Толкование норм права

Так, в соответствии с логическим законом тождества всякая вещь тождественна самой себе (А есть А). Поэтому если в юридической норме содержится определение некоего предмета, то при логическом толковании оно должно быть перенесено на другой предмет, оказавшийся по своим признакам тождественным с первым. Например, в ч. 1 ст. 1 УПК РФ определено, что порядок производства по уголовным делам устанавливается Уголовно-процессуальным кодексом РФ, основанном на Конституции РФ. Из этого логически вытекает, что понятие уголовно-процессуального законодательства тождественно лишь УПК РФ и Конституции (в части норм, посвященных уголовному судопроизводству).

Другой пример. В п. 54 ст. 5 УПК РФ судья определяется как должностное лицо, уполномоченное осуществлять правосудие. Поскольку судьи действуют не только при рассмотрении дела в первой, второй и надзорной инстанциях, но и на предварительном расследовании (ч. 2 ст. 29, ст. 108, 125, 165 УПК РФ), можно прийти к выводу, что правосудие составляет сущность деятельности судьи и при принятии им решений в судебных заседаниях, и на предварительном расследовании.

До сих пор речь шла о так  называемом полном тождестве. Однако тождественность  предметов может быть относительной, когда они имеют только некоторые  общие признаки, совпадающие лишь с какой-нибудь одной стороны. На основании такого сходства определение одного предмета может переноситься на другой в той части, которая у них совпадает. Логические выводы на базе относительного тождества называют умозаключениями по аналогии. Считается, что они не дают достоверного знания, так как предметы совпадают только частично, а их сущность на деле может оказаться различной. Такого рода заключения могут использоваться в юриспруденции в случае аналогии закона. Например, в соответствии с ч. 2 ст. 61 УПК РФ исключается участие в производстве по уголовному делу судьи, прокурора, следователя, а также дознавателя, если установлены обстоятельства, дающие основание предполагать их личную заинтересованность в исходе дела. Однако можно полагать, что несовместима с участием в деле личная заинтересованность и иных, помимо дознавателя, сотрудников органа дознания, которые могут осуществлять неотложные следственные действия (ст. 157 УПК РФ). Хотя о них не говорится в статьях гл. 9 УПК РФ, где перечислены лица, подлежащие отводу в уголовном процессе, представляется, что основания для отвода распространяются и на таких сотрудников по аналогии закона.

Чрезвычайно большую  роль в юридическом толковании играет принцип непротиворечия, согласно которому невозможно, чтобы противоречащие утверждения  были вместе истинными. Он применяется, если в тексте закона обнаруживаются нормы, противоречащие друг другу. Руководствуясь этим принципом, необходимо прежде всего попытаться их примирить, так как законодатель предполагается мыслящим непротиворечиво (legislator non praesumitur sibi ipsi contrarius - лат.). Для логического согласования норм могут быть использованы два приема. Первый состоит в том, что толкователь по возможности разграничивает сферы действия каждой из коллизионных норм. Возьмем, к примеру, ч. 3 ст. 1 УПК РФ, в которой закреплены положения о соотношении международно-правовых норм и внутреннего уголовно-процессуального права России. С одной стороны, из содержания этой нормы можно сделать вывод о приоритете как международных договоров, так и общепризнанных принципов и норм международного права над внутренним российским законодательством ("Общепризнанные принципы и нормы международного права и международные договоры Российской Федерации являются составной частью законодательства Российской Федерации, регулирующего уголовное судопроизводство"), с другой - предписывается в случае коллизии международных и внутренних норм отдавать предпочтение лишь "правилам международного договора". Однако общепризнанные нормы международного права не обязательно закреплены в международных договорах, а могут существовать и в форме обычая (так называемое общее международное право). Итак, имеются два противоречащих друг другу, конкурирующих суждения. Первое: "приоритет над внутренним законодательством имеют все нормы международного права - как договорные, так и обычные". Второе: "преимущество имеют только нормы международных договоров". Попытаемся использовать наш прием, разграничив сферы действия этих положений таким образом, чтобы они не являлись друг другу помехой. Прежде всего следует учесть, что нормы, закрепленные в ратифицированных международных договорах, всегда имеют приоритет над внутренним правом, в то время как нормам общего международного права, не нашедшим отражения в конкретных соглашениях, в случае коллизии с внутренними законами должно отдаваться предпочтение лишь в более узкой, специальной области - там, где они касаются соблюдения прав человека и гражданина (п. 1 ст. 17, ст. 18 Конституции РФ). Таким образом, установив логическую связь толкуемой нормы с положениями международного и конституционного права и разграничив область действия обычных и договорных норм, мы выявили ее настоящее логическое содержание. Другой прием логического примирения двух коллизионных норм состоит в том, что одну из них мы считаем общим правилом, а другую - исключением из него. Так, различного рода иммунитеты и привилегии в уголовном процессе логически несовместимы с принципом равенства граждан перед законом и судом, если не предположить, что они являются исключением, изъятием из общего правила, имеющим достаточное основание в иных принципах (международного сотрудничества, независимости судей, разделения властей и т.д.).

