Проблемы интереса в семейном праве РФ

Эти и другие семейно-правовые нормы свидетельствуют о неком обособлении семьи как общности в семейных отношениях. Однако, возражая Ю.А. Королеву, заметим, это обособление не есть признание семьи самостоятельным субъектом семейных правоотношений.

Критически к трактовке категории семьи подходит В.И. Прозорова: "Напрашиваются вопросы, кого защищает государство и кого оно укрепляет, если нет правового определения семьи?" <*> Вышеназванные нормы о государственных задачах по укреплению семьи автор считает простой декларацией, поскольку "государство не хочет нести ответственность за невыполнение своих законов. Это недопустимо для правового государства и не в интересах самого государства, ибо прочная семья является основой стабильности общества, гарантией его дальнейшего развития" <**>.

--------------------------------

<*> Прозорова В.И. Некоторые проблемы правового регулирования семейных отношений // Семья и право... С. 68.

<**> Там же. С. 68 - 69.

 

Постановка вопроса, сформулированная выше относительно того, является ли семья субъектом или объектом в семейных правоотношениях, сама по себе не совсем корректна. Можно утверждать, что правовому регулированию подвергаются лишь отдельные отношения, возникающие между отдельными членами семьи (об этом речь пойдет дальше). На наш взгляд, вообще нельзя говорить о понятии семьи в юридическом смысле. Представляется, что есть все основания для утверждения, что семья в юриспруденции - это фикция, интересы которой обеспечиваются частноправовыми и публично-правовыми средствами.

Фикция есть предположение невероятного, невозможного <1>. В. Даль определяет фикцию как "вещь или дело мнимое, вымысел, плод воображения, мороку" <2>. В Большой советской энциклопедии фикция обозначена как "нечто несуществующее, мнимое, ложное" <3>. Интересно трактует это понятие С.И. Ожегов: фикция - это "намеренно созданное положение, построение, не соответствующее действительности, обычно используемое с какой-либо целью" <4>. В философской энциклопедии под фикцией понимается "предположение, вероятность которого осознается" <5>. В Современном словаре иностранных слов фикция определяется как "прием, заключающийся в том, что действительность подводится под какую-либо условную формулу с определенной целью" <6>.

--------------------------------

<1> Краткий философский энциклопедический словарь. М., 1994. С. 480.

<2> Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка. Т. 4. М., 1982. С. 534.

<3> Большая советская энциклопедия. Т. 27. М., 1977. С. 396.

<4> Ожегов С.И. Словарь русского языка / Под ред. Н.Ю. Шведовой. М., 1989. С. 696.

<5> Краткая философская энциклопедия. М., 1994. С. 480.

<6> Современный словарь иностранных слов: Толкование, словоупотребление, словообразование, этимология / Л.М. Баш, А.В. Боброва и др. С. 807.

 

Правовое наполнение понятия "фикция" получило в римском праве, где она выполняла служебную роль механизма преодоления догматизма и формализма правовых предписаний. В переводе с латинского fictio означает "вымысел". Ни одна правовая система мира не была так богата фикциями, как римская, однако римляне не оставили нам теории этой правовой категории <*>. Значительный вклад в ее исследование внесли дореволюционные русские цивилисты. Так, Д.И. Мейер считал фикции вымыслами права, он писал, что это "вымышленное существование факта, о котором известно, что он вовсе не существует или существует в измененном виде" <**>.

--------------------------------

<*> См.: Кузнецова О.А. Презумпции в гражданском праве. СПб., 2004. С. 54.

<**> Мейер Д.И. Русское гражданское право: В 2 ч. Ч. 1. М., 1997. С. 164.

 

Вывод о фикции как особом приеме юридической техники был впервые сформулирован Г.Ф. Дормидонтовым. Он полагал, что фикция есть "прием, употребляемый в объективном праве и юриспруденции и состоящий в признании существующего несуществующим и обратно" <*>. Определение, предложенное Г.Ф. Дормидонтовым, было взято за основу многими советскими правоведами - исследователями правовых фикций. Как отмечает О.А. Кузнецова, понятие правовой фикции как самостоятельное явление в советской юридической литературе практически не рассматривалось. Чаще всего эта категория исследовалась в советском праве в контексте сравнения ее с другим правовым явлением - презумпцией <**>.

--------------------------------

<*> Дормидонтов Г.Ф. О классификации явлений юридического быта, относимых к случаям применения фикций. Казань, 1895. С. 14.

<**> См.: Кузнецова О.А. Указ соч. С. 56.

 

Среди советских ученых одной из первых обратила внимание на категорию фикции В.И. Каминская. Она утверждала, что при использовании фикции "условно принимается за истину положение, на самом деле заведомо истинным не являющееся, с целью придать ему такой правовой характер, какой оно должно было бы иметь, если бы оно было истинным" <*>.

