1. Право как оправданная свобода поведения опирается по большей части на известные идеальные (идеологические), иные организационные, нормативные формы — на мораль, корпоративные нормы, а также нормы, выраженные в законах («можно» то, что закреплено в юридических нормах, в нормативных актах общественных объединений или в нормах морали).

Но есть и права, которые напрямую, непосредственно вытекают из социальной жизни, независимо от каких-либо идеальных (идеологических), организационных, нормативных форм опосредования и с которыми мы уже встречались при рассмотрении первобытнообщинного строя.

Такие права могут быть названы непосредственно-социальными. Они являются непосредственными в том смысле, что существуют и действуют безотносительно к тому, объективированы ли они в каких-то опосредствующих внешних формах или нет.

Вместе с тем с терминологической стороны точнее (и в большем согласии с терминологическими традициями) именовать указанную группу прав естественными, т.е. такими, которые являются выражением натуральной жизни общества, напрямую даны естественным ходом вещей, а не выдуманы, не изобретены людьми. По отношению к ним право как юридическое явление и выступает в качестве позитивного права — права, которое создается людьми, выражено в писаных нормах, содержится в нормативных документах.

2. Существование естественных (непосредственно-социальных) прав и их роль в обществе охватываются идеей естественного права — одного из крупных достижений гуманитарной мысли в истории человечества. Смысл идеи естественного права в ее различных вариациях и ответвлениях состоит как раз в признании того, что наряду с правом, создаваемым в государстве людьми, т.е. позитивным правом, существует естественное право, которое представляет собой более глубокий, основательный, исходный в жизни людей феномен и источником которого является сам естественный порядок вещей — в обществе, в природе.

Поскольку этот феномен в рамках рассматриваемой идеи сопоставлялся с действующими законами, позитивным правом, единым в стране, то и ему придано общее значение и оно по образцу позитивного права представлялось как нечто единое.

В действительности же речь в данном случае идет об отдельных правах (заметим в этой связи, что оправдана постановка вопроса и о естественных, непосредственно-социальных обязанностях). Во многих случаях это в высшей степени высокозначимые, глубокие, исходные, но все же именно отдельные права — право народов на определение своей судьбы, право прийти на помощь народу — жертве агрессии, право на эквивалент в экономических отношениях, права человека и др. Мы видели, что в первобытных обществах естественные, непосредственно-социальные права, выраженные в мононормах-обычаях, функционировали как прямой регулирующий фактор.

Хотя такого рода естественные права могут получить и действительно получают сразу или со временем ту или иную идеальную (идеологическую) нормативно-организационную форму опосредования (юридическую, моральную, в виде обычаев и др.) и тогда выступают как юридические, моральные и иные права, они могут действовать и реально действуют сами по себе, вне форм нормативного опосредования (в том числе вне юридической формы).

Постановка вопроса о социальных явлениях, обозначаемых в этой работе в качестве естественных прав, по-видимому, относится к числу тех, которые исторически обоснованы идеей естественного права, а ныне назрели, как говорится, «витают в воздухе». Так, в частности, может быть отмечена высказанная в литературе часто развиваемая мысль об объективных (реальных) нормах, об объективной нормативности. Ведь объективные нормы, характеризующие обычные, повторяющиеся отношения и, следовательно, требования объективных закономерностей, условий жизнедеятельности людей, в своем функционировании могут выражаться только в непосредственно-социальных правах. Реализуя такого рода объективные нормы, естественные права как раз и «модифицируют» их в идеальные ценностные системы, в том числе в систему позитивного права, причем во всех случаях через определенную сложившуюся идеальную и фактическую инфраструктуру социального регулирования, важнейшими компонентами которой являются дозволения и запреты.

Таким образом, следует признать упрощенным взгляд, в соответствии с которым позитивное право и происходящие в нем изменения напрямую связаны с экономикой, идеологией и т.д. Процесс тут более сложен: объективно обусловленные требования, продиктованные жизнью — экономикой, идеологией и др., во-первых, идут через всю инфраструктуру социального регулирования данного общества и через его сложный механизм «выходят» на право, а во-вторых, преломляются в этой инфраструктуре через ее наиболее глубокий слой — естественные права.

