Автор работы: Пользователь скрыл имя, 20 Марта 2014 в 20:42, курсовая работа
Русская рок-поэзия сравнительно недавно стала не только объектом внимания социологов, культурологов и музыковедов, но и предметом собственно литературоведческого исследования. Однако ситуация изменялась очень быстро. Если несколько лет назад можно было говорить лишь о разрозненных попытках отдельных исследователей поставить вопрос о возможности академического изучения поэзии русского рока и продемонстрировать это на конкретном материале, то сейчас по проблемам литературоведческого анализа рок-текстов пишутся научные статьи, защищаются диссертации, вышел в свет первый тематический сборник.
Новый мощный всплеск неомифологизма в российской культуре приходится на «оттепельные» 60-е годы и продолжается по сей день. Он повлиял на творчество представителей практически всех литературных течений и эстетических тенденций литературы последних десятилетий. Современный неомифологизм имеет ряд специфических характеристик. Во-первых, он часто имеет иронический, пародийный характер. Таковым он бывает, например, в произведениях жанра научной фантастики. Так, в романах А. и Б. Стругацких «Понедельник начинается в субботу» и «Сказка о тройке» неомифологическая
– 75 –
ирония появляется вследствие того, что мифологические образы, темы и мотивы помещаются в новый, чуждый им социальный контекст и из-за этого не только утрачивают свой сакральный характер или его видимость, но и пародийно адаптируются к этому контексту, становясь смешными. Пародийным характером отличаются современные неомифологические произведения, построенные по принципу «проекции мифологического контекста на наш железный век». Примером тому являются «Антисказка» и «Песня-сказка о нечисти» В. Высоцкого. Иной образец неомифологической иронии в современной литературе – поэзия Д.А. Пригова и проза Л. Петрушевской. Д. А. Пригов под маской серьезности и даже пафосности вкладывает в готовую и как будто не искаженную пародией мифологическую модель новое содержание, абсурдное само по себе и делающее абсурдной данную модель. Таков, например, цикл его стихов «Апофеоз милиционера». Л. Петрушевская в своих рассказах имитирует так называемый городской миф – наполовину детскую страшилку, наполовину быличку. При этом мастерски имитируется стиль такого рода повествования с нарочито упрощенными лексикой и синтаксисом, нарочитым обыденно-спокойным тоном рассказа о необыкновенных, мистических событиях, неожиданно короткими концовками, указывающими на нереальность и логическую невозможность описанного (цикл «В садах других возможностей») [68; с. 47].
Одной из важных тенденций современного неомифологизма является также создание «произведений-мифов». Неомифологизм в них не самоцель, а одно из средств осмысления мира, использующее эффект остранения; с помощью него решаются не только вечные, но и актуальные проблемы. Таковы, например, «роман-миф» Стругацких «Отягощенные злом», «новелла-миф» Искандера «Джамхух – сын оленя, или Евангелие по-чегемски». Наследием символистов и акмеистов является культурный универсализм, характерный для современных произведений с неомифологическим подтекстом. Наиболее полно он проявляется в поэзии. Лирический герой И. Бродского – это одновременно и культурно-историческая маска, и некое перевоплощение в Плиния («Письма римскому другу»), Одиссея («Одиссей Телемаку») и т.д. Время и пространство в его стихах проницаемы, причем проницаемы произвольно, условны, готовы к метаморфозам, и Вертумн всегда может встретиться лирическому герою и увести его в свой античный мир. Главное в поэзии Бродского – «Я» поэта, которое также не имеет незыблемой формы: сменяются тела, условия существования, время, пространство, иные материальные особенности и категории, но не меняется духовная суть «Я». Формула неомифологизма Бродского – «Я» = Вечность = время = язык = культура, но ≠ телесное состояние [69; с. 59 – 60].
