Опыт сравнительного анализа аграрных сообществ Бурятии (Россия), России и других стран

реорганизация колхозов и  совхозов и вновь еще более  жесткая адми-

нистративная и экономическая  зависимость крестьян в колхозах, пре-

образованных в АО.

Но как происходит обособление  культурных образцов (традици-

онных хозяйственных практик), свойственных одним этносам и  соци-

альным системам, от привнесенных извне других образцов и, в част-

ности, от инноваций рынка  по опыту стран Запада? Как в  процессе

взаимодействия традиционных практик и заимствованных образцов

инноваций очерчиваются границы  отдельных этнических культур и

социальных систем и, что  очень важно для нашего исследования, аг-

рарного сообщества России?

Методологические подходы  к анализу развития дихотомии  «тра-

диции – инновации» в  ходе трансформации обществ как  различных

социальных организмов, у  социологов и культурологов в  корне раз-

личны. «Развитие культуры, в частности развитие этнической культу-

ры», по мнению этнокультуролога Э. Г. Абрамяна, которое разделяет

и большинство российских культурологов, «выражается в процессах

инноваций и их стереотипизации. Под инновацией понимается введе-

ние новых технологий или  моделей деятельности, а под стереотипи-

зацией – принятие этих моделей определенным множеством людей  в

пределах соответствующих  групп» (1, с. 93).

В силу особенностей формирования Российского государства

разные этносы, компактно  проживающие в различных регионах Рос-

сии, до революции находились на разных этапах хозяйственного раз-

вития, что отразилось на своеобразии их социальных практик. Так, в

14

системе хозяйствования русских  крестьян в течение многих веков, как

уже отмечалось, доминировало общинное землевладение. Другие эт-

носы, компактно проживающие  в различных регионах России, до ре-

волюции находились на разных этапах феодально-родового (общин-

ного) строя. Традиционные модели хозяйственного поведения и цен-

ностей образа жизни сельской общины, используемые ранее различ-

ными этносами, проживающими на территории России, были затем

воспроизведены новациями  советских колхозов, унаследовавшими  от

более раннего этапа развития страны модели уравнительного распре-

деления и бюрократизации хозяйственных решений.

Исследуя возникающие  теоретические трудности в анализе  дихо-

томии «традиции – инновации», Э. С. Маркарян, чьи взгляды являют-

ся основополагающими  для развития нашей концепции, полагает, что

исследователям свойственно  смешивать понятия «новация» (новше-

ство) и «инновация» (нововведение). В западной этнологической ли-

тературе термин «новация»  вообще не выделен. Между тем различе-

ние данных понятий имеет, по его мнению, ключевое значение для

понимания динамики традиции. Дело в том, что механизм этой дина-

мики предполагает четкую дифференциацию двух состояний практи-

ческого опыта: новационного и принятого (индивидами или группа-

ми), т. е. стереотипизированного. Инновация как раз и относится  ко

второму состоянию, выражающему  начальный этап формирования

традиции. Тем самым оно  относится уже к общественному  классу

традиционных (а не собственно инновационных) явлений__________» (128,

с. 35).

В противоположность российским социологам, мнение их кол-

лег-этнокультурологов заключается  в том, что «важно не противопо-

ставлять инновацию традиции в целом, а рассматривать ее как  одну

из сторон механизма функционирования традиции, диалектически

противостоящую стабилизирующей  его стороне... это единственный

способ, который помогает понять развитие традиции не только как

результат внешнего воздействия, но и как следствие ее самодвиже-

ния» (37, с. 90).

Вслед за этим исследователем, мы считаем неоднозначным по-

ложение, признанное большинством российских социологов, о фун-

даментальном противоречии между традициями и инновациями. В

соответствии с утверждением известного западного антрополога

15

С. Эйзенштадта, которое мы разделяем, традиции и инновации  явля-

ются составляющими единого  целого – традиции. Поэтому, если по-

следовательно придерживаться этой концепции, то некорректно было

бы однозначно противопоставлять  традиционные и модернизирован-

ные общества, как это  следует из признаваемой большинством рос-

сийских обществоведов теории модернизации. «В этом случае мы

должны были бы расщепить  традицию, являющуюся целостным фе-

номеном, как и само общество» (246, с. 207). С этим утверждением

солидарен Э. С. Маркарян: «Различия  в проявлениях культурной тра-

диции в прошлые и современные  эпохи должны быть соответствую-

щим образом дифференцированы и типологизированы. Но это должно

производиться в пределах единого круга явлений, интегрируемых

общим понятием «культурная  традиция» (126, с. 81). Традиция, как

считали эти авторы, положения  которых мы пытаемся развить далее  в

своем исследовании, находится  в постоянном движении, и источник

этого движения – в ней  самой: «динамика культурной традиции – это

постоянный процесс преодоления  одних видов социально организо-

ванных стереотипов и  образования новых. Рассмотренный  с систем-

но-кибернетической точки  зрения, он выступает в качестве стержня

процесса социальной самоорганизации» (127, с. 80–81). Этот взгляд

на традиции, по нашему мнению, особенно хорошо ассоциируется с

результатами, достигнутыми в ходе аграрных реформ в России. В ус-

ловиях переходного периода, унаследовав все основные черты  об-

щинной формы организации  хозяйствования, российские колхозы

продолжили непрерывность  традиции и поддержали инерционность

развития сельского социума, обеспечивая условия его выживания,

несмотря на все рыночные новации.