Можно предположить, что эти объективно обусловленные требования проходят в данном слое своего рода «социальную обработку» и получают первичный идеологизированный облик и силу, которые необходимы для того, чтобы они включались в систему нормативного регулирования и стали в ней определяющим фактором (хотя при этом, особенно при неблагоприятных социальных условиях, сохраняется опасность, что они станут основой произвола и своеволия).

В итоге можно прийти к следующему выводу: если в условиях цивилизации право (позитивное право) занимает центральное место в инфраструктуре социального регулирования, то ее исходным элементом, отправным, активным фактором, преломляющим требования экономики, другие объективно обусловленные требования общества, являются естественные права.

3. Фиксируя только что сформулированный итоговый вывод, нужно вместе с тем ясно представлять, что непосредственно-социальные права, которые воспринимаются в качестве естественных, — явления конкретно-исторические.

К ним (при достаточно широкой трактовке рассматриваемой категории) принадлежат некоторые элементарные требования повседневной жизнедеятельности, такие, в частности, как императивы «старшинства», «очередности», «первенства». Исторически они интерпретировались по-разному. В свое время в качестве естественных понимались и такие со временем уходящие в прошлое и даже оцениваемые ныне как реакционные требования, как кровная месть, композиция, выкуп. В обстановке обычно романтизируемых революционно-насильственных акций значение источника произвольно трактуемых естественных прав приобретает так называемое революционное правосознание — основа для оправдания произвола, бесчинств, расправ.

Коренной поворот в понимании, да и в самом существе естественных прав произошел в XVIII — XX вв. В эпоху Возрождения человечеству второй раз (после Христовых откровений) приоткрылись глубины, смысл и предназначение человеческого бытия. Из бесчисленного множества диктуемых природой прав (нередко иллюзорных, полумифических, обманных) сверкнуло светом и обаянием право всех прав, заложенное в самой основе общества, — Право Свободы Человека.

И вот начиная с буржуазно-демократических революций XVIII — XX вв. и особенно в современную эпоху, отодвигая и даже отбрасывая все другое, естественное право становится прямым выражением глубинных, первородных требований жизни общества, его мирозданческого предназначения, скачка от мертвой, безвариантной природы к свободе, в соответствии с которым о центре жизни общества должен стать свободный, полный достоинства «суверенный» человек.

С учетом сказанного становится ясным, почему в нынешнюю эпоху, в условиях современного гражданского общества естественное право, обусловленное самыми глубинами человеческого бытия, раскрылось в облике неотъемлемых, прирожденных прав человека, его высокого достоинства и статуса. Права эти — не просто естественные, но именно неотъемлемые, прирожденные: они представляют собой прямое и императивное требование, проистекающее из самых недр, глубин жизни общества, выявляют его смысл и предназначение. В соответствии с этим центральным элементом политической, экономической, духовной жизни людей стало естественно-правовое требование свободы личности.

В рассматриваемом отношении следует признать обоснованной мысль А. Козулина, полагающего со ссылкой на Мамардишвили, что права человека — как раз характерная черта «взрослого состояния человечества».

4. Крутой поворот в существе и понимании естественного права в XVIII — XX вв., вполне понятно, решающим образом повлиял и на позитивное право. Это влияние уже не ограничивалось тем, что многообразные непосредственно-социальные права, рождаемые жизнью традиционных обществ, вызывали к жизни адекватные обычаи и прецеденты. Естественно-правовое требование свободы личности потребовало основательных законов, кодексов, конституции.

