Образы детей в мировой художественной литературе с позиции сравнительного литературоведения

   Так, например Оливер Твист Диккенса - незаконный ребенок. Он не знает не отца, ни матери. «…он одурачил девушку сказкой, будто какая-то загадочная тайна… препятствует в настоящее время его бракосочетанию с ней, и она жила терпеливо доверяясь ему… в то время ее оставалось всего несколько месяцев до родов...». «отец девушки узнал все правду со всеми преувеличениями.… Под гнетом стыда и бесчестия он бежал со своими детьми в самый отдаленный уголок Уэльса девушка тайком ушла из дома… и умерла при родах в работном доме…». Он один на улицах Лондона, гонимый всеми ветрами. 

Твист - герой комбинации «романа воспитания» и «романа  странствий». Типологически этот образ  связан с такими героями, как, например,   Джонс Филдинга или Консуэло Жорж Санд, для которых странствие есть форма обретения жизненного опыта. Кроме того, он еще и пример воплощения у Диккенса архетипа «преследуемого ребенка», устойчивого в его романном мире. Твист. — единственный диккенсовский герой-ребенок, оставшийся ребенком до конца романа, и — что важно — живым и благополучным. Вместе с тем он -  личность психологически достаточно условная. Ситуация «воспитания» (преследования лондонскими подонками в компании со злодеем-родственником) скорее позволяет обнаружить, кем Твист в отличие, скажем, от своего ровесника Плута (несомненно, по версии Диккенса, рожденного для своего разбойного ремесла) так и не становится: вором, лгуном и циником. Он по самой своей природе изначально не просто чувствительный и добрый мальчик, какие у Диккенса часто встречаются среди обитателей лондонского дна. Несмотря на то, что Твист родился и вырос в работном доме, его речь, поведение и, самое существенное, образ мыслей благородны, аристократичны. Такле описание образа Оливера является   характерным для Диккенса, в том плане, что писатель следует тенденции идеализировать  положительного героя до крайности, в нем нет, не единой негативной черты. Твист прирожденный джентльмен. Благородная природа, даже порода, не искореняется в нем никаким «воспитанием» и «воспитателями», среди которых один из самых колоритных персонажей Диккенса — старый еврей Феджин, зловещий Карабас-Барабас лондонских беспризорников, служащих в его театре — школе воровства. Диккенсовские отрицательные герои – абсолютно «плохие», нет надежды на их исправление. Хотя  Твист испытал множество лишений и страданий, но судьба в целом к нему благосклонна. Преследования и гонения не вечны. Он оказывается богатым наследником. Из-за фамильного внешнего сходства Твист узнают разные люди, знавшие его отца или мать, он дважды за время своих «странствий» оказывается под покровительством добрых людей — оба раза это знакомые или родственники его родителей. В итоге Твист обретает родную тетку и приемного отца, и его приключения заканчиваются. Знаменательно, что Диккенс не находит места в традиционном для своих романов эпилоге для сколько-нибудь конкретной характеристики жизни Твиста в новых условиях. Ведь самый яркий, хотя и безусловно трудный, ее период завершился. Как типичный диккенсовский герой-ребенок (если только таковому удается пережить опасный детский возраст), он  легко может затеряться в благополучном мире, лишившись какой-либо примечательности.

В образной системе прозы  М. Ауэзова можно выделить отдельно своеобразные женские характеры. Поэтичность, разнообразие типов, высочайшее художественное мастерство отличают ауэзовских женщин в казахской литературе. Один из первых рассказов М. Ауэзова “Сиротская доля” посвящен судьбе женщины. В рассказе - три женских образа.

В их судьбах -  и дряхлой восьмидесятилетней старухи, и одинокой сорокалетней вдовы, и грустной, нежной тринадцатилетней девочки, как бы олицетворены судьбы всех казахских женщин - жертв старого мира.

