Немецкая философия

В целом, критичность разума и свобода  человека оборачиваются неукорененностью, отвлечением от непосредственных данностей существования, они ни на что не опираются, находятся в подвешенном состоянии. Мир кантовской  философии оказывается миром разорванности, разъединенности. Он приобретает эмоциональную окраску бездомности, тревоги, беспокойства, навязчивой вопросительности и противоречивости, которая может восприниматься как схоластические ухищрения философа. Свобода оказывается не столь прекрасной, как того хотелось бы, а разум не столь безусловеным, как требовалось бы.

Все, к чему человек призван  долгом – не гарантировано. Оно должно создаваться самим человеком, причем в условиях значительной неопределенности перспектив. Человек обречен быть мастером методического баланса, координирования, творческого и ответственного синтезирования всех открывающихся ему элементов мира и жизни. Последствия его мастерства совсем не однозначно определены. Единственной поддержкой для него является вера в Бога. Но она максимально рационализирована, и, значит, также обрекает человека на трудную свободу.

Все последующие немецкие философы обсуждают эту тему «синтезирования» стремясь, при этом, видоизменить кантовский методологизм, убирая: жесткость законосообразности (Фихте), ригоризм долга (Шеллинг)  и человеческую субъективность процесса синтезирования (Гегель). Для последователей Канта это означает преодоление дуализма кантовской философии, ее разорванности. Для самого Канта – как раз наоборот. Для него методологизм – «дух», а не «буква» науки.

И есть все основания полагать, что он не хотел, если не сказать, боялся, променять честную и искреннюю противоречивость на легко становящуюся догматизмом последовательность, которая бы ограничила критицизм и свободу мысли. Более того, эта противоречивость создает специфику и даже «очарование» кантовской философии. Сложность, неоднозначность и противоречивость – не причина для трагической философии.

Он говорил: «Ученые думают, что  все существует ради них…  Дворяне  думают также… Не следует говорить, что мы самой своей природой призваны к науке, поскольку природа дала нам способность к ней: ведь стремление к науке может быть только неприродным… Правильное познание мироздания, по Ньютону, есть, может быть, прекрасный продукт чрезмерного любопытства человеческого разума. Между тем, Юм замечает, что философу в этом забавном размышлении легко может помешать молоденькая девушка, берущая воду из колодца, и что правители из-за малых размеров Земли сравнительно со Вселенной не бывают склонны отнестись с презрением к своим завоеваниям. Причина этого в том, что теряться за пределами того круга, который нам здесь определен небом, хотя и прекрасно, но неестественно… Философия есть дело не первой жизненной необходимости».

Б) Безусловная  обязанность человека к ясному разуму. Среди всех разделов кантовской философии первейшее значение имеет сфера нравственности. Она отделена от научного познания и  поставлена выше него. Основание, которое должно освятить обращенное к человеку требование быть нравственным существом, – вера в бессмертие души, Бога и свободу. Теоретический разум – инструмент для этого, юридический и исторический разум – модификации разума практического. В целом идея разума подвергается массированному критическому демонтажу. Означает ли это, что Канта следует считать противником разума как такового? Иррационалистом?

В одной из поздних работ «Что значит ориентироваться в мышлении?» Кант резко выступает против всяческой сверхъестественности, мечтательности, мистики, беспредельной свободы самовыражения гения в философии, которые ставят под вопрос состоятельность разума как силы противоположной иррациональному началу. Он пишет: «Мужи духа и широких убеждений! Я чту ваши таланты и с любовью отношусь к вашему человеческому чувству. Но хорошо ли вы обдумали, что делаете и куда целите, совершая ваши нападки на разум?». Из этого бунта иррациональности, по мнению Канта, может родиться только «безверие», (даже не «неверие»). Именно «безверие» как беспардонность нравственного волюнтаризма уничтожает те степени свободы, которыми разум все-таки наделяет человека. А следствием этого является неизбежное ужесточение политического и государственного давления, а то и полное устранение возможности проявлений свободы мысли, в целях сохранения стабильности.

«Свобода в мышлении, если она желает действовать независимо даже от законов разума, в конце концов, сама себя разрушает.

