой завершающую стадию прогресса и знаменует переход к альтернативным вариантам развития, не включавшимся ранее в понятие прогресса» [59]. Но и в первом, и во втором случаях речь шла не о научных концептах, а об определенной идеологии, возникшей как следствие приспособления жизни государственно организованных общностей людей к глобализации - объективной тенденции общественно-исторического развития.

Как правило, в современных теоретических  представлениях о глобализации не выделяются идеологические версии обоснования  этого реального феномена, что  в известной мере объясняет многие противоречия и даже путаницу, которая  наблюдается на этот счет в научной литературе. Более того, нерасчлененность теории глобализации и связываемых с реальным глобализационным процессом идеологических построений нередко рождает настороженно-отрицательное отношение и к глобалистике как науке, и к любым проявлениям этого процесса. В российской научной литературе первыми начали разрабатывать превращенную форму глобализации - идеологию глобализма В.И. Максименко и А.С. Панарин: первый посвятил этой проблеме специальную статью, другой - целую монографию. «Реально идущие процессы планетарного охвата необходимо отличать от глобализма как идеологии, - пишет В.И. Максименко, - последняя - тоже реальность, но идеального плана. Как и всякая идеология, глобализм - это фальсифицированное мировоззрение. Он имеет свои метафизические корни и выступает ныне главным претендентом на всемирную победу в идеологической борьбе с ослабевшими конкурентами... На сегодняшний день это самый влиятельный «изм» из всех существующих... Сегодня отчетливо видно, что глобализм в его разных личинах («глобальное мировое сообщество», «наднациональный континуум», «новый мировой порядок»), требовательно указуя на конец эпохи новоевропейской цивилизации Нового времени либо даже на конец 2000-летнего христианства, ставит в центр утверждаемого глобалистской утопией грядущего порядка оккультный знак «нового мира» или «нового века» [60]. Этот ученый утверждает, что одной из наиболее активно продвигаемых и внедряемых вариаций идеологии глобализма на современном этапе выступает концепция «открытого общества» Джорджа Сороса, основная идеологическая функция которой - обеспечивать глобальный контроль и мировое управление ведущих стран «золотого миллиарда» [61].

Г.Х. Шахназаров не согласился с точкой зрения В.И. Максименко, согласно которой  «глобалистский проект... предстает  унифицированной... заменой двух сошедших со сцены либо существенно потесненных идеологий Нового времени - либерализма и коммунизма» [62]. Он успокаивал адептов этих доктрин, заявляя, что их полярные воззрения и символы веры наверняка сохранятся, пока жив род людской, так как в подобном расщеплении политического сознания - главная гарантия от скатывания человечества к тоталитаризму. Главную неувязку в позиции Максименко член-корреспондент РАН видел в том, что она - «как раз тот самый случай, когда к глобализации сводят все богатство тенденций, дающих о себе знать в современном мире». «Ошибочно полагать, - совершенно справедливо подчеркивал он в этой связи, - будто последняя «лепит будущее» в гордом одиночестве. В мире идет немало других серьезных процессов. Нельзя исключать, что при определении его судеб последнее слово окажется за разрушительной информатизацией («шок от встречи с будущим» Элвина Тоффлера), за прогрессом военной техники, с которой, как с джинном, в какой-то момент не удастся совладать, за наркотизацией и криминализацией, за экологическим взрывом или духовной деградацией» [63].

В свою очередь А.С. Панарин обнаруживает, что «в лице современного глобализма мы имеем дело с новейшей формой нигилизма, ищущего себе алиби в так называемых объективных тенденциях». Он считает, что основные смыслы идеологии глобализма заключаются:

- в позиции последовательного отстранения от всех местных интересов, норм и традиций, в третировании государства как носителя местничества;

- в открытом или скрытом отказе  или откате от большинства  из завоеваний великой эпохи  модерна. В экономике это проявляется  в переходе от опоры на конкурентно-производительный принцип к преобладающим спекулятивно-ростовщическим экономическим отношениям; в политике – в переориентации с демократии на властные системы, зависящие от глобальных экономических и политических центров силы и влияния. В международных отношениях также происходит подмена плюралистической системы международного равновесия, базирующегося на принципе национального суверенитета, апологией диктата ревнителей «однополярности»;

- в том, что идеология глобализма  из всего мыслимого содержания глобализации выделяет одну сторону этого процесса - доступность планетарных ресурсов для призеров мирового экономического первенства, имея в виду их беспрепятственное движение от «неприспособленных» к мировому рынку - к приспособленным, от «неумелых» - к «умелым»;

- в специфической составляющей, которая  определяет «человеческое» измерение  идеологии глобализма - она подчинена  намеренному разрушению «грандиозного  социокультурного проекта Просвещения,  связанного с созданием единого  Большого пространства и единого в своей направленности Большого исторического времени».