Разнообразны средства раскрытия   образа в рассказе.   Это и тонкий лаконичный портрет, и авторская характеристика бедняцкой доли, судьбы семьи. Страшна и трагична судьба всех женщин этой семьи. Беззащитна в своей доверчивости мудрая старуха, бабушка Газизы, раскрывающая свою душу перед гостями, для которых нет ничего святого. Беззащитна и мать Газизы, незрячая сноха старухи, догадывающаяся о низменных намерениях гостей, но не смеющая подать даже голоса, настолько она робкая и униженная обстоятельствами жизни. Авторская характеристика точно обрисовывает долю женщины, сравнения, которые он использует, аллегоричны и многозначны. Так о судьбе старухи он пишет:

“ Она думала о будущем  и не видела в нем просвета. Спину  ее сгибали года и привычная покорность судьбе. Сердце холодело от неосознанного  недоброго предчувствия. Но во всем ее облике была сдержанность, ни тени робости и суеты. Бессильная и неутомимая, она была красива, как старый ломовой двужильный конь, от которого шарахается сама смерть.”

Центральным образом  в раскрытии несчастной женской  доли является образ девочки - сироты Газизы. Главную героиню Газизу также можно назвать сиротой: Мать - слепа, «…после похорон» отца и брата Газизы «соринка попала в глаза матери. Слезы погасили в них свет…»,  «Отец –поехал выручать добро Дюсена-Болтуна, … обивал пороги у тобыктинских аксакалов»,  «вернулся со всем угнанным скотом». «..занемог в дороге. Как вернулся слег. И не поднялся кормилец. Сам ушел невозвратно и младшенького своего увел…». Газиза после смерти отца стала кормилицей семьи, на ее плечах забота о матери и бабушке. [9]   По своей яркости, трагической художественной глубине образ Газизы наполнен шекспировской силы, а по своей социальной значимости его можно сравнить с образом Катерины из “Грозы” Островского”. В казахской литературе непосредственным предшественником этого образа является Шуга, героиня знаменитой повести Б. Майлина.

Образ Газизы, опозоренной  богатым и циничным мырзой, поражает своей цельностью и чистотой. Могучий  талант М. Ауэзова, совершенно неожиданный  в этом первом для него прозаическом произведении, сказался в умении глубоко раскрыть духовный мир Газизы через внутренний монолог, через пейзаж, через портретное описание. Точно и проникновенно создает автор тревожное предчувствие Газизы, вместе с ней мы ощущаем буран, пронизывающий до костей.

Ее гордость, ее любовь к матери и к бабушке позволяют ей уйти от горестей, несчастий и бед, от позора, муки и стыда, от пожизненного обмана, замерзнув в степи у могил отца и брата, которые являются единственными, но ненадежными ее защитниками. Образ Газизы перекликается с шекспировским образом Офелии, но несчастья Офелии, сведшие ее с ума, меркнут по сравнению с горем Газизы. Опираясь на завоевания критического реализма русской литературы, М. Ауэзов в этом произведении сумел создать женские образы, достойные войти в галерею самых ярких образов мировой литературы.

Потрясает нарастающая  трагическая безысходность положения  бабушки, матери и самой Газизы. Но если мать и бабушка Газизы сломлены всем ходом жизни, бесконечными унижениями и смиренно несут свою нелегкую женскую ношу, то образ Газизы олицетворяет протест женщины, не смирившийся с жалкой участи рабыни, объекта похоти разжиревшего мырзы. Не снеся личного позора, Газиза только в смерти может найти избавление от страданий и унижений: «А слегка веснушчатое ее лицо было ясно, ни следа страданий у рта и между бровей. Лицо было невинно и чисто, как у спящего ребенка. Она спала спокойно, крепко, и ей не снилось то, как она жила».

Для всех произведений Ч. Айтматова, а для повести «Белый пароход» в частности, характерна тема добра и зла как центральная тема творчества писателя.

Проблема добра и  зла — это одна из вечных тем  в литературе. Она звучит в произведениях Данте и Шекспира, находит отражение в русской классической литературе. Эта тема является основой многих сказок и легенд. Но если в сказках добро почти всегда торжествует, а зло наказывается, то в действительности не всегда бывает так. Во многом, по-моему, повесть «Белый пароход» интересна тем, что в ней одновременно сосуществуют и современная жизнь и древняя легенда, причем проблема добра и зла разрешается отлично от привычного исхода. Еще одна особенность постановки вопроса добра и зла в этом произведении — в его переплетении с национальными проблемами при разном восприятии моральных и духовных ценностей и законов, в частности характерных для киргизов.