Друзья рода человеческого и всего в нем самого святого! Принимайте то, что после тщательной и добросовестной проверки покажется вам наиболее вероятным, будь то факты или основания разума; только не оспаривайте за разумом того, что делает его высшим благом на земле, а именно привилегии быть последним пробным камнем истины. В противном случае вы, оказавшись недостойными этой свободы, конечно же, лишитесь ее и к тому же еще навлечете несчастье на остальных невинных людей, которые иначе были бы расположены пользоваться своей свободой, повинуясь законам, а благодаря этому двигаясь к высшему благу в мире как к своей цели!».

Очевидно, что философ, произносящий такие слова, выступает  не против разума. Точнее будет сказать, что он атаковал идеологическую фикцию науки, рожденную XVII-XVIII веками. Он лишь решительно выступал против того, что любая проблема, возникающая в контексте индивидуальной человеческой жизни, непременно должна решаться научно-теоретическими средствами. Способ существования человека в мире людей все время ускользает из-под тотальности логически верифицируемого знания, направленного на мир наукой.

Хотя настолько, насколько  это возможно, следует действовать  именно силами науки. Поэтому науку  необходимо сохранять как высшую ценность, но ограничить в ее практическом всесилии.

Вывод. Кант, никогда не порывавший с идеями Просвещения, был убежден, что успешное применение и развитие разума связано не только с наукой – рассудочным и доказательным знанием, но прежде всего с процессом преодоления всех сфер несвободы путем длительного морального совершенствования человеческого рода.

Исходная метафора его  философии – соотнесенность «звездного неба» и «нравственного закона»  – органично дополнилась образом  «союза народов». Именно в историческом движении физические ряды природы (мироздания) и моральные законы «духовных республик», дополняя друг друга, будут создавать некоторое божественное единство физических и человеческих порядков. Совершенствование человеческого рода – смысл этого божественного единства. В процессе этого совершенствования, наука и разум призваны выполнять важную и почетную роль. Не до конца понятно только, как выполнит в этом свою роль сам человек. 

По прошествии времени, когда кантовскую философию можно  уже было воспринимать в ее мировоззренческой  целостности, у многих философов и просто интересующейся публики нарастало чувство неудовлетворения неустранимой внутренней разорванностью этой философии, разорванностью, которая превысила границы разумной противоречивости. И особенную настороженность к кантовской мысли, как уже говорилось, испытывала русская культура.

Стремление выразить отношение к такой жизненной, мировоззренческой и философской  позиции являлось одним из главных стимулов для философской рефлексии всех последующих философов немецкой классики.

II. Субъективный идеализм Готлиба Фихте.

Срок, в который Готлиб Фихте  блистал на философском «Олимпе» Германии того времени, был самым коротким в сравнении с  другими немецкими классиками. Но он действительно блистал и был кумиром.

1. Своеобразие  философии Фихте.

Визитной карточкой  его философии является знаменитое высказывание: «Каков человек, такова и его философия», – фраза импульсивная и одновременно «крепко пригнанная». Даже по ней видно, что, Фихте был личностью энергичной, бескомпромиссной, решительной и даже одержимой. Он считал себя не больше и не меньше как жрецом истины, и действительно служил ей бескорыстно и самоотверженно.

А) Личность Фихте. Не в последнюю очередь это определялось особенностями его биографии. Начало ее известно намного меньше, чем у других немецких философов, поскольку он происходил из низших социальных слоев германского общества. По одним свидетельствам он был сыном ремесленника, по другим – крестьянина, и поэтому вынужден был утверждаться в жизни только силами собственного таланта.

А талант у него был  недюженный и, судя по всему, обнаружился  достаточно рано в сельской приходской школе, куда мальчик был отдан, поскольку  его родители пределом мечтаний имели звание священника для сына.^* Выдающиеся способности и феноменальная память не только обеспечили ему учебу на казенный счет, но и открыли дорогу к высшему образованию, что для людей его социального статуса было в те времена практически недоступным.

Он закончил богословский факультет, начав учиться в Йенском, а закончив в Лейпцигском университетах. Первоначально зарабатывал на жизнь уроками в богатых домах.^** Но достаточно быстро он становится профессором Йенского университета, правда недолго, поскольку обвиняется в атеизме, вслед за чем последовало увольнение. Но это только прибавило ему славы. И, в конце концов, он стал первым избранным ректором Берлинского университета. И все это время он занимался активной издательской деятельностью.

