Немецкая философия

Практический разум есть собственно моралистическая вера, как было сказано. Понять нравственность – значит понять суть этой веры. Этому и посвящена моральная философия Канта. Здесь Кант исходит из двух, в целом противоположных положений. Во-первых, нравственность и вера имеют рациональную природу и являются продуктом деятельности человека. Во-вторых, они определяются трансцендентной божественной сущностью и не создаются (не измышляются) человеком.

а). Совокупность этих положений рождает вопрос о возможности рационально понятой и объясненной морали, о том, как она возможна. Ведь идея практического разума изначально проблематична, поскольку разум по определению теоретичен.

Полное теоретическое обоснование  веры и морали недостижимо. Мораль по теоретическим основаниям столь же невозможна, как и разум с доказательностью рассудка. Но возможен особый тип, если не рациональности, то обоснованности морали: практическая организация человеческого поведения, подчиняющегося тому, что должно. Это долженствование определяется тремя высшими трансцендентными идеями: Бога, бессмертия души и свободы воли. Кант говорит о том, что относительно этих идей нет, и не может быть теоретических доказательств, поэтому «следует  поступать так, как будто мы знаем, что эти вещи действительно есть».

Об этом он пишет следующее: «В области  практического разума мы имеем дело (или игру)  с идеями, которые разум создает себе сам; если этим идеям соответствуют какие-либо предметы, то последние лежат далеко вне круга нашего рассмотрения. Эти идеи недоступны для спекулятивного познания, однако, их не следует считать пустыми во всех отношениях, нам дает их в практическом отношении законодательный разум, разумеется, вовсе не для размышления над тем, что они представляют сами по себе, но для подкрепления моральных оснований, которые иначе были бы совсем пусты (но в конечной цели всех вещей приобретают объективную практическую реальность)».

Мораль, по Канту, – «объективная практическая реальность». Но открывается она нам, как всякая объективная реальность, благодаря разуму, но «законодательному»,  имеющему своими орудиями названные идеи.  Это означает, во-первых, двойственную природу морали. Руководящие идеи практический разум «создает себе сам», но реальность, соответствующая этим идеям «лежит далеко вне круга нашего рассмотрения», нравственность оформляется нашей свободной волей, но укоренена в Боге. Поэтому ее можно понять через соотношение воли и долга. Во-вторых, Нравственность как «законодательный разум» предполагает единство морали и права. Чистый практический разум – это политический и юридический разум. И это определяет антропологические и социологические идеи Канта.

Бог же оказывается метафизическим «спасителем» для морали и права, когда свобода воли приводит их к пропасти (погибели для бессмертной души). Это является аксиоматическим убеждением, восходящим, безусловно, к представлению Реформации  о том, что истины Писания непосредственно и изначально запечатлены в человеческом разуме, и для их постижения не требуется откровения (и даже Библии).^*

Идеал человека верующего, но не церковного пронизывает кантовскую моральную философию. Бог является неустранимым и необходимым фоном этой философии, но главными ее понятиями являются свобода воли и категорические императив.

Б). Учение о свободе воли и понятие  категорического императива. Анализ этих понятий ведется таким образом, что область теоретического и область практического разума оказываются во многом проекцией друг друга (они конгруэнтные), То место, которое в области теоретического разума занимает вещь сама по себе, в области практического разума занимает человек, а также исходные основания его нравственности: Бог, бессмертие души и свобода воли. Свободная автономная воля занимает место продуктивной способности воображения. Место априорных категорий занимает категорический императив.

а). По Канту, неотъемлемым атрибутом  человеческой природы является автономная свободная воля. Именно она – «субстрат» морали и права. Это убеждение аксиоматично и связано с общей просвещенческой убежденностью в возможности совершенствования человека на основе разума. По мнению Канта, в основе поведения, способствующего совершенствованию, может лежать только автономность воли, т.е. самозаконность, индивидуальная обоснованность, разумная воля.

Автономия противостоит гетерономии, т.е. чужезаконию, когда человек определяется внешними ему правилами, стандартами, законами, неукорененными в его личной  морали. Независимо от источника этих норм, и от их содержания (даже самого правильного и привлекательного) чужезаконие не может быть основой совершенствования человека. Совершенствование – всегда самосовершенствование, а не принудительное совершенствование.

