Часть глагольных односоставных предложений

А.М. Пешковский тонко подметил разницу между безличными предложениями  и неполными с опущенным подлежащим: "Все дело тут, очевидно, только в  том, сознаются лицо и число данного  глагола как категории согласования сказуемого с подлежащим или нет, ибо безличное предложение есть прежде всего не согласуемый ни с  чем глагол"[11]. Однако это высказывание не может быть принято иначе, чем только в качестве практического критерия.

Рассматривая взаимоотношения  главных членов предложения с  позиции А.А. Шахматова и А.М. Пешковского, мы установили, что подлежащее без  сказуемого и сказуемое без подлежащего  в двусоставных предложениях не дают каждый в отдельности законченного выражения высказывания. Подлежащее  без сказуемого остается простым названием предмета. Причем названием условным, так как словесное обозначение предмета не обусловлено природой и свойствами этого предмета.

Только в предложении, контексте или соответствующей  обстановке между организующими  центрами (подлежащим и сказуемым) возникают  предикативные отношения, и сказуемое  выполняет свою предикативную функцию. "Предикативная функция, — пишет  В.В. Виноградов, — заключается не в оживлении или соединении изолированных  слов и понятий, а в речевом  раскрытии реального содержания, связи и взаимодействия предметов  и явлений действительности"[12].

Причем речевое раскрытие  реального содержания, связи и  взаимодействия предметов и явлений  действительности в предложении  принимает в одних случаях  словесное выражение, а в других случаях интонационное выражение.

Можно ли интонацию считать  грамматическим средством выражения  грамматической категории? В этом ни А.М. Пешковский, ни А.А. Шахматов не сомневались. По мнению А.М. Пешковского, то, что мы называем предикативной функцией, может  быть выражено в одних случаях  только с помощью интонации, в  других случаях — с помощью  жеста и интонации и в третьих  — в обстановке и интонацией, но не с помощью подразумеваемого предиката[13]. "Таким образом, мы, — пишет А.М. Пешковский, — открываем новый способ выражения категории сказуемости: интонацию... благодаря которой слово перестает быть словом только, а делается фразой"[14].

По поводу интонации А.А. Шахматов писал: "...Ту или иную интонацию  можно признать способом обнаружения  грамматической категории"[15].

Односоставные предложения  представляют собой два крупных  типа предложений в соответствии с морфологическим выражением главного члена предложения:

номинативные,  т.е. такие, в которых имеется налицо подлежащее как носитель признака, а сказуемое словесно не выражено и восстановить его из контекста или обстановки нельзя;

бесподлежащные предложения  (термин А.А. Шахматова), которые характеризуются отсутствием подлежащего и невозможностью его восстановить из обстановки или контекста речи.

Основная группа бесподлежащных — это безличные предложения, которые не имеют подлежащего  и даже указаний на него и в которых  подлежащее не восстанавливается из контекста речи или обстановки. В  этом и заключается их отличие  от неполных двусоставных предложений  с опущенными подлежащими.

Вопрос об условиях и времени  возникновения безличных предложений, о путях развития их, о соотношении  личных и безличных предложений, об их смысловых функциях давно привлекает внимание лингвистов.

Одни из них считали, что  безличные предложения произошли  из личных. Этой точки зрения придерживались В.А. Богородицкий, Д.Н. Овсянико-Куликовский, А.М. Пешковский.

Терминами "безличные", "неопределенно-личные", "определенно-личные" пользовался еще А.А. Потебня[16].

В.А. Богородицкий считает, что  безличные предложения возникли на почве подразумеваемости. Например, предложение Морозит, по мнению В.А. Богородицкого, возникло на почве предложений, состоявших из однокоренных существительного-подлежащего  и глагола-сказуемого, т.е. Мороз  морозит. В предложении же Моросит, предполагает В.А. Богородицкий, подлежащее могло опускаться потому, что глагол моросит может употребляться  исключительно в сочетании лишь со словом дождь, чего, например, не наблюдается  в предложении Дождь идет[17].

А.М. Пешковский по этому поводу заявляет: "Безличные предложения  возникли из личных, а не наоборот"[18].

Это предположение, по мнению А.М. Пешковского, подтверждается как  морфологическим анализом, так и  исторически: "...Вдумываясь в значение безличных глаголов, мы все-таки откроем  в них следы 3-го лица... К тому же приводит и чисто морфологический  анализ этой формы: светает во всяком случае скорее может ассоциироваться  с работает, пишет, читает, чем с  работаю, работаешь, работаем и т.д. Ясно, что поскольку лицо должно мыслиться в глаголе, оно мыслится здесь как третье. Но мыслится-то оно с минимальной ясностью"[19].