Смысл этих законов в том, чтобы очертить границы свободы личности (политической, экономической) и юридически обеспечить ее. Признавая исключительную важность свободы в экономике — частной собственности, рынка, конкуренции, надо полагать все же, что ключевым элементом, выражающим в области либеральных взглядов отмеченный ранее поворот в естественном праве, является сфера позитивного права (тем более что через нее реализуется и экономическая свобода), его направленность, место в жизни общества — право, которое теперь под воздействием естественно-правовых требований «настроилось» на свободу, на свободу личности. Недаром и Ф.Хаек, научные свершения которого нередко соотносятся чуть ли не с одним рынком, уделял не меньшее внимание категории празозакокности,

Возьму на себя смелость сделать и более основательное предположение. На мой взгляд, впервые по-современному конструктивные основы либеральной теории, во многом предвосхищая последующие разработки Ф. Хаека, были сделаны еще в конце XIX — начале XX вв. русскими правоведами Б. Чичериным, П. Новгородцевым, Б. Кистяковским, И. Покровским, Л. Петражицким, И. Михайловским, С. Гессеном, провозгласившими необходимость возрождения естественного права.

И тут важны детали, которые на первый взгляд могут показаться не очень существенными. Прежде всего не случайно, что подобные выводы были сделаны именно правоведами. Истинная либеральная теория может по-настоящему утвердиться как раз через современное («либеральное») право, которое на основе персонифицированной частной собственности, других объективных реалий свободного общества одно только и в состоянии быть носителем и гарантом свободы личности.

И другая немаловажная деталь. Либеральные взгляды русских правоведов прошли своего рода испытание на прочность, закаливающую огранку. Это связано не только с преодолением распространенного, внешне привлекательного мнения о предназначении права быть проводником и средством мессианского внедрения морали, «минимума нравственности» (о данной проблеме — несколько дальше). Не менее серьезное значение для отработки самой основы либеральных взглядов стало творческо-концептуальное противостояние теориям В. Соловьева и его сторонников, отстаивающих (как и нынешние приверженцы «прав человека второго поколения») необходимость реализации через позитивное право права человека на достойное существование.

К несомненным заслугам русских правоведов-либералов (особенно И. Покровского, С. Гессена) следует отнести такую последовательно либеральную трактовку этого социального права, в соответствии с которой должны устраняться фактические препятствия на пути развития личной свободы граждан и в то же время ни в коей мере не снижаться стимулы к реализации творческой энергии каждого человека, а социальное перераспределение при необходимости сводится к обеспечению прожиточного минимума и условий для образования. Примечательно, что именно такая либеральная интерпретация права на достойное существование позже, в 1930—1940 годах, получила развитие и была реализована в передовых, либерально-демократических странах, в ведущих современных концепциях прав человека.

В разработках российских правоведов-либералов были намечены пути дальнейшего углубления либеральной трактовки права, которая, как надеется автор этих строк, находит известное выражение в институциональной концепции. Именно потому, что, по Б. Чичерину и Б. Кистяковскому, право — не просто «свобода, определенная законом»; представляется непреложным, что свобода в современном мире — это как раз свобода, обретшая свое бытие, свою реальную жизнь через закон, через право как нормативное институционное образование, через правозаконность.

5. Значительное влияние естественного права на действующую юридическую систему проявляется даже в условиях тоталитарного общества, в котором право хотя и сохраняет известный позитивный потенциал, но все же в целом является реакционной системой, не соответствующей требованиям современной цивилизации.

Анализ советского законодательства, его функционирования при доминировании тоталитарно-административных порядков свидетельствует о том, что даже в условиях советского тоталитаризма можно было констатировать известное прогрессивное влияние на позитивное право и юридическую практику тех непосредственно-социальных прав, которые относятся к гражданам, к человеку.

Быть может, одним из наиболее наглядных примеров такого влияния в условиях советского общества являлся порядок строительства гражданами домов на праве личной собственности, а также порядок имущественного возмещения при их сносе. Гражданин по действовавшему в условиях Советского союзного государства законодательству, многие положения которого сохранились в России, в случае сноса его жилого дома получал довольно широкие юридические права на возмещение и на получение реального жилья; но для этого он, конечно же, должен был иметь право собственности, т.е. и жилой дом должен был быть построен на законном основании, и сам гражданин в данный момент должен был обладать соответствующим юридическим правом. А если нет? Если, например, жилой дом построен самовольно? Имел ли гражданин в этом случае юридическое право на возмещение, предусмотренное законом?