б). Для Канта неприемлема традиционная точка зрения, связывающая мораль, право, политику именно с гетерономностью: законы – это то, что предписывается человеку, то, что требует подчинения. Но он понимает, что эта точка зрения небезосновательна. Она обусловлена тем, что противоположность гетерономии понимают как беззаконие. Беззаконие, безусловно, недопустимо, оно также – антипод совершенствования. Именно поэтому для понимания свободной воли требуется, как минимум, еще одна дефиниция, определяющая волю как добрую или злую.

Добрая воля отличается от злой тем, что неразрывно связана с разумом, ответственностью и долгом. Только это делает ее действительно свободной. Злая воля «по определению» не может быть свободной, поскольку лишена этих характеристик. Свобода доброй воли есть добровольное разумное принятие долга, понижаемого как определяющее жизненное начало.

в). Человек свободен – значит не безрассудно волен, а способен правильно выбирать. Свободен не вообще, а свободен для чего-то, а именно для разумного нравственного выбора.^* Без свободы не может быть никакой морали, может быть только подчиненность и страх. Свобода – этический центр поступков человека, но именно поэтому она должна быть разумна и моральна.

Важнейшей функцией свободы является императивность, предписательность. Мораль подлинной свободы – рамочна и нормативна. В ней свобода предстает через априорность долга, также как чувственность – через априорность пространства и времени, а рассудок – через априорность категорий. Свободный человек должен следовать моральным императивам свободной воли. Для Канта это равнозначно тому, что свободный человек – тот, кто добровольно им следует.

г). Кант выделяет три вида таких императивов. I. Гипотетический - императив умения и непосредственны предписаний («Заготовляй дрова с лета», «Храни деньги в банке» и т.п.). 2. Ассерторический – императив достижения счастья на основе благоразумия и расчетливости, то, что часто называют позицией «разумного эгоизма». 3. Категорический императив – трансцендентальное выражение доброй воли самой по себе. Последний является ключевым для морали и выражает «саму силу жизнелюбия», а не является навязанной нормой.

Категорический императив имеет три формулы, о которых Кант говорит в «Основаниях метафизики нравственности». I. Формула универсальности, которая требует, чтобы человек выбирал такие нормы поведения, которые он мог бы пожелать для себя в качестве правил «всеобщего законодательства», т.е. выбранными и другими людьми по отношению к нему. (Наиболее простая интерпретация: «Не делай другим того, чего не желаешь себе». У Канта же другое значение: должен делать то, что желаешь для себя). 2. Формула персональности, которая требует, чтобы к любому человеку относились только как к цели, и никогда как к средству для достижения целей (даже самых возвышенных). 3. Формула автономности, которая требует, чтобы воля была подчинена не только самозаконодательству, но и всеобщему законодательству, но в том, и только в том, случае, когда в самом всеобщем законодательстве эта воля рассматривается, как имеющая безусловное право быть самой себе законодательницей. (Система права должна быть либеральной, человек - законопослушным гражданином.)

Во всех своих формулах категорический императив – требование безусловное, не создаваемое человеком, но выполняемое. Выполняемое без всяких условий, всегда, даже в полном одиночестве, даже при абсолютной неблагоприятности всех обстоятельств. В нем мы находим конечную причину того, почему следует поступать нравственно. Поэтому именно он делает поведение человека рационально обоснованный выражением доброй воли. Этот императив предполагает максиму: «Должен, значит можешь».

д). Для отдельного человека категорический императив создает трудноразрешимую мировоззренческую и нравственную ситуацию, которую часто называют «коллизией обязанностей», фактически коллизию между чувством и долгом.

Мотивация поведения человека может  быть различной: благорасположенность, симпатия, любовь, – или же: понимание ответственности и необходимости, уважение к закону, долг. (Речь идет о поступках доброй свободной воли). Категорический императив предполагает безусловное преимущество мотивации второго рода. Те поступки, которые мы совершаем по благорасположенности, сочувствию или любви, понимаются Кантом как недостаточно морально укорененные, они ситуативны, необязательны. Подлинная нравственность не может иметь такого ненадежного основания.