Фихте был глубоко увлечен Великой Французской революцией и, как говорят современники, за немногим не оказался на баррикадах. А поскольку он очень рано и сознательно направил себя на философское призвание, то в ранний период творчества он пишет ряд работ преимущественно практически-политического звучания. Прежде всего это: К исправлению суждений публики о Французской революции» и «Востребование от государей Европы свободы мысли, которую они угнетали» (с подзаголовком: «Геополис в последний год старой темноты»).

Нужно заметить, что Фихте  был  очень выразителен в заголовках своих работ. Например: «Ясное как солнце, сообщение широкой публике о подлинной сущности новейшей философии». Или такие фундаменталистские названия: «Назначение человека», «Факты сознания». Для названия своего основного философского произведения он использовал ранее не существовавшее в немецком языке, созданное им самим словообразование, которое в приблизительном переводе на русский звучит как «Наукоучение».

Фихте, по-видимому, был  членом Берлинской ложи массонов. Но и  там, похоже, не относился к числу безгласных адептов. Он пытался предложить массонскому ордену свое учение для распространения и внедрения в общественное сознание и тем самым, как он полагал, сообщить ордену новый освящающий его смысл.

Творчество  Фихте получило значительно меньшее  освещение, чем деятельность других немецких философов, особенно Канта и Гегеля. Это произошло не столько по философским теоретическим соображениям незначительности его философии, сколько вследствие его социально-политической доктрины. В ней были очень сильны идеи национального социализма и явно выражены антиеврейские настроения (хотя оголтелым антисемитизмом его взгляды назвать, безусловно, нельзя).

Он говорил, что освобождение государства (в принципе – идеального, в реальности – немецкого) должно сопровождаться освобождением «земли обетованной», с тем, чтобы переселить туда всех евреев, поскольку последние являются «государством в государстве» и нарушают государственную целостность. Каждое же государство, в том числе и еврейское, должно строится по национальному признаку. Подобные представления сделали возможным соотносить философию Фихте с нацистскими идеями 20 века. Поэтому его философия и стала достаточно закрытой темой.^*

Б) Периодизация и важнейшие темы фихтеанской  философии. Свобода, самосознание, самодеятельность и активизм – «альфа и омега» фихтеанского наукоучения. Развитие его философии представляет собой изменение взглядов на эти ценности. Раннее творчество – это своеобразное «зашкаливание» темы свободы и достоинства человека, своеобразный «наполеонизм». Позже он сменяется сомнением в правомерности принципа свободной воли. И, наконец, уступает место мистическим настроениям в учении об «Абсолютном знании».

Условно можно разделить  всю деятельность Фихте на два периода. 1. Субъективистский период, включающий в себя: а) этический идеализм; б) теорию «Абсолютного «Я»». 2. Мистический период, включающий в себя: а) теорию замкнутого торгового государства; б) концепцию «Абсолютного знания».

С самого начала Фихте  заявляет себя в философии как ярый кантианец, считает себя призванным придать подлинное развитие кантовской философии. Фихте встречался с Кантом, но результат этих встреч разочаровал обоих, и Фихте начинает усиленно разрабатывать собственную систему взглядов.

Но до конца своих  дней он относился с глубочайшим  уважением к кантовской философии. И будучи уже зрелым философом не единожды говорил о том, что вряд ли какой-либо человеческий ум сможет проникнуть дальше тех границ, к которым приблизился Кант. Однако, кенигсбергский философ, безусловно, наметил путь истины, но, к сожалению, не изложил и не доказал  ее.

Эту-то работу Фихте и  считал делом своей философии. Фихте  говорит, что, следуя духу кантовской философии, он принимает его «благородную мораль», причем принимает полностью, в отличие от самого Канта, который не до конца вверился своей философии. Эта мораль, считает Фихте, призывает прекратить заниматься «вещами вне нас» и начать заниматься собой, т.е. человеком.

Вывод. Основной чертой характера Фихте современники называли «сверхсилу». Он был искренне убежден, что призван для великого освобождающего преобразования не только философии, но и мира. Поэтому он провозглашает: «Моя система – это первая система свободы; как та [французская – авт.]  нация освободила человечество от внешних оков, моя система освобождает от вещей самих по себя». ³