Толкование норм права

Итак, положения Федерального закона "Об адвокатской деятельности и  адвокатуре в Российской Федерации" имеют приоритет над предписаниями п. 2 ст. 7.1 Федерального закона "О противодействии легализации (отмыванию) доходов, полученных преступным путем, и финансированию терроризма". В силу этого обращенное к адвокатам требование доносить государственным органам о сделках, которые осуществляются или предположительно могут быть осуществлены их клиентами в целях легализации (отмывания) доходов, полученных преступным путем и т.д., реализовываться не должно и, вероятнее всего, не будет. В самом деле, если к адвокату изначально обращаются с просьбой о содействии в легализации преступно полученных доходов, то он, следуя ч. 4 ст. 6 Закона "Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации", обязан отказаться от предоставления обратившемуся с таким предложением лицу какой-либо юридической помощи в данном вопросе, и потому "требования в отношении идентификации клиента" на него не распространяются, ибо в данном случае клиента у него попросту не появляется. Если же адвокат все-таки незаконно принимает на себя оказание подобной юридической помощи, то он становится субъектом преступления, предусмотренного ст. 174 УК РФ, и тогда вправе не свидетельствовать против самого себя в силу ст. 51 Конституции РФ.

Д. Система законодательства и систематическое толкование правовых норм

Представляется, что юридическое  толкование в случае коллизии норм, принадлежащих к разным отраслям права, неизбежно должно учитывать  и иерархию самих правовых отраслей, или отраслей законодательства. Как отмечает Р.З. Лившиц, "правовое регулирование осуществляется через три слоя, три "сквозные жилы" в общественных отношениях: имущественные отношения, управленческие отношения и отношения по обеспечению общественного порядка... Рецепцией конструкции публичного и частного права в современных условиях явилась идея профилирующих отраслей права, к которым, прежде всего, было отнесено государственное, административное, гражданское и уголовное право"*(42). И хотя сам Р.З. Лившиц не слишком высоко оценивает идею разделения права на разные уровни и выделения профилирующих и специальных, основных и комплексных отраслей, считая ее чисто терминологическим ухищрением*(43), но нам представляется, что эта мысль все же может быть весьма плодотворной - при решении проблемы толкования коллизионных норм права. Однако к профилирующим отраслям права следует, на наш взгляд, отнести не только государственное, административное, гражданское и уголовное право, но и такие фундаментальные правовые отрасли, как уголовный процесс и гражданское судопроизводство.

Что же касается таких отраслей законодательства, как трудовое, хозяйственное, предпринимательское, патентное, земельное право, законодательство о лесах, о недрах и т.д., и т.п., то они относятся не к профилирующим (основным), а либо к специальным, либо к комплексным правовым отраслям. Более того, некоторыми авторами ставится под сомнение само право этих отраслей на полноценное и длительное существование. "Их корни, - считал Л.И. Спиридонов, - в административном и гражданском праве. Образование этих отраслей - результат вмешательства государства в сферы частной и общественной жизни, явившиеся следствием ликвидации частной собственности и превращения всех средств производства в государственную собственность... Возникает сомнение: не являются ли некоторые из функционирующих здесь групп юридических норм, выдаваемых за исторически сложившиеся отрасли права, искусственными образованиями, отражающими лишь специфику того, что называли социализмом?"*(44)

Нам представляется, что необходимо разграничивать между собой специальные  и комплексные правовые отрасли. Специальные отрасли имеют дело с тем же самым предметом регулирования, что и профилирующие, но не в полном объеме, а только с определенной (специальной) его частью. Методы правового регулирования в специальных отраслях в целом аналогичны профилирующим отраслям, хотя, исходя из особых интересов регулируемой общественной сферы, они сочетаются здесь в несколько иной пропорции. Так, если гражданское право - профилирующая отрасль, то специальными отраслями по отношению к ней будут: законодательство об открытиях, изобретениях и интеллектуальной собственности; законодательство о предпринимательстве; жилищное; земельное и семейное право. Эти специальные отрасли так же, как и гражданское право, регулируют в основном имущественные и связанные с ними личные неимущественные отношения, хотя в сопоставлении с гражданским правом доля императивного метода регулирования в этих отраслях выше по сравнению с диспозитивным методом, что отражает необходимость в большей степени вмешательства государства в данные сектора общественных отношений. Гражданскому процессуальному праву как профилирующей отрасли, в свою очередь, соответствуют такие специальные отрасли, как: арбитражное процессуальное законодательство и примыкающее к нему законодательство о третейских судах. В целях настоящего исследования особенно важно подчеркнуть, что специальные правовые отрасли не "отрывают" часть предмета регулирования от основных отраслей, а лишь регулируют часть этого предмета несколько по-иному, в соответствие со специальными общественными потребностями. Благодаря этому становится объяснимым и нередко имеющее место двойное регулирование гражданским и специально-отраслевым правом одних и тех же групп общественных отношений. Например, в Гражданском кодексе РФ содержатся главы или нормы, посвященные жилищным, земельным отношениям, организационно-правовым формам предпринимательства, ответственности предпринимателей, интеллектуальной собственности и т.д., и в то же время эти вопросы регулируются специальными законами (Жилищный кодекс РФ, Земельный кодекс РФ и т.д.).

