Молдавский танец

Первые упоминания о танцевальной культуре средневековья мы находим в христианских канонах, запрещающих языческие праздненства. Древняя молдавская церковь вела настойчивую борьбу против ряжений, игрищ, плясок, которые вплоть до XVIII века она считала делом греховным, сатанинским. Так, в 1751 году епископ Путняну обнародовал решение, в котором запрещалось танцевать в праздники и воскресные дни[11].

О характере танцев и музыкальной культуры Молдавии эпохи средневековья свидетельствуют памятники монументальной живописи. «В Хуморской церкви на южной стене, расписанной после 1530 года, есть сцена, которая изображает типичный молдавский жок, исполненный весёлыми друзьями блудного сына»[12]. По фрескам той же церкви, а так же Воронецкого и Сучавского монастырей и по другим памятникам архитектуры мы узнаём о древних молдавских инструментах – кобзе, трымбице (военный духовой инструмент, сурле (малая флейта), бухае (обрядовый инструмент, имитирующий мычание быков), лэуте (струнный щипковый инструмент вроде лютни). Лэута, по всей видимости, была особенно распространена, так как по её названию всех музыкантов именовали лэутарами.

Уже в начале XVI века при дворах молдавских воевод существовали оркестры. Об этом мы узнаём из наставлений господаря Нягое Басараба. Высокий уровень инструментальной музыки способствовал интенсивному развитию танцевального искусства.

Молдавский историк и писатель XVIII века Д.Кантемир, впервые описавший быт и обычаи своего народа, сообщает об обрядах, в которых танец был одним из основных элементов.

В старинном обряде «Кэлушарь» танец являлся священнодействием. По свидетельству Кантемира, число участников обряда обязательно должно быть нечётным – 7,9 или 11. «Они собираются ордин раз в год и одеваются в женские наряды. На головы надевают венки из полыни, украшенные цветами; говорят женскими голосами и, чтобы не быть узнанными, накрывают лицо белым полотном. Все держат в руках  обнажённые сабли, которыми закалывают любого, кто осмелится открыть кому-либо из них лицо. Это право даёт им древний обычай: никто никогда за такое убийство не мог подать на них в суд. Ведущий называется старец, второй – примичер. В обязанности примичера входит спрашивать старца, какой танец исполнять, а затем сообщать о нём тайно танцорам, чтобы народ не услышал их названия, прежде чем не увидит собственными глазами. Ведь у них более сотни различных танцев, а иные настолько искусные, что кажется, будто танцующие и не дотрагиваются до земли, а парят в воздухе. И все десять дней скитаний из села в село от дня Вознесения Христа до праздника Русалилор полны нескончаемых плясок. Всё это время они спят только под стенами церквей, так как считают, что если будут спать в другом месте, их будут мучить ведьмы. Если одна группа кэлушаров встречается с другой, то в таком случае между ними неизбежно начинается борьба. Победители после «мирных переговоров» становятся повелителями побеждённых в течение девяти лет… Народ верит в чудодейственную силу кэлушаров и считает, что они могут излечить застарелые болезни».

Другой вариант этого обряда, увиденный в конце XIX века, описывает Е. Водовозова: «Каждый из танцоров держит обеими руками над головой довольно толстую палку. Телодвижения танца, производимые почти на месте руками, ногами и всем корпусом под оживлённый быстрый темп, сопровождаются при каждом такте возгласом «гайда», который выкрикивают все танцоры сразу. Потом круг разомкнулся, и танцоры, полуприсев на корточки с сильно откинутым назад корпусом и опираясь на свои палицы, продолжали на месте ногами, тело те же энергетически - быстрые порывистые движения, а четверо из них выступили вперёд, стали по два лицом друг к другу и положили свои палки на плечи один другому в виде перекладины. На эту перекладину вскочил пятый танцор и ловко эквилибрирует на ней, танцуя тот же самый танец. Когда пот катится с них градом, бешенство несколько стихает и они выстраиваются в ряд, тогда к ним подходит человек в маске, их предводитель, и делает им какой-то знак; они в ту же минуту бросаются на молодую девушку, которая, заинтересованная танцами, более всех выдвинулась из толпы… Эта как бы похищенная девушка должна с ними танцевать».[13]

К началу XX века обряд «кэлушарь» в Молдавии почти не встречался, остался только танец с таким же названием, который часто исполнялся чабанами.

Все исследователи и путешественники, видевшие этот обряд, обязательно отмечали в них некую «таинственность», которая выражалась либо в том, что танцующие говорили женскими голосами и закрывали лица белыми платками, как это описано у Дмитрия Кантемира, либо в большинстве случаев в том, что среди них был один «немой», не имевший права подавать голос на протяжении всего обряда. Немым обычно назначался самый фанатичный из кэлушаров.