В формальной логике используется и  так называемый принцип исключенного третьего, согласно которому из двух контрадикторных, противоположных суждений (А есть В и А есть не В) или одно, или другое является истинным, и поэтому исключается возможность истинности третьего, среднего суждения: tertium non datur (лат.) - третьего не дано. При юридическом толковании необходимо подходить к этому формально-логическому принципу с осторожностью. Велик соблазн истолковать с его помощью некоторые уголовно-процессуальные нормы, прежде всего знаменитую презумпцию невиновности - "обвиняемый считается невиновным, пока его виновность не признана вступившим в законную силу приговором суда". Многие процессуалисты логически интерпретируют это юридическое положение, пользуясь следующим умозаключением: "коль скоро только суд и никто другой вправе признать в приговоре лицо виновным в совершении преступления (А есть В), следовательно до вступления приговора в силу обвиняемого следует считать невиновным (А есть не B)", ибо среднее суждение "обвиняемый еще не признан виновным, но не может считаться и невиновным" с точки зрения принципа исключенного третьего неправомерно. Однако следует иметь в виду, что в реальной действительности подобное исключающее отношение противоположностей может иметь место только при определенных обстоятельствах и лишь на определенной фазе развития явления, а именно при поляризации противоположностей. Например, при вынесении приговора суд в самом деле вынужден оперировать лишь категориями "виновен" или "невиновен", поскольку процесс судебного познания на этот момент завершен, позиции сторон обвинения и защиты максимально определились (поляризация противоположностей), и от суда требуется принять завершающее решение по делу. В этом случае принцип исключенного третьего "работает". Именно благодаря ему, например, при недоказанности участия подсудимого в совершении преступления (что с точки зрения логики также является средним суждением по отношению к контрадикции "виновен - невиновен") суд обязан признать это лицо однозначно невиновным ввиду его непричастности к совершению преступления (п. 2 ч. 2 ст. 302 УПК РФ).

Что же касается презумпции невиновности ("обвиняемый считается невиновным до вступления в законную силу приговора  суда"), то принцип исключенного третьего не в состоянии обеспечить ее правильную интерпретацию, так как до вынесения приговора процесс судебного познания незавершен, и противоречие суждений "виновен - невиновен" еще не достигает окончательной зрелости. Третье суждение ("обвиняемый не является, а лишь условно-юридически считается невиновным") в этом случае имеет право на существование, так как отражает действительность, ведь обвиняемый (подсудимый!) - это лицо, в отношении которого вопрос о виновности еще только решается. Соответственно логическое толкование, основанное на правиле исключенного третьего для объяснения презумпции невиновности неприменимо. С задачей интерпретации презумпции невиновности успешно справляется доктринальное, а именно специально-юридическое, толкование, о чем мы скажем более подробно несколько позднее.