Живущий в этой сложной  действительности главный герой  повести, семилетний мальчик, делит  и свой мир на два измерения: реальный мир и древний мир, фантастический мир сказки и легенды, добра и справедливости, который как бы компенсирует несправедливости реальности, а их много. Мальчик оставлен родителями на попечение деда. И у отца, и у матери уже другие семьи. Мальчик Чингиза Айтматова «…Он никогда не видел ни отца, ни матери»,   «… Мать работала она на какой-то большой фабрике ткачихой. У нее новая семья- две дочери, которых она сдает в детсад и видит только раз в неделю. Живет она в большом доме, но в маленькой комнате, до того маленькой, что повернутся негде»,   «…на очереди они на новую квартиру. Когда получат неизвестно. Но когда получат, заберет сынишку, если муж позволит»… «…Отец все также матросом служит на каком-то пароходе, и что у него тоже новая семья, дети, то ли двое, то ли трое. Живут возле пристани. Будто бы бросил пить. А жена новая всякий раз выходит с ребятишками на пристань его встречать…». Он сирота при живых родителях. [10]

  Живет мальчик  с дедом Момуном на далеком  лесном кордоне, где их родственник  Орозкул все время притесняет, унижает их. Дед не мог защитить  внука от жестокостей и несправедливостей сего мира, ибо сам был слаб. В повести, как, увы, и в жизни, получается так, что лучшие люди бедны, несчастливы, унижены теми, кто имеет власть и силу. Так, дед Момун «всю жизнь с утра до вечера в работе, в хлопотах прожил, а заставить уважать себя не научился». И мальчик видит эту полную несправедливостей жизнь.

  В  каждом человеке  существует внутренняя тяга к  добру, справедливости. И если  их нет в реальном мире, человек  пытается воссоздать недостатки  этих добрых начал во внутреннем, вымышленном мире, в мечтах, желаниях переделать злой мир, как это случается и со мной.   Это  происходит в большей или меньшей степени, но с каждым человеком, а особенно сильно и часто случается с детьми. И конечно, мальчик из «Белого парохода» не был исключением. «…У него были две сказки. Одна своя, о которой никто не знал. Другая та, которую рассказывал дед…».

Сказка, которую рассказывал  дед, — легенда о Рогатой матери-оленихе, спасшей человеческих детей, тем  самым восстановив когда-то в древности род киргизов. Но гордые и тщеславные люди вскоре забыли о добре Рогатой матери-оленихи. Они стали охотиться на маралов, и оленям пришлось уйти в другие края. Поднимается тема манкуртизма. Разговор Мальчика с молодым шофером не знающим своего происхождения. «Разве тебя не учили запоминать имена семи предков? … если люди не будут помнить отцов, они испортятся. …тогда никто не будет стыдится плохих дел, потому что дети и дети детей о нем не будут помнить. И никто не будет делать хороших дела. Потому что все равно дети об этом не будут знать…»;

  Эта легенда, в которой побеждает зло, не могла служить для мальчика опорой, помощью и утешением. И тогда он создает свою легенду. Его сказка — это камни с вымышленными именами, «…среди которых есть и «вредные», и «добрые», а также «любимые», «смелые» и «злые» растения. Но «любимых», «добрых» и «смелых», наверно, было больше…».

  В волшебном мире  сказки мальчик встречается с  отцом. Он мечтает превратиться в рыбу и добраться по Иссык-Кулю до белого (белого, а не черного!) парохода, где плавает матросом его отец.

И, как во всякой сказке, волшебный мир, в который погружается мальчик, прекрасен и справедлив. Этот мир представлен в повести целым рядом легенд и сказок, мечтами и снами ребенка. Здесь добро всегда торжествует над злом, каждое злодеяние наказывается, здесь царят красота и гармония, которых так не хватает мальчику в действительной жизни. Его легенды — это единственное, что помогало мальчику жить, остаться добрым, неиспорченным ребенком, верящим в добро и в то, что оно победит. Тот внутренний мир оберегал чистую душу ребенка от зла внешнего, окружающего мира. Но эти миры должны были столкнуться, и, по-моему, это было неизбежно. Внутренний мир мальчика столкнулся с миром внешним, в котором зло противостояло добру.