Танцы до момента их исполнения держались в строгом секрете. Кэлушарам приписывалось обладание особой силой, которая якобы помогала им в танцах и даже в лечении самых тяжёлых болезней.

Другим обязательным моментом являлись «битвы», «сражения» кэлушаров между собой, которые происходили в самых различных формах. Иногда это была борьба между двумя группами, как уже об этом упоминалось выше, в других случаях имитировались сражения за воображаемую крепость. Чаще всего кэлушары танцевали с длинными палками, иногда украшенными разноцветными платочками и лентами. В большинстве случаев обязательным элементом их одежды были перекрещенные через плечо ремни, покрытые металлическими бляшками и бубенцами. Сбоку висела сабля. Свою одежду и головной убор они украшали цветами и перьями павлина.

Во главе кэлушаров обязательно стоял старица или ватарник. Обычно это был самый лучший танцовщик, показывающий своё мастерство в наиболее сложных движениях.

О происхождении танца «Кэлушарь» исследователи высказывают различные мнения. Многие из них считают, что он произошёл от фракийского танца «Колаврисмос». Такую связь учёные установили из наблюдений характера старинных воинственных румынских танцев, в которых одна группа танцующих, искусно жестикулируя саблями, сражалась с другой; при этом они делали высокие прыжки и стремительно вращались на месте.

Другие учёные в основных элементах всех разновидностей обряда «кэлушарь» усматривают много общего с обрядами древнеримских колисалий (Colis-Sallis) священнослужителей богов Марса и Квиринуса. Колисалии устраивались в память о похищении сабинянок.

По всей вероятности, многие основные формы и танцевальные движения обряда «кэлушарь» ведут своё начало от древнейших ритуалов фракийских племён. Эти ритуалы послужили затем основой воинственных танцев и ритуалов религиозных римских союзов или оказали на них влияние.

На протяжении веков этот обряд претерпевал значительные изменения как под воздействием различных внешних влияний, так и в силу изменения условий жизни. Его исполнители выражали прежде всего то, что их непосредственно волновало. У чабанов он подчас носил столь явно выраженный пастушеский характер, что, казалось, это их исконный танец, в то время как сельские кэлушары в таинственных действиях танца стремились выразить идею плодородия. Бояре воспринимали стремительные красочные танцы кэлушаров прежде всего как развлечения и часто приглашали их к себе на праздненства.

Людям с самых отдалённых времён казалось, что, уходя, старый год уносит с собой прошлые беды и несчастья и что в новом году их ожидают удачи и радости. Поэтому новогодний праздник, как олицетворение обновления жизни, был всегда поводом для большого веселья.

Наиболее значительной, и в то же время наиболее интересной с хореографической точки зрения, была «капра» («хождение с козой»), которую обычно устраивали 31 декабря. Этот обряд во многих своих четах напоминал античные «дионисии». Коза служила символом плодородия, и обряд в целом был связан с земледельческим трудом. В песнях и колядках выражалось пожелание хорошего урожая, и в гости было принято ходить с большими пшеничными калачами.

Иногда вместо козы изображали медведя, вола, оленя или какую-либо птицу.

Д. Кантемир описывает обряд следующим образом: «В день Рождества одевают на кого-нибудь голову оленя с большими рогами, к которой привязывают длинную до пят ларву (маску, сшитую из разноцветного полотна). После того один садится верхом на другого, изображая горбуна, и таким образом сопровождаемые огромной толпой они ходят по домам с песнями и танцами».[14]

К сожалению, никто из описавших этот обряд не упоминает о характере или названиях исполнявшихся танцев. Поэтому не известно, были ли это специальные танцы, исполняемые лишь в данном обряде, или это были танцы обычные, распространённые на жоках и других народных увеселениях.

Довольно распространённым танцевальным обычаем была и «нунта цэрэняскэ», которая устраивалась в канун Нового года. По описанию Т. Бурада, в этот день собиралось большое количество парней, которые одевались в красивые национальные костюмы, выбирали жениха, статного парня и под стать ему невесту. Невестой чаще всего был парень, одетый в женское платье. Затем они отправлялись в количестве 12-16 человек вместе с двумя или большим числом лэутаров по домам с песнями и танцами. Танцевали обычно хору, в середине которой стоял лэутар. Дружки кричали как могли и поднимали вверх палки, украшенные дугами цветов и цветными платками.

По всей вероятности, этот обычай появился на территории Молдавии только в середине века.