Переходя к историческому  обоснованию своего взгляда на безличное  предложение, А.М. Пешковский пишет: "Прежде всего доязыковая мысль основана на ассоциации двух представлений и  поэтому всегда двучленна. Было бы очень  странно, если бы для нее сразу  избрана была одночленная форма"[20].

А.М. Пешковский считает, что  такие выражения, как свет светит, гром гремит и т.д., "легче приписать  древнейшему периоду языка, так  как они указывают на первоначальную, мифическую причину явления, на мифического  деятеля, производящего его. Устранение этих-то подлежащих и могло создать  безличное предложение"[21].

Теория происхождения  безличных предложений из личных подверглась критике со стороны  А.А. Шахматова, по мнению которого, "безличные  обороты не могут быть объяснены  из личных, ибо если это формально возможно для оборотов, обозначающих явления природы, то для других оборотов безличную форму никак нельзя вывести из личной"[22]. При этом А.А. Шахматов исходил из того, что, кроме явлений природы, безличные формы глагола употреблялись в глубокой древности и для выражения внутренних переживаний человека, физических и нравственных[23].

Большинство лингвистов придерживалось того мнения, что безличные предложения  представляют собой наследие той  эпохи, когда первобытные люди, не имея представления ни о законах  внешнего мира, ни о строении своего тела, чувствовали себя совершенно беспомощными в борьбе с природными стихиями и болезнями. Из-за незнания истинных причин природных и   общественных явлений   возникают   искаженные, фантастические представления дикарей об окружающей их действительности, убеждение, что болезни насылает и погоду делает неизвестная, непознанная сила. Освобождая безличные предложения от присущих им смысловых функций, соответствующие лингвисты тут же наполняли их другим содержанием, произвольно примышленным.

На современном этапе  исследования проблемы возникновения  безличных предложений у нас  нет никаких оснований отождествлять  историю происхождения религиозных  верований и безличных предложений.

Безличные предложения так  же, как любая другая грамматическая категория, не несут на себе печати какого-либо класса, не являются порождением  идеологии какого-либо общества, поскольку  язык создавался в течение веков  всеми поколениями общества и  для удовлетворения нужд всего общества.

Вопросы классификации безличных  предложений, их грамматической и семантической  характеристики получили далее более  детальную разработку в специальной  монографии Е.М. Галкиной-Федорук. Прежде чем заняться описанием различных  структурно-грамматических типов безличных  предложений, исследователь пытается обобщить их семантическую сторону, выделив два типа "по значению": 1)предложения, выражающие интеллектуальное восприятие действительности и 2)предложения, выражающие волю и эмоцию человека. Эту попытку нельзя признать удачной, поскольку данная характеристика включает все пути познания человеком действительности и может быть отнесена к предложению любого состава. Такое толкование не имеет никакого отношения к безличности.

Более плодотворным явился метод  частной семантической характеристики разновидностей безличных предложений  внутри определенного грамматического  типа, традиционно выделяемого на базе средств выражения главного члена. Основное значение работы Е.М. Галкиной-Федорук, на наш взгляд, как раз и заключается  в богатстве наблюдений за употребительностью различных семантических разновидностей безличных предложений в разных сферах русского языка, что при обширности собранного автором материала создает  вполне убедительную картину. Надо заметить, что в работе Е.М. Галкиной-Федорук  наблюдается ряд несоответствий. Целенаправленность анализа материала  в различных разделах монографии различна, и тот или иной раздел в свою очередь не соответствует  по своей направленности вводной, теоретической  части, изложенной в плане соотношения  предложения и суждения. Отсутствие единой концепции, пронизывающей работу, создает впечатление эмпиризма  и мешает считать это большое  и серьезное исследование особым этапом в разработке безличности.

Вторую линию изучения безличных предложений современного русского языка составляют специальные  работы по более узким вопросам. Таковы многочисленные статьи, посвященные  характеристике какой-то частной-грамматической разновидности безличных предложений. Здесь же следует сказать о  монографическом исследовании К.А. Тимофеева "Инфинитивные предложения  в русском языке", опубликованном в виде серии статей. Точка зрения К.А. Тимофеева на конструкции с  независимым инфинитивом в роли главного члена как особый тип  односоставных предложений, не входящий в понятие безличных, не является в лингвистике всеобщей. Выведение  К.А. Тимофеевым инфинитивных предложений  за пределы безличного типа покоится, главным образом, на двух различных  основаниях. Во-первых, исследователь  считает безличность понятием "прежде всего морфологическим" (присутствие  безличной формы глагола), чего нет  в предложениях с независимым  инфинитивом, и, во-вторых, "независимый  инфинитив обозначает действие не безлично, но в сочетании с косвенным  субъектом[24]. Первое основание чисто грамматическое, второе — логическое.