Логическое толкование должно подчиняться  также принципу достаточного основания, который требует, чтобы для всякого суждения было приведено достаточное основание его истинности, доказательство того, почему именно дело обстоит так, а не иначе. Основание правовой нормы как юридического суждения - это та действительная цель, которую преследовал, создавая ее, законодатель. Именно цель в первую очередь позволяет объяснить содержание нормы, то, почему она выглядит "так, а не иначе". Поэтому толкование правовой нормы с позиции достаточного основания - это в первую очередь уяснение ее содержания исходя из цели, т.е. телеологическое толкование. Чаще всего подобная цель (ratio legis - лат.) может быть извлечена из текста или смысла самой толкуемой нормы либо других, связанных с нею норм. В таких случаях телеологическое толкование может рассматриваться как разновидность толкования логического (хотя в иных случаях телеологическое толкование может служить разновидностью других видов толкования, например социологического или доктринального). Так, ч. 4 ст. 50 УПК РФ предусматривает: если выяснится, что явка приглашенного подозреваемым или обвиняемым защитника невозможна в 24-часовой срок с момента задержания или заключения под стражу, защитник обеспечивается в порядке назначения, без предложения подозреваемому и обвиняемому пригласить другого защитника. При отказе подозреваемого, обвиняемого от назначенного защитника следственные действия с участием подозреваемого, обвиняемого могут быть произведены без участия защитника. В логической связи с данной нормой находится положение ч. 2 ст. 46 УПК РФ, предусматривающее обязанность органов предварительного расследования допросить подозреваемого не позднее 24 часов с момента фактического задержания. По-видимому, жесткое ограничение срока явки приглашенного защитника 24 часами объясняется именно необходимостью соблюдения 24-часового срока для начала допроса подозреваемого или обвиняемого. Потребность в толковании возникает в связи с вопросом: что делать в ситуации, когда подозреваемый или обвиняемый был вынужден отказаться от назначенного следователем защитника? Проблема в том, что отказ подозреваемого или обвиняемого от конкретного защитника, в том числе назначенного, не равнозначен отказу от защитника вообще. Если защитник по назначению не устраивает подозреваемого или обвиняемого ввиду его низкой юридической квалификации либо той позиции, которую он предлагает занять клиенту, подозреваемый или обвиняемый в силу своего права на защиту вправе отказаться от его услуг. Это не должно отрицательно сказываться на его процессуальном положении, ибо право на защиту - большая ценность, чем соблюдение процессуального (24-часового) срока допроса, тем более что последний и установлен главным образом с целью обеспечения права на защиту. Телеологическое толкование заставляет прийти к выводу, что если в подобном случае имеет место отказ от назначенного защитника, дознаватель, следователь или суд обязаны выяснить у подозреваемого и обвиняемого, чем вызван его отказ от назначенного защитника, разъяснить ему сущность и юридические последствия вынужденного отказа и при подтверждении такового предложить вновь заменить защитника, даже если это повлечет за собой пропуск 24-часового срока для первого допроса задержанного.

Для логического мышления есть основание считать суждение правильным, если для этого и в действительности имеется основание. Таким образом, принцип достаточного основания подводит нас к границам формальной логики, увязывая ее с объективной "логикой" отношений реального мира, а через это - с социологическим толкованием. Однако цель, которую преследует законодатель при создании правовой нормы, отражает его субъективные представления об этой "логике" действительности, которые иногда, в силу случайных причин, могут быть ей и не вполне адекватными. Поэтому в соответствии с принципом достаточного основания юридическое толкование должно по возможности сглаживать это расхождение, возвращая норму на почву реальности. Однако исполнение данной задачи сталкивается с серьезным ограничением, состоящим в том, что толкователь, если только это не аутентическое толкование, обычно не вправе исправлять норму по своему разумению, подменяя законодателя. Однако возможен компромисс - при толковании нормы законодатель предполагается во всех случаях мыслящим рационально по принципу lex est dictamen rationis (лат.) - право диктуется разумом. Это позволяет смягчить случайные отступления от принципа достаточного основания, избегая явных несообразностей. Из предположения о рациональности законодателя выводится так называемое золотое правило логического толкования, служащее важнейшим дополнением к телеологическому подходу: если закон допускает несколько толкований, из которых одно приводит к абсурду, а другое нет, приоритет надо отдать последнему, т.е. толкованию, соответствующему естественному порядку вещей, более рациональному. Так, по буквальному смыслу нормативного суждения, выраженного в ст. 120 Конституции РФ, судьи независимы и подчиняются "только Конституции РФ и федеральному закону". Значит ли это, что суды могут игнорировать, например, указы Президента России, принятые им в рамках своей законной компетенции (например, указы по вопросам гражданского права, по вопросам административного, трудового права и т.д.)? Конечно, нет. Подобное толкование вело бы к абсурду, ибо и законы, и соответствующие им иные правовые акты для того и существуют, чтобы уважаться всеми, и, в первую очередь, судьями. Следовательно, согласно "золотому правилу" мы должны считать, что действительный логический смысл данной нормы шире ее словесной формулировки - реально судьи подчиняются всем действующим нормативным правовым актам, соответствующим Конституции РФ и федеральным законам.