Поскольку предмет правового регулирования  в основной правовой отрасли и  соответствующих ей специальных  отраслях по сути представляет собой  континуитет (некую целостность, преемственность в правовом развитии), то нормы основной и специальной отраслей находятся как бы в одной и той же правовой плоскости, следовательно, юридически они соизмеримы. Поэтому здесь корректно использовать рассмотренное нами выше правило о приоритете специальных норм над нормами общего характера. То есть если норма принадлежит к профилирующей отрасли, то в случае коллизии ее с нормой специальной отрасли приоритет должно отдавать норме специальной.

Например, согласно ч. 8 ст. 5 Жилищного кодекса Российской Федерации от 29 декабря 2004 г. в случае несоответствия норм жилищного законодательства, содержащихся в иных, в том числе федеральных, законах (а значит и ГК РФ), положениям Жилищного кодекса РФ предпочтение следует отдавать нормам Жилищного кодекса РФ. То есть в жилищном секторе имущественных отношений приоритет остается за нормами специальной правовой отрасли. Такое же положение можно наблюдать при соотношении норм специальных отраслей со всеми другими конкурирующими нормами, в том числе, очевидно, и Гражданского кодекса РФ. Так, в ч. 1 ст. 2 Земельного кодекса Российской Федерации от 25 октября 2001 г. указано, что нормы земельного права, содержащиеся в других федеральных законах, законах субъектов Российской Федерации, должны соответствовать Земельному кодексу РФ. На основании ст. 3 Семейного кодекса Российской Федерации от 29 декабря 1995 г. другие федеральные законы, содержащие нормы семейного права, должны приниматься в соответствии с Семейным кодексом РФ; нормы семейного права, содержащиеся в законах субъектов Российской Федерации, также должны соответствовать этому Кодексу.

Иные взаимоотношения  существуют между нормами профилирующих  и комплексных правовых отраслей. На наш взгляд, комплексной следует  считать только такую отрасль  законодательства, которая одновременно, но в особом ракурсе регулирует предметы нескольких профилирующих отраслей. Методы правового регулирования могут сочетаться здесь в ином соотношении, чем в профилирующих ("родительских") отраслях. Следует отметить, что комплексные отрасли, в отличие от специальных, окончательно изымают часть предмета правового регулирования из сферы "родительских" профилирующих отраслей. В результате сращивания в рамках комплексной отрасли двух или более разнородных групп общественных отношений каждая из них - под влиянием своего "сиамского близнеца" (другой или других групп отношений) - приобретает существенно новое качество и теряет непосредственную связь с "родительской" отраслью, выходя из ее континуитета. В результате нормы комплексной отрасли не могут корректно соизмеряться непосредственно с нормами профилирующей "родительской" отрасли, и правило о приоритете специальной нормы над нормой общего характера теряет здесь прежнюю силу. Иначе говоря, когда норма профилирующей отрасли вступает в конфликт с нормой производной комплексной отрасли, приоритет остается за нормой "первородной" профилирующей отрасли.