Неомифологизм в современных русских художественных текстах может быть представлен в виде фантасмагории. Например, в форме описания иного, фантасмагорического мира, который сравнивается с миром обыденным, имеет с ним общие черты, часто гиперболизированные или гротескно изображенные. Часто такая форма неомифологического подтекста или текста используется для
– 76 –
того же остранения. Пример тому – философская сказка Ф. Искандера «Кролики и удавы». Миф может входить в текст в форме фантасмагории в обыденном мире. В этом случае наблюдается соединение точных бытовых деталей, деталей современности с собственно фантасмогорическим началом, что создает эффект правдоподобия. Особенно наглядно эта форма проявляется в поэзии («Вертумн» Бродского), где лирический герой тесно связан с биографическим автором и при этом легко попадает в фантасмагорические ситуации. В прозе это некоторые расказы Петрушевской («Бог Посейдон»), повесть А. Кабакова «Салон» и др. Чаще всего фантасмагория в современной литературе встречается в форме перехода из мира бреда в мир реальности, которая становится ирреальной. Обычно в таких случаях лишь один герой (тот, чей бред и стал реальностью) оказывается на пересечении реального и нереального миров. Другие персонажи либо вообще ничего не замечают, либо воспринимают фантасмагорию как нечто обыденное. Пример первой ситуации «Новый Гулливер» Петрушевской, второй – «Крокодил» В. Кантора. Наконец, неомифологическая фантасмагория может проявляться в тексте в форме болезненно искаженного сознания героя. Это фантасмагоричность в сознании, а не вовне. Отчасти эта форма неомифологической фантасмагории является литературным воплощением постмодернистского утверждения мира как бреда. Примером этого воплощения служит повесть Вен. Ерофеева «Москва – Петушки» [69; с. 60].
Неомифологизм в современной российской литературе социологизирован. Вообще, социологизированность – это та черта, которая коренным образом отличает российский постмодернизм от европейского и американского, являясь при этом универсальной особенностью русской литературы как таковой. Социологизированность современного неомифологизма – это, прежде всего, появление в литературе социальной мифологии в форме жанра антиутопии («Москва 2042» В. Войновича, «Демгородок» Ю. Полякова и пр.) [69; с. 60].
Наличие неомифологического
подтекста в российской рок-
– 77 –
И я между ними в расшитой рубахе
Лежу на просторе, тиха и пригожа,
И солнце взрослее и ветер моложе.
Налицо языческое олицетворение природы: «солнце взрослее», «ветер моложе»; «Весна, задрожав от печального звона, / Смахнула две капли на каплю иконы», «Земля, застонав, превращалась в могилу». По языческой традиции душа героини после смерти становится птицей.
На антиномии жизнь↔смерть выстроены тексты песен «Кино» («Группа крови», «Война», «Мама, мы все сошли с ума»), «ДДТ» («Мертвый город. Рождество»), «Машина времени» («Памяти Джона Леннона»), «Крематорий» («Проходящие мимо», «Таня», «Безобразная Эльза», «Аутсайдер», «Мусорный ветер»), «Чайф» («Поплачь о нем»), «Аквариум» («Я – змея), «Ария» (Звезда Профит», «Тореро»), «Агата Кристи» («Мотоциклетка», «Декаданс», «Кошка»).
И есть чем платить, но я не хочу
Победы любой ценой.
Я никому не хочу ставить ногу на грудь.
Я хотел бы остаться с тобой,
Просто остаться с тобой,
Но высокая в небе звезда зовет меня в путь.
Группа крови - на рукаве,
Мой порядковый номер - на рукаве,
Пожелай мне удачи в бою, пожелай мне:
Не остаться в этой траве,
Не остаться в этой траве.
Пожелай мне удачи, пожелай мне удачи! («Группа крови»)
Где-то есть люди, для которых есть день и есть ночь.
Где-то есть люди, у которых есть сын и есть дочь.
Где-то есть люди, для которых теорема верна.
Но кто-то станет стеной, а кто-то плечом,
Под которым дрогнет стена.
Земля. Небо.
Между Землей и Небом - Война!
И где бы ты не был,
Что б ты не делал -
Между Землей и Небом - Война! («Война»)
Сталь между пальцев, сжатый кулак.
Удар выше кисти, терзающий плоть,
Но вместо крови в жилах застыл яд, медленный яд.
Разрушенный мир, разбитые лбы, разломанный надвое хлеб.
И вот кто-то плачет, а кто-то молчит,
А кто-то так рад, кто-то так рад...
Мама, мы все тяжело больны...
– 78 –
Мама, я знаю, мы все сошли с ума...
Ты должен быть сильным, ты должен уметь сказать:
Руки прочь, прочь от меня!
Ты должен быть сильным, иначе зачем тебе быть.
Что будет стоить тысячи слов,
Когда важна будет крепость руки?
И вот ты стоишь на берегу и думаешь: "Плыть или не плыть?"
Мама, мы все тяжело больны...
Мама, я знаю, мы все сошли с ума...
(«Мама, мы все сошли с ума»)
Не пройти мне ответа там, где пулей вопрос,
Где каждый взгляд миллиметр, время – пять папирос.
Мёртвый город хоронит свои голоса,
Потерялись и бродят между сиен небеса.
Рождество наступило. В подвале темно.
Сколько душ погубило напротив окно.
Я забыл, что в природе ещё что-то есть...
(«Мёртвый город. Рождество»)
Скажи, мой друг,
Зачем мы так беспечны?