--------------------------------

<*> Каминская В.И. Учение о правовых презумпциях в уголовном процессе. М.; Л., 1948. С. 3.

 

Вслед за представителями теории права к категории фикции обратились и процессуалисты. Поскольку защита интересов семьи и интересов отдельных ее членов достаточно часто осуществляется в рамках судопроизводства, считаем необходимым обратить внимание и на характеристику процессуального значения фикций. "Суть юридической фикции, - писал И.М. Зайцев, - заключается в том, что определенные юридические последствия закон связывает с заведомо несуществующими фактами..." <*> По мнению В.М. Горшенева, фикцию следует рассматривать как нетипичное нормативное предписание. Автор предлагал следующее определение фикции: "Это закрепленное в правовых актах и используемое в юридической практике нормативное предписание в виде специфического способа (приема), выражающегося в провозглашении существующими факта или обстоятельств, в действительности не имеющих места" <**>.

--------------------------------

<*> Зайцев И.М. Правовые фикции в гражданском процессе // Российская юстиция. 1997. N 1. С. 35.

<**> Горшенев В.М. Нетипичные нормативные предписания в праве // Сов. государство и право. 1978. N 3. С. 113 - 114.

 

На наш взгляд, наиболее полно и верно значимость фикций как юридико-технического приема определил З.М. Черниловский. "Суть юридической фикции, - замечает он, - как бы ее ни интерпретировали, в том, чтобы через очевидную "неправду" защитить те частные и общественные интересы, без удовлетворения которых ставится под вопрос существование той или иной системы институтов или одного из них" <*>.

--------------------------------

<*> Черниловский З.М. Ложь и приблизительность в жизни права // Государство и право. 1987. N 4. С. 125.

 

Обобщая изложенные выше определения фикции, можно суммировать сказанное, сославшись на точку зрения О.А. Кузнецовой, которая говорит о наличии у фикции трех главных признаков <*>:

--------------------------------

<*> См.: Кузнецова О.А. Указ соч. С. 57.

 

- во-первых, фикция провозглашает несуществующие в действительности обстоятельства существующими, т.е. представляет собой заведомую ложь в праве;

- во-вторых, правовая фикция закрепляется в правовой норме и в силу этого является нормативным предписанием;

- в-третьих, фикции используются в юридической практике для защиты частных и общественных интересов с помощью распространения на "вымышленное явление" необходимого правового режима.

Обозначив, таким образом, основные черты правовых фикций, спроецируем выявленные признаки на семью.

Итак, мы утверждаем, что семья в праве - это фикция. Обеспечение частных интересов отдельных членов семьи возможно только при условии обеспечения интересов семьи в целом, государства и общества, т.е. интересов публичного содержания. Иначе говоря, именно потому, что конкретное физическое лицо имеет определенный семейно-правовой статус, оно получает гарантии охраны и защиты своих соответствующих прав и интересов. С этой точки зрения семья и ее члены подвергаются правовому воздействию как единый организм. Но при этом правоспособностью и дееспособностью наделяются отдельные члены семьи, а не семья в целом. Налицо, на наш взгляд, установление прямой взаимосвязи и взаимообусловленности частных и публичных интересов посредством применения юридической фикции. Для более полного и объективного обоснования такой позиции считаем возможным привести следующие доводы, свидетельствующие в то же время о критериальном значении интереса в семейных правоотношениях.

1. Вопрос о самостоятельности либо подчиненности отрасли семейного права может быть разрешен в пользу суверенности, исходя из соотношения частных и публичных интересов в семейно-правовом регулировании. Десятилетний опыт применения нового Семейного и Гражданского кодексов РФ представляет собой богатую эмпирическую базу для подтверждения тезиса о наличии в системе отраслей российского права такой самостоятельной отрасли, как семейное право. Характер совмещения частноправовых и публично-правовых начал в регулировании семейных и гражданских отношений неоднороден, различные пропорции частных и публичных интересов в соответствующих сферах являются критерием разграничения гражданского и семейного права как самостоятельных отраслей права.

2. Статья 2 СК РФ, определяющая границы отношений, регулируемых семейным законодательством, содержит указание на три группы субъектов соответствующих отношений. Это: члены семьи (супруги, родители, дети, в том числе усыновители и усыновленные); другие родственники, к числу которых, можно предположить, относятся бабушки и дедушки, другие кровные родственники; иные лица, допустим отчим (мачеха), пасынок (падчерица).

При этом законодатель подчеркивает, что личные неимущественные и имущественные отношения между другими родственниками и иными лицами регулируются только в случаях и в пределах, предусмотренных семейным законодательством.