Многие спорные положения  концепции К.А. Тимофеева удачно рассмотрены в заметке Е.И. Воиновой[25].

В конце 40-х годов заметно  активизировалась работа советских  языковедов в области диалектного  синтаксиса. На базе усиленного собирания  материала появляется ряд публикаций в том числе и по отдельным  типам безличных предложении  в говорах.

Интенсивная работа над историческим синтаксисом начала развиваться  значительно позднее, чем над  синтаксисом современного русского литературного языка. До последнего времени безличные предложения  древнерусского языка еще требовали (а в отдельных случаях требуют  и сейчас) инвентаризации, описательной работы в целях накопления научных  данных о функционировании тех или  иных типов в определенные, периоды  жизни языка. Поэтому наибольшее, внимание историков языка, работавших над проблемой безличности, начиная  с 40-х годов, было обращено на описание и изучение безличных предложений  в памятниках того или иного периода, жанра или территории. Так, достаточное  место отведено этому вопросу  в монографии    В.И. Борковского "Синтаксис древнерусских грамот".

Значение соответствующего раздела книги определяется двумя  моментами. Во-первых, грамоты в некоторой  своей части (особенно там, где оговариваются  какие-то неповторяющиеся, индивидуальные условия) близки к живой речи не только по лексике, но и по синтаксическим оборотам. Поэтому в избранных  памятниках исследователю удалось  зафиксировать интересные конструкции  с безличными глаголами с возвратной форме, с глаголом быти в сочетании, с предикативными членами типа "будет (кому-либо), не до чего" и т.д. Обобщение  материала такого рода сливается  в общее русло изучения центральной  линии развития безличных предложений  в русском языке. С другой стороны, как известно, язык грамот богат  синтаксическими штампами, закрепленными  традицией при составлении подобных документов. Эти штампы в большинстве  случаев тоже имеют  своим источником разговорную речь, но далее могут остаться употребительными лишь и памятниках определенного стиля.

В 50-е годы появляется несколько  статей и диссертаций, посвященных  описанию безличных предложений  в памятниках иных жанров с большим  или меньшим хронологическим  охватом. Материал довольно широкого отрезка  времени, и при этом достаточно богатый, представлен в диссертации Н.Н. Арват[26].

В последние десятилетия  большой интерес у ученых вызывают наблюдаемые в памятниках безличные  конструкции со страдательными причастиями  среднего рода.

Специально вопросом синтаксической характеристики безличных конструкций  со страдательными причастиями в  восточнославянских языках занималась В.Л. Матвеенко, которой удалось уточнить понимание ряда синтаксических фактов, относящихся к данной проблеме, благодаря  тщательному исследованию территориальной  принадлежности различных явлений  с последующим сравнительным  анализом.

Гораздо меньше внимания исследователи  уделили специальному изучению истории  собственно глагольных безличных предложений  русского языка.

На современном этапе  исследования безличных предложений  значителен интерес языковедов-русистов к вопросам происхождения безличных  предложений. Именно по пути выяснения генезиса  конкретных структурных разновидностей безличных предложений идут языковеды в своих историко-лингвистических исследованиях, касающихся данного синтаксического явления в русском и других славянских языках.

1.2. ВОПРОС О  ВЫДЕЛЕНИИ/НЕ ВЫДЕЛЕНИИ ОДНОСОСТАВНЫХ  ПРЕДЛОЖЕНИЙ В РУССКОМ ЯЗЫКЕ

Интерес к проблеме "односоставность-двусоставность" – одному из "проклятых вопросов языкознания" (В.Г. Адмони) - связан как  со специфическими задачами классификации, так и с собственно теоретическими проблемами синтаксиса.

Академик В.В. Виноградов, подводя итоги изучения предложения  в отечественной науке о языке, констатировал, что "разграничение  двух основных типов предложения  – двусоставного и односоставного – прочно вошло в синтаксис  русского языка"[27].

Однако в последнее  время в нашей синтаксической науке стали настойчиво предприниматься  попытки пересмотреть учение о русском  односоставном предложении и  подвести все типы простых предложений  в русском языке под единую категорию двусоставности.

Так, следом за А.А. Потебней, Г.А. Золотова, ссылаясь на то, что наш "речемыслительный акт, претворяющийся в предложении, заключается в  предикативном (в плане модальности, темпоральности и персональности) отнесении  признака к предмету, его носителю", приходит к теоретическому заключению о "принципиальной двусоставности русского предложения"[28].