В самом реальном мире существует  отдельная проблема столкновения добра и зла, так и в повести две обособленные тематические линии: внутренний мир мальчика против внешнего мира и Момуна против Орозкула в самом внешнем мире.

Противостояние добра  и зла наблюдается и там  и там, и в конце концов в обоих случаях побеждает зло, а добро умирает. Добро и зло — это два взаимоисключающих понятия. И в своих мечтах мальчик пытался сделать реальный мир добрее, «перевоспитав» зло. Он надеялся, что Орозкул станет добрым, если у него будут дети, если он будет знать, что оставит после себя потомство. Но в то же время понятно, что если бы в Орозкуле была хоть капля добра, то он бы дарил свое тепло мальчику, как в легенде это сделала Рогатая мать-олениха. И, зная, что его дядька на самом деле наполнен только злом, мальчик часто видел во сне картину возмездия. Мальчик, как и читатель, подсознательно понимал, что зло с добром не могут сосуществовать, что-то должно быть истреблено. Но, увы, поражено было добро. Потому что Орозкул заставил деда Момуна нарушить свои нравственные законы, растоптать то, во что так долго верил и он сам, и мальчик. Орозкул заставил его не просто убить олениху, но посягнуть на то, во что он верил всю жизнь, «на память предков, на совесть и заветы свои», на нравственные законы бугинцев. Момун сотворил зло во имя добра, ради своей «злосчастной дочери», ради внука. Но его философия зла во имя добра потерпела крах. Убив олениху, он обрекает на гибель мальчика. Момун сам помог создать внуку мир легенды, рассказав о Рогатой матери-оленихе, но сам же этот мир и разрушил. «И теперь, сраженный горем и позором, старик лежал на земле лицом вниз».

А мальчик остался  совершенно один в этом мире. Вмиг разрушились  все его мечты и надежды, жестокость мира, от которой он долгое время  прятался, предстала перед ним во всем своем обличье. Уплыв рыбой по реке, он отверг то, с чем не мирилась его детская душа. Но вера в добро у него осталась, ведь он не умер, а ушел от действительности в свой мир сказки, он не покончил самоубийством, а «уплыл рыбой по реке».

Повесть кажется незаконченной, потому что без ответа остаются многие вопросы, например, Момуна: «И почему люди бывают такими? Ты ему добро — он тебе зло». Не дает Ч. Айтматов и ответа на вопрос мальчика: «Почему люди так живут? Почему одни злые, другие добрые? Почему есть счастливые и несчастливые?» Не написано в повести, почему, как в сказках, добро не победило зло. Право найти на них ответы предоставляется читателю.   

Рассмотрев биографии  и социально -политические условия  творческой деятельности трех писателей и конечно же произведения, мы видим, примеры как контактно – генетических связей, так и типологические схождения в творчестве трех авторов. В  казахской и киргизкой литературе в период  развития социалистического реализма как литературного течения отношение к Диккенсу выражалось прежде всего в  форме внешних контактов. Это были сообщения, упоминания и в первую очередь переводы.  Заметим также, что переводы относятся к внешним контактам только тогда когда они выполняют  информационную  функцию.  Внешние контакты носили в большей степени утилитарный характер. «…проза Диккенса- один  из  образцов соцреализма  в капиталистическом мире…  » [11, 7], т.е. это было примером для подражания молодой советской  прозы.   Этому сопутствовали  и  крепнущие реалистические  тенденций,  создававшие  предпосылки для более глубокого внутреннего восприятия Диккенса.  В начале  XX века  дело не дошло до внутренних  контактов.  Но вместе с ростом  творческого потенциала казахской и киргизской литературы усиливаются и   внутренние контакты. Естественно, Чингиз Айтматов и Мухтар Ауезов были знакомы с творчеством  английского  классика  посредством как внешних так и внутренних контактов.  Но при этом  мы не должны  понимать  эти  контакты лишь  как «влияние» или «воздействие» как на форму, так и на идейное содержание произведении  советских писателей.  Три писателя   схожи в выборе прозаического жанра для своих литературных произведений. Хотя форма различна. У Диккенса - это роман, у Ауэзова – рассказ, а Айтматов выбирает промежуточную форму – повесть. Если сравнивать сюжетные линии и композиции произведении, то за внешними различиями можно найти схожие черты.