"Золотое правило" толкования  правовых норм не следует, на наш взгляд, понимать слишком буквально, т.е. в том смысле, что выбор толкователя ограничен лишь двумя крайностями: рациональность - абсурд. Во внимание может приниматься и весь промежуточный спектр между этими противоположностями. Другими словами, из нескольких возможных объяснений нормы должно быть избрано наиболее рациональное.

Так, перед налоговыми органами и  судами встал вопрос о возможности  привлечения к налоговой ответственности  налогоплательщиков по результатам  проведения камеральной проверки. По данному вопросу сложилась противоречивая практика федеральных арбитражных судов округов. Арбитражный суд Московского округа занял следующую позицию: так как Налоговый кодекс РФ (НК РФ) не устанавливает оснований и процедуры привлечения к налоговой ответственности по итогам камеральной проверки, привлечение к ответственности противоречит ст. 108 НК РФ, предусматривающей запрет на привлечение к ответственности за налоговое правонарушение, иначе как по основаниям и в порядке, предусмотренными НК РФ (см.: постановления ФАС МО от 15 мая 2001 г. N КА-А41/2272-01, от 14 мая 2001 г. N КА-А41/2195-01, от 22 декабря 2000 г. N КА-А40/5775-00). Впрочем, арбитражными судами других федеральных округов (Восточно-Сибирского, Уральского и Дальневосточного) была поддержана другая точка зрения, признающая право налоговых органов привлекать налогоплательщиков к ответственности по результатам камеральной налоговой проверки (постановления ФАС ВСО от 18 февраля 2001 г. N А19-9977/01-43-Ф02-168/2002-С1, от 29 августа 2002 г. N А19-5574/02-42-Ф02-2489/2002-С1, от 7 мая 2002 г. N А19-1523/01-42-ФО2-1078/02-С1; постановление ФАС УО от 22 марта 2001 г. N Ф09-493/2001АК; постановления ФАС ДВО от 5 сентября 2001 г. N Ф03-А73/01-2/1684, от 27 июня 2001 г. N Ф03-А73/01-2/1178).

Отмеченные расхождения в толковании норм налогового законодательства могут  объясняться противоречиями и неясностью ряда норм части первой Налогового кодекса РФ. Так, согласно ст. 31 НК РФ налоговые органы вправе проводить налоговые проверки в порядке, установленном ст. 87-89 НК РФ. Логический анализ содержания ст. 88 НК РФ позволяет установить следующие особенности камеральной проверки:

- ее проведение не требует  предварительного специального  решения руководителя налогового  органа;

- она проводится не позднее  3 месяцев со дня получения  от налогоплательщика налоговой декларации и документов, служащих основанием для исчисления и уплаты налога;

- при выявлении проверкой ошибок  заполнения документов либо противоречий  между сведениями, содержащимися  в представленных документах, об этом доводится до сведения налогоплательщика с требованием в установленный срок внести в документы соответствующие исправления;

- проверка проводится лишь на  основании представленных налогоплательщиком  документов и документов, истребованных  налоговым органом;

- налоговый орган вправе направить  требование об уплате соответствующей  суммы налога и пени на суммы  доплат по налогам, выявленные  по результатам камеральной проверки, а также внести изменения в  соответствующие документы.