Историческое  проектирование как предвидение  будущего объявляется в принципе устаревшим, размываются понятия  добра и зла применительно  к общественному прогрессу, человеческие ценности перестают играть роль регуляторов в социальной жизни. Новая идеология зарождается и развивается в условиях жесточайшего духовного кризиса, основные черты которого были зафиксированы Гюнтером Рормозером в 1994 г. в следующих словах: «Рушится прежняя картина мира, теряет смысл вся система старых понятий. Не функционирует и язык, посредством которого мы могли бы интерпретировать нашу историческую ситуацию. У нас нет более ответа на вопрос о цели общественного развития. Тем самым, по существу, теряют почву под ногами все идеологии...» [64]. Глобализм в таком случае выступает как противопоставление достигшего высшей мобильности меньшинства людей инертному большинству, связанному «чертой оседлости» в зоне слаборазвитости; как привилегия интернационализировавшейся за спиной народов элиты, которая, освобождаясь от национальной привязки и связанных с нею обязательств, пытается обрести весь мир; как прогресс в его «глобальном выражении», навечно разделяющий мир на процветающий центр и деградирующую периферию, дифференцирующий народы на баловней и париев истории [65].

Идеология глобализма может выступать в виде идей мондиализма - течения политической мысли и разновидности геополитической практики, которые родились ранее, нежели современная теория глобализации, но тесно связанные с нею хотя бы потому, что в романских языках мондиализм выступает как синоним глобализации, не говоря уже о родственности многих исходных положений, на которых они основываются. Смысл идеологии мондиализма, возникшего в ХIХ веке в Европе, сводился к постулированию неизбежности полной планетарной интеграции, перехода от множественности государств, наций и культур к униформизированному миру - то есть к миру, который может рассматриваться как «One World». Основная линия всех мондиалистских концепций и проектов - формирование единой мировой системы под стратегическим доминированием Запада, руководствующегося в его осуществлении гуманистическими ценностями. В отличие от атлантистов, рассматривавших мир с точки зрения жителей Запада, окруженных незападными и потому враждебными цивилизациями, мондиалисты смотрели на планету глазами астронавтов, воспринимавших Землю как единое целое с выделением Запада как самой развитой и ценной его части, наделенной миссией мирового господства.

По мере сосредоточения всей концептуальной и стратегической власти над Западом в США именно сюда переместился центр разработки мондиалистских идей, здесь стали возникать организации, целью которых считалось создание мирового правительства. Первая из них - Совет по международным отношениям (Council on Foreing Relations - C.F.R.) -возникла еще в 1921 г. и должна была приобщать своих членов к мондиалистским взглядам на будущее планеты. В 1954 г. создается еще одна мондиалистская структура - Бильдербергский клуб (Бильдербергская группа), объединившая в своих рядах не только американских аналитиков, политиков, финансистов, но и их западноевропейских коллег. Эта организация рассматривалась как международный филиал С.F.R. В 1973 г. активистами Бильдербергской группы была образована третья важнейшая мондиалистская структура - «Трехсторонняя комиссия» (Trilateral), располагавшая тремя штаб-квартирами - в Европе, Японии и США [66]. Наиболее известными мондиалистскими теориями, разработанными после окончания «холодной войны», стали концепции Фрэнсиса Фукуямы и Жака Аттали. Первый из них, американский аналитик, объявил о «конце истории», которая длилась исключительно долго из-за доминировавших в мире «законов силы», «мракобесия» и «нерационального менеджирования социальной реальности» и пришла к своему завершению в результате универсализации западной либеральной системы как воплощения «законов разума» [67]. Второй бывший советник президента Франции Ф. Миттерана предложил свою версию будущего, которое, по его мнению, «уже наступило». Аттали считает, что доминация на планете единой либерально-демократической идеологии и господство рыночной системы вместе с развитием информационных технологий приводит к тому, что мир становится единым и однородным, он реструктурируется в соответствии с требованиями геоэкономики, которая подходит к политической реальности так, как если бы мировое правительство уже существовало. Этот автор выделяет в едином мире три важнейших региона - американский, европейский и тихоокеанский, к которым будут «притягиваться» менее развитые и расположенные поблизости пространства [68].