С земледельческим трудом тесно связаны и такие обычаи, как «драгайка», «папаруда» (или «папалуга»), «калоян» (или «скалоян»).

Основываясь на лингвистических исследованиях, К.Стамати доказывал, что слова «драгайка» и «папаруда» дакийского происхождения, эти слова отсутствуют в языках других народов Европы и Азии. Подтверждением этого мнения следует считать и то, что этими словами определяются понятия, связанные с возделыванием злаковых – основным занятием даков.

Обряд «калоян», по всей видимости, восходит ещё к временам трипольсклй культуры, когда были широко распространены глиняные женские статуэтки, изображавшие божество плодородия.

Позднее эти древние языческие обряды тесно переплелись с христианскими церковными праздниками и церемониями. Особенно явственны эти проявления в «драгайке», которая была одним из любимых развлечений сельских жителей. Вот что представляла собой «драгайка» во времена Д. Кантемира: «…Когда начинают вызревать хлеба, собираются все крестьянские девушки соседних деревень и выбирают самую красивую, которой дают имя Драгайка. Они украшают её венком из колосьев, множеством разноцветных платочков и дают её в руки ключ от амбара. Таким образом украшенная Драгайка с распростёртыми руками и развевающимися по ветру платочками шествует по полям и деревням, окружённая большой толпой своих подруг, которые вместе с ней поют и танцуют, называя её сестрой в своих искуссно сочинённых песнях»[15].

«Драгайка» обычно устраивалась в день Сынзяны – 24 июня. Вот как Д.Зеленин описывает этот обычай, бытовавший у молдаван, живших в Буджаке: «Они (девушки) выбирали из своей среды драгана и драгайку. Первая изображала мужчину и надевала мужскую шапку, украшенную колосьями. Они танцевали перед каждым домом под пенье остальных девушек. Драган бросал в хозяина платок, который тот возвращал потом вместе с завёрнутыми в него мелкими монетами»[16].

Однако к концу XVIII века этот обычай исчез, остался лишь танец с тем же названием. Об одном из его вариантов упоминает Т. Бурада: «Четыре девушки, две из которых одеты мужчинами, взявшись за руки крест-накрест, танцевали перед домами под звуки флуера, который наигрывал различные танцевальные мелодии. После этого хозяева дома благодарили их небольшим вознаграждением».

«Папаруда» сохранилась в сёлах Молдавии вплоть до начала XX века Д.Кантемир сообщает об этом обряде так: «В жаркое время лета, когда хлебам угрожает засуха, крестьяне одевают на девочку, которой нет ещё десяти лет, рубашку из листьев деревьев и бурьяна.

Все другие дети того же возраста следуют за ней с песнями и танцами. И где бы они не появились, струхи льют им на голову холодную воду. В песне дети поют примерно так: Папаруда! Иди на небо, открой ворота и выпусти дождь, чтобы лучше росла пшеница, рожь и всё остальное»[17].

По описанию Н. Гербановского, наблюдавшего этот обряд в середине XIX века в селе Сыцканы, «связка вербовых прутьев, в опрокинутом виде, надета была на голову обнажённого молдаванина, так что ноги его видны голыми»[18].

С заклинанием дождя связан так же обряд «калоян». Калоян «скалоян или калойца) представляет собой глиняного, величиной с ладонь человекоподобного идола, которого, украсив цветами, свечами, скорлупой крашеных яиц, хоронили в земле, имитируя весь обряд христианского погребения, или пускали по воде. Спустя три дня устраивались поминки, во время которых после угощения начинались танцы, длившиеся до вечера.

Специальной технической подготовки требовал новогодний танец «Кэлуцул», в котором жили традиции старинной молдавской профессиональной хореографии, достигшей высокого уровня развития в искусстве мэскэричий (скоморохов).

В середине XIX века в сёлах Молдавии были известны так же танцы «Пентру кынепа» («Для конопли»), в которых, для того, чтобы «конопля  росла высоко», юноши вытягивали вверх руки девушек. Использовались так же танцы «Пентру вин» («Для вина»), в которых танцоры высоко прыгали, «Пентру ой» («Для овец»), «Пентру пэпушой» («Для кукурузы»)[19].

Уже в начале XX века число обрядовых танцев значительно сократился. Но их лексический фонд и образный строй не исчез. В различных вариантах и видоизменённых формах они входили в танцы бытовые, обновляя их новыми сюжетами и движениями.[20]

2.1.1.2. Танцы в свадебных обрядах.

Необыкновенной красочностью и оригинальными танцевальными обрядами отличаются молдавские свадьбы. В них можно увидеть смешение самых древних языческих ритуалов с более поздними обрядами и современными песнями и танцами.