Таким образом, можно сделать вывод о том, что исходя из субъектного состава понятие "семья" неоднородно, а именно: отношения между некоторыми участниками семейных отношений не подлежат правовому регулированию вообще или такая регламентация ограниченна. Налицо, на наш взгляд, проявление заинтересованности государства в правовой регламентации не всех семейных отношений и не между всеми членами семьи. Только те отношения, которые представляются социально значимыми, подвергаются правовой регламентации с целью охраны и защиты прав и интересов их участников. Именно публичный интерес тем самым определяет пределы предмета семейно-правового регулирования.

3. Отношения между участниками семейных отношений могут основываться на различных связях. Это может быть брачно-супружеская связь, кровное родство по прямой или боковой линиям. Особыми по своей природе являются отношения между усыновителем и усыновленным, а также их потомством.

Заметим в то же время, что семейное законодательство иногда признает семейными отношения, не являющиеся таковыми по своей сути, например отношения между отчимом (мачехой) и пасынком (падчерицей). При отсутствии каких-либо правовых оснований у пасынка (падчерицы) появляется обязанность по предоставлению алиментов нетрудоспособному нуждающемуся отчиму (мачехе) только лишь потому, что он (она) заключил брак с его родителем. Законодатель признает тем самым, что имеют место именно семейные правоотношения, но при этом больше никаких прав и обязанностей названных лиц не называет.

Как следует из содержания п. 4 ст. 51 СК РФ, супруги, давшие в письменной форме согласие на имплантацию эмбриона другой женщине в целях его вынашивания, могут быть записаны родителями ребенка только с согласия женщины, родившей ребенка (суррогатной матери). Получается, что суррогатная мать и рожденный ею ребенок впоследствии будут рассматриваться с позиции законодателя как семья, несмотря на то что между ними нет ни кровного родства, ни каких-либо иных "традиционных" семейных уз.

Таким образом, в ряде случаев законодатель, следуя избранному приему "семья - фикция", предоставляет правовую защиту лицам, между которыми отсутствуют предусмотренные законом семейные связи. По нашему мнению, это объясняется приоритетом интересов данных лиц, несмотря даже на отсутствие правовых оснований возникновения семейных отношений. Включение в СК РФ норм, регулирующих, хотя и в недостаточной мере, соответствующие отношения, свидетельствует о расширении предмета семейно-правового регулирования, что было обусловлено в свою очередь превалированием частных интересов физических лиц над интересами семьи в целом как союза с предопределенным субъектным составом.

4. Для Семейного кодекса РФ характерна подмена понятия "семья" понятием "брак". На наш взгляд, это также подчеркивает тезис о характеристике семьи как фикции. Классическим примером являются нормы о расторжении брака в судебном порядке, если судом установлено, что дальнейшая жизнь супругов и сохранение семьи невозможны (п. 1 ст. 22 СК РФ); о признании брака недействительным, если супруги или один из них зарегистрировали брак без намерения создать семью (п. 1 ст. 27); как, впрочем, и о невозможности признания брака недействительным, если лица, зарегистрировавшие такой брак, до рассмотрения дела судом фактически создали семью (п. 3 ст. 29 СК РФ). В этих и в других семейно-правовых нормах речь идет непосредственно о брачном союзе, об удовлетворении интересов супругов, но это представляется возможным только посредством обеспечения интересов семьи. Такой подход законодателя свидетельствует о своеобразном "поглощении" интересов супругов интересами семьи, что в корне представляется неверным. Интересы супругов имеют частноправовое содержание и не могут преобразовываться в публичные интересы семьи.

5. Анализ норм семейного законодательства свидетельствует о том, что в СК РФ предусмотрены права и обязанности отдельных субъектов семейных отношений, за нарушение или неисполнение которых к семейно-правовой ответственности могут быть привлечены конкретные лица, а не абстрактная семья. Это же характерно и для применения мер ответственности в иных правоотношениях, затрагивающих интересы семьи, в частности в уголовных и административных.

Все вышеизложенное вновь подтверждает выделенную нами ранее двойственность понятия семьи как социального и правового института. По нашему мнению, именно соотношение частного и публичного интереса выступает в качестве критерия определения предмета семейного права как отрасли права.

Во-первых, семья может быть рассмотрена как социальный институт только в том случае, если она выступает сферой реализации частных интересов отдельных граждан.

Во-вторых, семья как правовой институт представляет собой сферу реализации интересов государства и общества посредством правовой регламентации семейных отношений. Отличительным признаком названного механизма реализации публичного интереса является применение такого приема юридической техники, как фикция.

В-третьих, семья в семейном законодательстве, по нашему мнению, есть заведомо несуществующее явление, которое объявляется существующим и приобретает обязательный характер в силу закрепления его в правовой норме. В свою очередь с помощью этого искусственного по своей сути понятия порождается понятие "интересы семьи" и возникает необходимость их защиты.