И все же, несмотря на всю увлеченность мирового обществоведения идеями глобализации, их активное использование в формировании мировоззренческих устоев современных  людей, прямое воздействие глобализаторских постулатов на разработку политических технологий и стратегий, они никогда не были безальтернативными ни в науке, ни в реальной жизни. И та, и другая демонстрировали гораздо более широкий круг проблем и процессов, в совокупности своей создававших феномен, определяемый как мировое развитие. Оппонирование взглядов сторонников глобализации с самого начала велось в рамках различных по своей радикальности альтернативных подходах, суждениях, точках зрения, начиная с непризнания самого феномена глобализации и кончая утверждениями о том, что как таковая глобализация не является чем-то новым по сравнению с прежними тенденциями развития человечества. А.И. Уткин выделяет семь критических направлений в американской научной литературе, посвященной глобализационной проблематике.

Представители первого из них полагают, что нежелание мощных современных  государств (США, Германии, Японии, Китая, Индии и других) растворяться в  некоем аморфном глобальном конгломерате, сохранение ими известной независимости  от действительно глобализирующегося рынка, импортируя и экспортируя незначительную часть своего ВНП, является свидетельством того, что и в предвидимом будущем национально-государственная политика, а не «невидимая рука рынка» будет определять экономическое развитие мира. Современная действительность, по их мнению, демонстрирует, что потенциал независимых национальных стратегий и действий никоим образом не погашен, в то время как наднациональность ТНК явно преувеличивается, ибо, при всей их космополитичности, практически о каждой транснациональной корпорации можно твердо сказать, где находится ее подлинная штаб-квартира, кому она платит налоги, чей флаг приветствует, какое правительство считает своим. Критики глобалистских теорий указывают, что среди ста самых крупных транснациональных компаний ни одна не может быть названа просто глобальной, так как по всем параметрам - размещение инвестиций, месторасположение исследовательских центров, национальность владельцев, держателей акций, менеджеров и дистрибьюторов - их четкая национальная ориентация прорисовывается немедленно. Они ведут атаку на глобализацию не только на макроуровне, но и на микроуровне, считая ее антитезой небольшим комьюнити, соседским общинам, которые являются основой подлинной демократии и охраны прав граждан. Выступающий с подобными идеями американский политолог Б. Барбер называет мир глобализации виртуальным миром «Мак-Уорлд», который пытается заменить реальный мир фикциями потребительской культуры [69].

Второе критическое направление  в американской научной литературе считает, что скоропостижное, непродуманное  занижение и даже уничтожение  национальной идентичности в ходе реальной глобализации чревато колоссальной дестабилизацией не только отдельных стран, но и мировой системы в целом. Его последователи убеждены, что в целом идея автоматически достигаемой свободной рыночной экономикой самостабилизации «архаична как курьезное наследие рационализма эпохи Просвещения, который уцелел только в Соединенных Штатах» [70], что «стилизованный по-американски глобализм означает однополярный Pax Americana, а не диверсифицированный плюралистический мир, где властью нужно делиться. Разрыв между фиксированным однополярным воображением и растущими плюралистическими тенденциями в реальном мире представляет собой постоянно углубляющуюся опасность. Эта опасность проявляет себя в политической линии, которая противопоставляет Америку одновременно интересам России, Китая и даже Европы». Они подчеркивают, что подобный «фундаментализм свободного рынка» полностью соответствует интересам только одной страны и одного общества - американского, и проявляется в жестком навязывании рыночных реформ незрелым обществам, неподготовленным к этому государствам. Этим глобалистским фундаменталистам все особенности исторического развития кажутся просто препятствиями на пути реализации принципа свободной торговли, которые нужно преодолеть во имя будущего процветания.

Скептики третьего направления  в американском осмыслении глобализационных тенденций выделяют несколько важных с их точки зрения положений: а) глобализация - это прежде всего миф, направленный на сокрытие конфронтационной реальности развития международной экономики, все более представляющий собой жестко сдерживаемый баланс сил региональных блоков Северной Америки, Западной Европы и Восточной Азии; б) глобализация не выравнивает, не нивелирует, а усиливает мировое неравенство, не размывает, а укрепляет мировую иерархию богатства и бедности. Более того, происходит очевидная маргинализация развивающихся стран, в результате чего богатый Север исключает из прогресса подавляющее большинство человечества; в) глобализация «является ошибочным и вредным политическим проектом, оказывающим непомерное влияние на глобальные экономические и финансовые институты» [71] и ведущим к тому, что слабые государства попадают под пресс глобализационных мероприятий и становятся их жертвами, отдавая пальму первенства и господства индустриально развитому Северу. В работах представителей этого критического направления все чаще звучит мысль, что «будущее глобальной экономики, в которой только США и небольшая группа богатых государств получают преимущества, является внутренне нестабильным и с экономической, и с политической точек зрения» [72].