Поэтому огромное значение для развития далее нашей концепции

имеет вывод, сделанный Маркаряном еще в 1991 г.: «Изучение тради-

ций должно происходить прежде всего в соответствии с фундамен-

тальными принципами самоорганизации» (259, с. 157) традиционных

сообществ, рассматриваемых  с точки зрения существующих истори-

чески способов организации  общественных систем. Вслед за этими

авторами в нашем исследовании акцент в изучении трансформации

социальных систем делается на концепцию социальной самооргани-

зации и традиция понимается как ее основа.

16

Этнолог С. В. Лурье, анализируя подходы ученых-обществоведов

к проблемам модернизации различных сообшеств, пишет, что  «впер-

вые взгляд на традиции, как  на застывшие, обреченные исчезнуть  в

результате модернизации традиционных сообществ, практики, был

подвергнут критике западными  исследователями-этнологами и ан-

тропологами, которым приходилось  изучать эти самые сообщества в

ходе длительных полевых  этнографических исследований» (123,

с. 219). Он приводит мнение известного западного востоковеда

Л. Пая: «Происходящая в  результате модернизации резкая смена  при-

нятых в данном сообществе норм, социальных ориентаций и институ-

тов, вместо того, чтобы привести к повышению социальной и эконо-

мической активности его  членов и общественному прогрессу», напро-

тив, «может вызвать широкий  спектр очень глубоких разрушитель-

ных реакций, грозящих нарушением идентичности индивидов», пре-

пятствующим «их способности  к человеческим и политическим от-

ношениям», «парализующим  их активность…» (277, с. 37). Те же са-

мые реакции на аграрные инновации, внедряемые по образцу запад-

ных стран, наблюдаются и  в сельских сообществах России. Чувство

страха, фрустация, плохое социальное самочувствие, стремление сле-

довать стереотипам поведения, сложившимся еще в прежней  системе,

у различных этнических групп  российских крестьян зафиксированы

многочисленными социологическими исследованиями институтов

РАН и ВЦИОМ. Как пишет  исследователь сельского предпринима-

тельства в России З. И. Калугина, «новации, цель которых –  повыше-

ние эффективности сельской экономики и трудовой активности кре-

стьян, закончились тяжелейшим аграрным кризисом, разрушением

трудовой мотивации» (91, с. 301), невосприятием сельским населени-

ем реформ и его полной дезориентацией в рынке.

Ориентации российских крестьян на патернализм, социальную

защищенность и коллективные формы организации труда, зафиксиро-

ванные рядом социологов, посвятивших свои работы исследованию

села, по нашему мнению, имеют  культурные и исторические корни.

Как известно из истории  становления русского этноса, основным спо-

собом его жизнедеятельности  в относительно неблагоприятных  для

возделывания культур  природных условиях центра России, было под-

сечное земледелие, которое  требовало почти ежегодной смены  участ-

ков обрабатываемой земли, т. е. постоянного перемещения. В суро-

17

вых природно-климатических  условиях технология коллективной об-

работки земли оказалась  более продуктивной, по сравнению  с техно-

логией индивидуального  производства. Среда заставляла крестьян

объединяться в коллективы уже на стадии организации производст-

венного процесса. Общинное землевладение закрепило такой  тип уст-

ройства хозяйственной жизни  у российских крестьян. А сохранение

условий жизнедеятельности  и хозяйственного уклада этноса на про-

тяжении всей истории определило инерцию дальнейшей трансформа-

ции типа подобного устройства, характерным примером которого яв-

ляются российские колхозы, унаследовавшие от прошлого все черты

общинной организации  труда. В переходный период к рынку  в усло-

виях высоких рисков и  неопределенности, российские крестьяне  ис-

пытали шок, стресс и возвратились к патриархальным практикам ве-

дения хозяйства в виде взаимодействия колхозов (переименованных  в

АО) и семейных подсобных  хозяйств крестьян, и эта кооперация осо-

бенно укрепилась в последние  годы.

Анализируя феномен семейной экономики, Т. Шанин – исследо-

ватель истории российского  крестьянства, правильно, на наш взгляд,

полагает, что на протяжении всей истории своего развития модели

поведения акторов-фермеров на рынке и семейных хозяйств россий-

ских крестьян имеют совершенно различные стратегии и воспроизво-

дят различные результаты (см. 236, с. 132). Цель семейной экономики

крестьян – воспроизводство  сельского социума, обеспечение  занято-

сти и социальной защищенности его членов, поддержание огромной

территории, что в корне  отличается от модели поведения акторов  на

рынке – максимизации прибыли  при минимуме затрат всех ресурсов:

материальных, пространственных, трудовых. Возможно, эти особен-

ности практик (институтов) семейного хозяйствования российских

крестьян не вписались  в практики современных аграрных реформ в

России, чем и объясняется  полученный эффект блокировки иннова-