Подлинное и безусловное выражение  морали мы находим только в поступках, совершенных по мотивам разумного следования долгу. Добродетельный человек – не мягкосердечный бездельник, а человек принципа. И по логике такого принципа; чем далее отстоит поступок от склонности, тем более он нравственен. Самый нравственный поступок: исполнение добра вопреки собственной склонности, и не совсем понятно, не следует ли вообще искоренять наши склонности.

е). Сам Кант не доводит до столь  радикального вывода свои размышления о категорическом императиве, но, понимая его возможность, всячески настаивает на том, что долг – не искусственное измышленное состояние для человека. Долг – это главное жизненное чувство. Чувство долга – аккумуляция всех наших чувств-склонностей. 

Каким бы странным и невыполнимым не казался нам наш долг, приходится признать, что без него не может  быть нравственности. Поскольку нравственность – это не состояние счастья, с одной стороны, и не цепь наших поступков по правилам – с другой. Нравственность – особое состояние жизни, априорно, и даже трансцендентально предназначенное человеку.

Нравственность –  то, что связывает человека с миром. Основываясь на принципе долга, мы можем приходить к определенным предположениям о мире, о которых мы не можем узнать теоретически, но которые предъявлены нам нашей совестью как очевидные практические постулаты.^*

ж). Категорический императив Канта  вызывал и вызывает массу разнообразных  критических, а в некоторых случаях, и язвительных оценок. Наиболее взвешенной оценкой является гегелевская. Гегель считал, что в категорическом императиве скрыта идея святости (но не теологического толка). И она столь же величественна, сколь и бессильна. Поэтому категорический императив не годится для той цели, для которой сформулирован – для улучшения и совершенствования человеческого рода, – поскольку людей, способных следовать ему найдется слишком мало. Категорический императив, конечно, имеет ценность в качестве ориентирующего идеала. Безусловно, следует приветствовать стремление соответствовать и следовать ему. Но  не следует связывать с ним больших социальных ожиданий. Безрассудно считать его основанием общественной морали и прогресса.

При этом нужно заметить, что сам  Кант не возражал бы против такой оценки. Для него главной задачей человека познающего и человека действующего было полагание идеала – эстетического и этического – в условиях его принципиальной недостижимости.  Это определяет антропологические взгляды Канта, его понимание природы человека.

В). Человек  и возможности его самопознания. Процесс полагания идеала есть процесс становления человеческого в человеке.

а). Чего-то более безусловного, чем  эта задача человеку не дано, поскольку человек – носитель двух несовпадающих атрибутов: конечности и разумности. Подлинно разумное существо не может быть конечным, а конечное не может быть подлинно разумным. Загадка человека в том, что эти качества ему, безусловно, принадлежат, но он никогда не может быть познан в их единстве.

Это значит, что человек реализуется в двух различных мирах. В феноменальном, чувственно-воспринимаемом мире явлений человек пребывает по законам конечности, природности. В ноуменальном, свободно-нравственном – по законам разума. Человек есть антитеза, и аспекты этого разнообразны.

1. Поскольку разум является все  же разумом конечного человека, то свобода не может быть  абсолютной сущностью разума. Человек  воплощает собой трагизм отношения разума и свободы.

2. Это означает принципиальную противоречивость человеческого творчества. Человек не является творцом универсальным. Он не может творить универсум, с одной стороны, и умопостигаемый мир трансцендентного – с другой. Но он является творцом мира эмпирии, опыта, явлений.

3. Это значит, что человек свободен и несвободен.

4. Он знает и не знает себя.

б). Теоретическое размышление открывает  человеку, что он есть некая умопостигаемая вещь сама по себе, главные атрибуты которой – свободная добрая воля и разум. Но параметров собственной трансцендентальности, фактически собственной уникальности этим знанием человек не открывает. Знать параметры своей сущности он может только опытным путем, обращаясь к собственному внутреннему миру, т.е. в психологической интроспекции. Но она открывает человеку только то, чем он является для себя, то, что он есть в самонаблюдении, а не то, что он на самом деле представляет собой, поскольку последнее включает в себя как главное, то, чем человек должен быть, его предназначенность.