Так, уголовно-процессуальное и административное право являются, на наш взгляд, "родительскими" профилирующими отраслями для законодательства об оперативно-розыскной деятельности, которое относится к числу комплексных отраслей. Необходимость в систематическом толковании возникает чаще всего, когда решается вопрос о придании доказательственной силы материалам, полученным в результате оперативно-розыскной деятельности. При этом нередко возникают коллизии уголовно-процессуальных и оперативно-розыскных норм. Например, Федеральным законом от 12 августа 1995 г. "Об оперативно-розыскной деятельности" (ст. 6, 8) предусматривается такой вид оперативно-розыскных мероприятий, как оперативный эксперимент. Он представляет собой способ получения информации за счет создания негласно контролируемых условий для выявления противоправных намерений лиц, подозреваемых в подготовке или в совершении тяжких или особо тяжких преступлений. Результаты оперативного эксперимента излагаются в документах - рапорте сотрудника оперативного подразделения и акте оперативного эксперимента, который по своей форме обычно напоминает протокол уголовно-процессуального следственного эксперимента. К этим документам могут быть приобщены предметы (фотографии, видеозаписи, аудиозаписи и т.д.), полученные с помощью специальных технических средств. Таким образом, в итоге проведения оперативного эксперимента возможно получение документов и предметов, которые в случае возбуждения уголовного дела могут претендовать на роль иных документов (ст. 84 УПК РФ) и вещественных доказательств (ст. 81 УПК РФ) в уголовном процессе. Тем не менее правомерность признания этих материалов судебными доказательствами вызывает серьезные сомнения. В специальной литературе, ссылаясь на мировой опыт, утверждается, что оперативный эксперимент может включать в себя "приглашение к совершению противоправных действий", "создание возможностей для противозаконных действий". При этом предполагается, что склонение лица к совершению противоправных действий не является неоправданным ввиду очевидно противоправного характера действий, в которых лицо приглашается участвовать. От уголовно-противоправного подстрекательства к совершению преступления такие действия отличаются лишь тем, что лишь предоставляют лицу возможность совершить преступное посягательство, но активно не побуждают его к этому*(45). Однако с точки зрения уголовно-процессуального закона такие действия, на наш взгляд, не могут быть признаны правомерными и, следовательно, не способны породить допустимое доказательство. Так, одной из важных задач, решаемых в ходе уголовного процесса, является предупреждение совершения подозреваемым и обвиняемым новых преступлений (ст. 97, ч. 1 ст. 106 УПК РФ). Расстановка в ходе оперативного эксперимента различных психологических "ловушек" и "приманок" к совершению лицом преступления никак не вписывается в эту задачу, более того, в осуществление задачи охраны прав и свобод человека и гражданина в уголовном судопроизводстве (ст. 11 УПК РФ), в частности конституционного права каждого лица на свободу от проведения над ним без его согласия каких-либо опытов и экспериментов (ст. 21 Конституции РФ).

Так, например, по уголовному делу, возбужденному по подозрению В. в незаконном приобретении, хранении и сбыте наркотических веществ, сотрудниками оперативного подразделения был направлен к В. его знакомый Г., который стал долго и настойчиво просить В. купить для него наркотик, мотивируя это тем, что он всем должен и никто ему без возврата долга наркотики уже не продаст и что он плохо себя чувствует, так как у него началась "ломка". Он, кроме того, обещал "угостить" наркотиком В., который также страдал наркотической зависимостью. В. сначала отказывался, но потом согласился. В момент передачи им Г. купленного для него наркотика В. был задержан, а затем привлечен к уголовной ответственности и осужден.

Как видно из данного примера, проведенный  оперативный эксперимент явился, по меньшей мере, провокацией преступления и не имел ничего общего с выполнением задачи профилактики преступлений. Поэтому полученные в ходе его предметы (наркотики, деньги) на основании требования Конституции РФ (ч. 2 ст. 50) и уголовно-процессуального закона о признании недопустимыми доказательств, добытых с нарушением федерального закона, не должны были признаваться судом допустимыми доказательствами. Итак, систематическое толкование норм УПК РФ и Закона "Об оперативно-розыскной деятельности" показывает, что нормы профилирующей отрасли - уголовного судопроизводства - следует рассматривать как приоритетные перед нормами комплексной отрасли - законодательства об оперативно-розыскной деятельности.

Другой пример: в постановлении Конституционного Суда РФ от 1 декабря 1997 г. N 18-П "По делу о проверке конституционности отдельных положений статьи 1 Федерального закона от 24 ноября 1995 года "О внесении изменений и дополнений в Закон Российской Федерации "О социальной защите граждан, подвергшихся воздействию радиации вследствие катастрофы на Чернобыльской АЭС"" Конституционный Суд РФ признал норму данного Закона не соответствующей Конституции РФ, в частности, в силу ее противоречия соответствующим нормам ГК РФ, а потому снизившую уровень возмещения инвалидам Чернобыльской АЭС по сравнению с обычными пострадавшими. Конституционный Суд мотивировал свое решение следующим образом: "Это вытекает также из особенностей конституционно-правовых отношений между гражданами и государством, которое должно обеспечить гарантированную стабильность при реализации предусмотренного статьей 42 Конституции Российской Федерации права каждого на возмещение ущерба. Стабильность в сфере конституционно-правовых отношений между государством и гражданами не должна быть меньшей по своему уровню, чем в сфере других правоотношений, складывающихся на основе норм отраслевого законодательства, как не допускается, во всяком случае, снижение установленного объема и размера возмещаемого вреда в гражданско-правовом порядке (часть третья статьи 1085 Гражданского кодекса Российской Федерации и статья 4 Федерального закона "О внесении изменений и дополнений в законодательные акты Российской Федерации о возмещении работодателями вреда, причиненного работникам увечьем, профессиональным заболеванием либо иным повреждением здоровья, связанными с исполнением ими трудовых обязанностей")".