В потоке дней
И суматохе дел.
Не помним мы,
Что век не будет вечным
И всем путям
Положен свой предел. («Памяти Джона Леннона»)
Мусорный ветер, дым из трубы,
Плач природы, смех сатаны,
А всё оттого, что мы
Любили ловить ветра и разбрасывать камни.
Песочный город, построенный мной,
Давным-давно смыт волной.
Мой взгляд похож на твой,
В нём нет ничего, кроме снов и забытого счастья.
Дым на небе, дым на земле,
Вместо людей машины,
Мёртвые рыбы в иссохшей реке,
Зловонный зной пустыни.
Моя смерть разрубит цепи сна,
Когда мы будем вместе! («Мусорный ветер»)
– 79 –
Эй, тореро, жизнь как миг:
Опять звучит трубы призывный зов.
Эй, тореро, ты или бык?
Качаются чаши весов.
Бог хранит тебя!
Смерть щадит тебя!
Неба белый платок,
Кровь и жёлтый песок,
Крик отчаянья. Бык – живая мишень!
Под восторженный вой
Ты играешь с судьбой.
Пусть не знает никто,
Что творится в душе. («Тореро»)
Другие мифологические антиномии – космос↔хаос, земля↔небо, свет↔мрак, вечность↔время и пр. – также часто актуализируются в рок-стихах. Причем делается это преимущественно в мифологической традиции: «Между Землей и Небом – Война» («Война», гр. «Кино»), «Вытоптали поле, засевая небо» (А. Башлачев «Лихо»); «То ли вечность, то ли вонь» («Мертвый город. Рождество», гр. «ДДТ»), «Не помним мы, что век не будет вечным / И всем делам положен свой предел» («Памяти Джона Леннона», гр. «Машина времени») и т.д. Стремление к антиномичности – одна из главных черт русской рок-поэзии. В приведенных и многих других текстах подобного рода утверждается переменчивость мира: ничего не окончательно, все имеет свое завершение, после чего начинается нечто иное, зачастую противоположное. И эта цепь, вернее, круговорот перемен – вечен [69; с. 61 – 62]. Ср:
Раньше в это время было темно,
А сейчас совсем светло.
Время бежит вперед,
И мы бежим вместе с ним
(Майк Науменко)
Она твердила мне о тайне сна.
О том, что все в конечном счете растает без следа,
Как то вино, что было выпито вчера.
(«Крематорий», «Таня»)
Время менять имена!
Время менять имена!
Настало время менять!
(«Алиса», «Время менять имена»).
Неомифологизм рок-поэтов может быть ироничен, иметь пародийный характер. В «Песенке про корову» («Машина времени») иронически подаются мотивы зооморфизма (на них построен текст); в песне «Крепость» («Чайф») герой говорит: «Ты – мое небо, я облако в этой дали./ Правда, радиоактивен с
– 80 –
прошлой субботы»; «Ты – свод законов на этой Земле. / Я же параграф или исключение»; социальная мифология пародийно подается в «Лето (песня для Цоя)» (Майк Науменко): «Лето! / Недавно я услышал где-то, / Что скоро прилетит комета, / И что тогда мы все умрем»; мифологическая ирония пронизывает текст песни «Ехан Палыч» («Тайм Аут»).
Лето!
Я изжарен, как котлета.
Время есть, а денег нету,
Но мне на это наплевать.
Лето!
Я купил себе газету.
Газета есть, а пива нету.
И я иду его искать.
Лето!
Оно сживет меня со свету.
Скорей карету мне, карету,
А впрочем подойдет и квас.
Лето!
Штаны истерты, как монета.
Во рту дымится сигарета,
Иду купаться в водоем.
Лето!
Недавно я услышал где-то,
Что скоро прилетит комета,
И что тогда мы все умрем. («Лето»)
Культурный универсализм, характерный для неомифологизма современной российской литературы, присутствует в рок-поэзии преимущественно в форме специфического космополитизма и в форме неопределенности мифологической традиции (только христианские темы и мотивы в данных текстах поддаются идентификации, языческие же универсальны, как правило, архетипичны и характерны для любой мифологии).
Фантасмагоричность также присуща неомифологизму рок-поэтов, т.к. многие их тексты строятся на принципе фантасмагоричности. Чаще всего это – фантасмагория бреда, как в «Мама, мы все сошли с ума» («Кино»), «Мертвый город. Рождество» («ДДТ»), «Мусорный ветер» («Крематорий»), «Мотоциклетка» и «Декаданс» («Агата Кристи») и т.д.
Информация о работе Элементы мифореставрации в современной рок-поэтике